Пуля для императора - Андрей Белянин

– Среди моих друзей нет предателей и негодяев, – вспомнив о Иеремии и Сэме, я быстро прикусил язычок, но поздно.

– Что ж… значит, вы не хуже меня знаете, как надо платить долги чести. Поверьте, это не доставляет мне ни малейшего удовлетворения…

– Чем же лично вам так не угодил царь Александр?

– О, я искренне восхищаюсь венценосной особой нашего государя, – устало покачал головой мой недавний знакомец из Зимнего дворца. – Думаю даже, что если я переживу сегодняшний день, то пущу себе пулю в висок при первой дикой пьянке в Берлине или Брюсселе. А может быть, и нет…

Я прикинул расстояние между нами. Мне никогда не доводилось метать ножи, но судя по тому, как это делал Матвей, ничего сложного, верно?

– Опустите кинжал. Поверьте, я достаточно опытный стрелок. Казаки ещё далеко. Даже если хоть кто-то и услышит выстрел, то не поверит самому себе и будет ждать второго, подтверждающего. А его не будет, пока коляска императора не подъедет к убитой лошади. Наш государь по природе своей отважен и любопытен. Так что волей-неволей вы оказали мне хорошую услугу.

Я скрипнул зубами и на полшага двинулся вперёд.

– Не стоит, – аристократически поморщился негодяй. – Не надо дёргаться и изображать из себя героя. Умрите достойно, как подобает истинному британскому джентльмену!

До сих пор не могу себе объяснить, какая божественная сила в тот же миг толкнула меня в плечо, в самый миг грохнувшего выстрела, и пуля разорвала мой грязный кафтан, едва не царапнув рёбра.

– Дьявольщина! – выругался предатель, а я, не замедляя ритма, прокатился ему под ноги, перехватывая горячий ствол ружья в момент второго выстрела. Мой висок обожгло пороховыми газами, но сама пуля ушла куда-то в небеса, к вратам святого Петра-ключника.

Продолжая держать ствол левой рукой, не чувствуя боли, я махнул правой, и длинный острый кинжал заставил моего противника отступить. Тем не менее он вырвал ружьё и замахнулся им на меня, как дубиной. Увернулся я легко, это начинало входить в привычку.

Со стороны дороги раздались тревожные крики конвойных казаков, два выстрела услышали все и подняли тревогу. Теперь я мог быть спокоен за императора. Но не за собственную жизнь…

– А знаете, что самое смешное, Михаил Николаевич? – спросил у меня этот мерзавец, покачивая тяжёлым ружьём. – Если вы убьёте меня, вас отправят на каторгу, ибо вы самоуправно, без суда и следствия, лишили жизни лицо, принадлежащее к уважаемому дворянскому роду Юсуповых. А если я убью вас, то меня назовут героем, спасшим жизнь государя! Как вам такой расклад?

Я собрался было духом ответить и едва не пропустил тяжёлый удар в голову. Ответным взмахом кинжала, скользнувшего по прикладу, стволу и на излёте буквально кончиком задевшего запястье противника, мне удалось сравнять шансы. Он взвыл, из раны хлынула кровь.

– Теперь мы квиты, – успел ответить я, когда взлетевший вверх приклад вдруг опустился вниз и неожиданно ударил меня в колено.

От невероятной боли я рухнул навзничь. Мерзавец прыгнул мне на грудь, сдавив мою шею, словно клещами. Кинжал выпал из руки, небо помутнело, с вмиг вспотевшего запястья что-то холодное скользнуло в ладонь.

– Всё. Хватит. Как же вы достали… Собакам и псам пора знать своё место!

Я ударил, не целясь, и серебряный браслет, повисший на гребне пальцев, чётко впечатал тяжёлую собачью голову в висок бешеного юсуповского отпрыска.

Молодой мерзавец покачнулся. Я собрал все силы в кулак, и второй удар оказался смертельным. Послышался хруст височной кости, хватка противника ослабла. Он тяжело повалился на меня, едва ли не ткнувшись лицом в лицо, и я, поднапрягшись, сумел свалить бездыханное тело в сторону.

Со стороны дороги уже слышались крики казаков, раздавались команды, конское ржание, и, в общем-то, вопрос моего задержания был делом двух-трёх минут.

– Ну и чёрт бы с вами со всеми, – едва шевеля губами, пробормотал я.

Кое-как встал, колено болит, плечо болит, раны сочатся кровью. Подобрал кинжал Матвея (если не верну, убьёт же…) и только-только успел пройти два шага к спасительным кустам, как сзади раздалось грозное:

– Стоять, сукин кот!

Я обернулся. Прямо за моей спиной восседал на горячем донском жеребце молоденький конвоец лет восемнадцати. В его руке грозно покачивалась острая шашка кавказского образца. Я такую у Матвея видел.

– Руки вверх!

Я послушно подчинился. Молодой казачок вдруг сделал круглые глаза.

Он переводил взгляд с уставного златоустовского кинжала на серебряный браслет, потом вдруг резко огляделся по сторонам и, свесившись с седла, быстро шепнул:

– Беги, дурак. Я тебя не видал, ты – меня.

И, привстав на стременах, громко проорал:

– Никого нет, ваше высокобродие-е!

Каюсь, на тот момент я даже не поблагодарил парня.

Просто бросился в кусты и, зажимая бок, шатаясь от боли, побежал куда-то в сторону, как можно дальше от дороги, от проклятого трактира, от всей этой крови и грязи, от предательства и доблести, от чести и бесчестья, потому что я не хочу больше быть Цепным Псом, не хочу себе такой жизни, такой смерти и такой славы…

…Когда я споткнулся и упал, не помню. Также не помню и всего, что было потом, потому что в себя пришёл лишь в знакомом доме покойного генерала Воронцова.

В чистой постели. Абсолютно голым, под одеялом! Как я сюда попал и кто меня раздел, долго гадать не пришлось. На мой лоб легла тяжёлая мозолистая рука папиного денщика.

– Живой, что ль, твоё благородие? Ну вот и ладушки. А то девка твоя изревелась вся, влюбилась, что ль…

– Матвей… Вы живы?

– Да чего со мной сделается-то? Две раны зашили, одну даже трогать не рискнули, так я тайком от врачей пулю зубами выгрыз. А ты-то как, живой?

– Ну… вот как-то… так…

– Чудны дела твои, Господи, – перекрестился старый казак, и я заметил, что его левая рука покоится на перевязи в бинтах. – Как ты понял-то, что энтот хмырь столичный на государя с ружьецом охотиться заляжет?

– Фон Браунфельс сам сказал перед смертью, что кто-то там… намекнул… Не знаю. Я не был уверен. И уж тем более не знал, что предателем может быть русский!

– На то он и предатель, – наставительно покачал бородой Матвей. – Ежели б там китаец, али немец, али ещё какой иностранноподданный был, тогда б с него и спрос иной. А ежели свой, так завсегда предатель.

– Что было там… в трактире… как вы?

– Да побили мы их всех, как кутёнков!

– И этого… вашего, Тарас-эфенди?

– Убег, сучий сын!

– Я почему-то так и думал. Как вы успели уйти и… все живы?

– Не все, – тихо буркнул Матвей, – Все тока в сказках побеждают. Морячка одного едва живым увезли. А лысый энтот на моих руках умер. Шестнадцать ножевых ран на нём, да в руку, да ещё две пули в живот…