Госпиталь брошенных детей - Стейси Холлс

чтобы горбиться в постели над едой, словно инвалид. Я оделась и спустилась вниз, что проверить входную дверь перед тем, как идти в столовую. На столе в прихожей горели свечи, и дверь была надежно заперта. Вроде бы все в порядке, но кое-что изменилось. На стене над столом висел большой портрет в позолоченной раме: женщина в красном платье, ласкавшая собачку. Я медленно двинулась к ней, пытаясь вспомнить, как она попала сюда, и не смогла. Выражение ее лица было энергичным и озорным, а у ее правого локтя лежал свиток, как будто она отвлеклась от чтения письма. Ее шею украшал большой крест, достойный папы римского по своей роскоши, а голову – белый домашний чепец. Потом я заметила что-то еще – записку, вложенную в углу, между рамой и холстом. Я вынула ее и развернула.

Дорогая миссис Каллард,

Вы говорили о желании украсить ваш вестибюль портретом из дедовой коллекции по моему выбору. Этот портрет покойной Мэри Эдвардс кисти Уильяма Хогарта является одним из моих самых любимых, и я думаю, что у вас она будет чувствовать себя как дома. Что-то в ее манере держаться напоминает мне о вас. Искренне надеюсь, что вскоре вы сможете принять меня. Более всего остального я хочу выразить мое личное глубочайшее сожаление, потому что письмо – да и сама картина – не могут выразить этого.

Искренне ваш (в мраморе),

Эллиот Мид

Итак, он подарил мне картину Хогарта. Должно быть, вывоз такого ценного произведения из дома его деда был настоящим подвигом. Судя по всему, его мать воспротивилась этому не менее решительно, чем аукционист. Тем не менее он настоял на своем. Я внимательно изучила портрет женщины, которую доктор Мид сравнил со мной, но не обнаружила никакого сходства. К тому же я не люблю собак.

Элиза и Шарлотта, сидевшие за обеденным столом, с тревогой посмотрели на меня, когда я вошла в комнату. Они согнулись над своими тарелками, орудуя столовыми приборами и тихо беседуя друг с другом. На лице Шарлотты играла легкая улыбка, моментально исчезнувшая при моем появлении. Я заняла свое обычное место и стала дожидаться Агнес, поскольку знала, что она понесет мой обед наверх. Когда она начала подниматься, я окликнула ее.

– Мадам, это вы? – спросила она после небольшой паузы.

В дверях появился серебряный поднос с тарелкой бульона, хлебом и сыром, – пищей для слуг, которую я употребляла в последние дни, совсем не похожей на сытную печенку с луком на тарелках у Элизы и Шарлотты.

– Мадам! – Она издала радостный возглас. – Вам стало лучше! Очень рада видеть это. Разрешите, я все устрою. – Она положила салфетку и потянулась за бульоном.

– Я не инвалид, Агнес, и я больше не хочу так питаться. Буду признательна, если ты принесешь мне печенку.

Она сразу же стала собирать поднос, покраснев до самой шеи.

– Сию минуту, мадам. Рада слышать, что к вам вернулся аппетит.

Она торопливо вышла из комнаты с бренчавшей посудой на подносе, а мы трое сидели в неприятном молчании, пока она не вернулась с надлежащей едой и не разложила вокруг меня столовые приборы с большой церемонностью. Я ждала, пока последняя ложка не легла на свое место; потом Агнес вышла и очень тихо прикрыла дверь за собой, как будто покидала больничную палату.

– Вам лучше, мадам? – тихо спросила Элиза. Ее взгляд был серьезным.

Я промолчала и стала накладывать капусту в свою тарелку. Пока что я не смотрела на Шарлотту, страшась увидеть свое отражение в ее глазах. Она несколько раз осторожно стучалась в дверь моей спальни за последние дни (без сомнения, по указке Элизы), но я ее не впускала.

– Мадам, – снова заговорила Элиза. – Извините, если я говорю невпопад, но я искренне сожалею о том случае. Мы не знали, что это так расстроит вас.

Я резко посмотрела на нее.

– Что рассказал доктор Мид?

Она едва заметно нахмурилась.

– Только то, что вы приняли нас за грабителей, и поэтому… – Она сглотнула. – Это было легкомысленно с нашей стороны. Мы не представляли, что вы так напугаетесь.

Я продолжала жестко смотреть на нее и размышляла о том, знает ли она всю правду. Краешком глаза я видела бледное лицо Шарлотты и ее широко распахнутые темные глаза.

– В капусте не хватает сметаны, – обратилась я к Элизе. – Будь добра, отнеси блюдо на кухню.

Ее неприкрытая жалость была невыносима для меня. Это было даже хуже, чем страх, который я испытала при виде ее маски. Швы моей души снова разошлись, как будто я была готова к очередному приступу безумия. Элиза встала и вышла с тарелкой капусты, закрыв за собой дверь.

Я положила себе печенку с луком, хотя совершенно не хотела есть, и обратилась к Шарлотте:

– Скажи, что тебе понравилось в том ландшафтном саду?

Она сидела напротив меня в снежно-белом платье, уткнувшись взглядом в скатерть. Ее волосы были заплетены в косичку и перевязаны розовой лентой.

– Или тебе не понравилось? – продолжала я. Она стиснула зубы и посмотрела на дверь. Я бросила вилку на стол.

– Не смотри на няню: отвечай мне!

– Да, мама, – горестно сказала она.

– Что именно тебе понравилось?

Она смотрела на свои колени.

– Мне понравилось быть на улице. Там много людей.

– И все они носили маски?

– Нет, – прошептала она.

– Что еще ты видела?

Встревоженная моими прямыми вопросами, обычно предназначенными для уроков, Шарлотта потерла пятно на скатерти.

– Я видела забавную собачку, как у тети Амброзии. И там был орка… оркист…

– Оркестр?

– Да, много людей играли музыку, как в церкви. И люди ели стоя.

Тогда я заметила это: щель в верхнем ряду ее зубов. Ее розовый язычок проникал туда, как ящерица, отчего она немного шепелявила. Вспышка холодного ужаса пронзила меня, когда я вспомнила, как схватила кочергу и замахнулась ею… куда?

– Когда ты потеряла зуб? – резко спросила я, моментально напугав ее. В этот момент вернулась Элиза, и на лице Шарлотты отразилось облегчение… Было ясно, что теперь она боится меня, и так будет всегда.

– У Шарлотты выпал зуб. – Я старалась говорить как можно спокойнее. – Когда она потеряла его?

– Ох, только вчера, мадам. Он шатался с понедельника – правда, девочка? А вчера ночью сам выскочил из лунки – она была оживленной и жизнерадостной, как будто испытывала облегчение от того, что можно поговорить о другом. Она встала за спиной Шарлотты и положила руки ей на плечи. – Мы сохранили его, чтобы показать вам. Мы решили, что вам захочется увидеть его,