Дорога камней - Антон Карелин

Элизабет Дану, «Малая Энциклопедия Севера», том первый: «История и География», Вступление. Впервые издано в 255 году ВЛ.

16

Солнце медленно всходило из волн тумана у берегов великой реки, раскрашивая мир в алые тона. Поросшие тёмной зеленью холмы принимали его свет благодарным пением листьев в ветвях. Птицы носились над водой, пронзительно и радостно крича, расправляя крылья, вспыхивая в потоках неба белым, алым и серебром. Воздух казался насыщенным жизнью и светом, цветением и свободой. Мелкие зеленые былинки танцевали и плыли далеко от берега над белыми гривами волн, словно бесконечная мошкара, вились над широким плотом, почти в центре которого тускло блестела чёрная кожа грубо сшитого высокого шатра.

Даниэлю не было дела ни до кого и ни до чего.

Он был угрюм и почти что зол. Вырвавшись на свободу, до сих пор внутренне в это не верил. Многое потеряв, но сохранив жизнь, он чувствовал себя обобранным. Расставшись с той, что неизвестно за что наказала, предала и уничтожила его, он стал бесконечно одинок. И как ни желал он успокоиться и собраться, ничего со своими чувствами поделать не мог.

Грета вспыхнула золотистой спасительной искрой на его пути, и покуда не сошла с него, — далёкая, непонятная, до головокружения тёплая. Судя по происходящему, очень жестокая... Впрочем, истязаемый ею Родгар, воин чести в кожаных штанах, к этому дню уже превратившийся в бессильную, почти бессловесную тень, интересовал Ферэлли ещё меньше, чем она.

Дикие Земли остались позади. Плот нёсся часов по шестнадцать в сутки, преодолевая за день безостановочного полёта в волнах что-то около ста пятидесяти миль. Даниэль не слишком помнил карты и масштабы, но, судя по всему, близились земли, принадлежащие друидам. В старые времена сумевшим защитить северную часть континента от ширящегося Катаклизма Возмездия — сокрушительного гнева и Проклятия Алой Госпожи.

Здесь ярость и темнота, призванные Госпожой из иных, далёких и страшных миров, в давние годы смешались с цветущей, зеленеющей и мирной землёй, сильной в своей жизнестойкости. В результате чего получились странные, наполовину безжизненные, уж точно бесчеловечные поля, луга, лощины и леса. Живущие своей жизнью, очень тихие и покойные. Не слишком добрые к смертным, осмеливающимся шагать сквозь них. Полные видений и сырости, туманов и миражей. Навевающие странные сны. Уводящие в сумрак и тишину. Способные свести с ума.

В народе их так и назвали — Туманные Земли.

Грета испытывала какое-то мечтательное удовольствие от того, что эти сказочные, малоизученные и таинственные места были рядом, на расстоянии вытянутой руки, и плот, послушный её воле, приблизился к ним, хотя она так и не отдала приказа причалить. Поэтому по утрам и вечерам вокруг, с северной стороны Иленн, у левого берега которой они теперь плыли, колыхался, стоял или тёк постоянный, белесый или серый, полупрозрачный или совсем густой, редкими сгустками или бесконечным маревом — вздыхающий, медленно кружащийся туман.

Однако полоса Туманных Земель была довольно узка; они проскочили её меньше чем за трое суток, и, выйдя снова на середину реки, плыли дальше.

Берега вокруг все более зеленели, наливаясь светом и соком жизни; кроны свешивались в воду, изредка покрытую осокой. Камыши встречались ещё реже — вода великой Иленн, реки в две с половиной мили шириной, была быстра, холодна и чиста, особенно ближе к средине, где они и плыли теперь, быстрее течения в пять или шесть раз.

Вот это уже имело хоть какое-то значение — пробуждение мира вокруг. Росистые утра и радужные дожди, трели неведомых птиц вечерами, уханья филинов в густых прибрежных рощах (они иногда подплывали прямо к берегам, замедляя ход и слушая птичьи разговоры, шелест северных лесов, погружающихся во мрак, — Грета любила такое), плеск выскакивающей рыбы, танец зыбкой лунной дорожки и мерцание звёзд, воздух покоя, свежесть освобождения...

Даниэль постепенно начинал меняться и оживать. Мысли его, свободные и почти спокойные, текли себе из одного русла в другое, ему некуда было торопиться, не от кого бежать, — и хотя он явственно понимал, что долго этот покой не продлится, он все же ушёл в себя, откликаясь лишь красоте вокруг.

Он был уже не таков, как совсем недавно, чуть больше недели назад. Прошедшее сделало его иным. Он витал в безызвестности и был готов поверить практически во все, из мира статичности вырванный в мир вершащихся чудес.

И под брызгами, рождёнными стремительным сплавом плота или изящно-шаловливой ручкой Греты, иногда выходившей полюбоваться на сияние ночных небес, восход или закат, и частенько шалившей с нежной улыбкой, с ко- локольчиковым смехом, просыпался новый — странный, насторожённый, очень внимательный и чуткий человек, в груди которого сквозняком раздумий колебались лишь отголоски ранее бушевавших эмоций и страстей.

Неделя прошла, за ней минула ещё одна. Запасы еды не кончались, Даниэль подозревал, что они пополняются магическим путём или даже просто телепортируются сюда откуда-то ещё.

Он успокоился почти совсем, и только одно не давало ему покоя — Чёрный и тайна отца. Зачем? Что это могло изменить? Или услышав правду, он решился бы идти на войну с Империей, с Принцессой, погубившей его род?..

Нет, сейчас Даниэль не желал сражаться ни с кем. Ему по-прежнему хотелось в Тальгду, к свободной и тихой жизни, которую можно будет затратить на познание, поиск мудрости и медленный, неторопливый рост. Но эта дорога казалась далёкой и уже не совсем той, не столь привлекательной и мудрой, как раньше, — неясно отчего. Шагать или не шагать по ней, значило совершенно немногое. По крайней мере Даниэлю было почти все равно, к началу какой жизни донесёт его вздымающаяся темно-синими волнами река.

Только Малыш, сладко спящий рядом, под одеялом, и греющий его бок, сладко просыпавший очередной рассвет путешествия, имел хоть какое-то значение... Хотя нет, ещё Чёрный.

Непонятный, надменный, насмешливый. Холодный.

Он что-то знал об отце. И Даниэль, после всего произошедшего, вспоминая слова Катарины, отчётливо понимал: все очень непросто. Совсем не так, как казалось тогда, в радужном детстве, когда он был не одинок. И не так, как сверкало, грохотало в обрушившемся на него аду Королевской Охоты.

Все гораздо сложнее. Многочисленнее, многолюднее. Древнее. Все началось не сейчас; в данный момент лишь начинает проявляться. И пока он бессилен хоть что-то предпринять, так как достоверно не знает ни о чем. А Вельх, единственный из тех, кто мог бы ему помочь, неимоверно, пронзительно далеко.