Мое самодержавное правление - Николай I

23 года, по воле Императора Александра, я неутомимо писал историю, назывался Государственным историографом, но не получал никакого жалования от Государства и никаких денежных наград, кроме суммы, выданной мне в 1816 году из кабинета для платежа типографщикам за печатание десяти первых томов, и кроме двух тысяч пенсии (ассигнациями), определенной мне, как почетному члену Московского университета. Я жил плодами своих трудов; но теперь уже дописываю последний том: с ним кончится и моя деятельность и мой важнейший доход.

Если Ваше Императорское Величество милостиво исполните мою всеподданнейшую просьбу, то это будет для меня величайшим благодеянием: других желаний и видов не имею. Неисполнение, признаюсь, огорчит меня; но да будет воля Божия! Ничто не охладит в душе моей истинной любви к вам и признательности за благоволение и лестную доверенность, которые вы мне уже оказали.

Могу ли ждать ответ? По крайней, мере мысль о долговременной неизвестности, в теперешнем моем физическом состоянии, несколько тревожит мое воображение.

Ответ государя от 6 апреля 1826 г.Царское Село

Ежели не ранее вам отвечал, любезный Николай Михайлович, то не полагайте, чтобы то было из забывчивости, но, напротив, из желания о всем дать ответ удовлетворительный. Я искал приладить желание ваше с возможностью и полагаю, что, может, успел в том. Предлагаю вам следующее, но наперед благодарю вас сердечно и за доверенность, и за содержание письма вашего; жалею сердечно, что первая услуга, которую вы ставите меня в возможность вам оказать, клонится к тому, чтоб вас удалить от всех нас.

Вы поверите, надеюсь, без труда, что с сердечным прискорбием убеждаюсь, что сие временное удаление необходимо. Но так, видно, Богу угодно, и должно сему покориться без ропота. Однако покуда я, быв здесь, привел в порядок ваше летнее квартирование[156] в надежде, что пригодится.

Но обратимся к делу. Вам надо ехать в Италию – вот что хотят медики; надо их послушать и избрать лучший способ, т. е. покойнейший, как туда доехать: морем ли до Италии, или только до Любека, или сухим путем?

Пребывание в Италии не должно вас тревожить, ибо хотя место во Флоренции еще не вакантно, но Российскому историографу не нужно подобного предлога, дабы иметь способ там жить свободно и заниматься своим делом, которое, без лести, кажется, стоит дипломатической корреспонденции, особенно Флорентийской. Словом, я прошу вас не беспокоиться об этом, и, хотя мне в угождение, дайте мне озаботиться способом устроить вашу поездку.

Про Стутгарт я вам и не говорю; хотят, чтобы вы были в Италии; стало, туда и ехать должно. Прошу вас только уведомить меня, как и куда решитесь ехать, а прочее я все устрою.

Повторяю, что мне больно слышать и верить, что вам надо ехать; дай Бог, чтобы здоровье ваше скоро восстановилось и возвратило бы вас к тем, кои вас искренне любят и уважают; причтите меня к этим.

Вас искренне любящий

НиколайПисьмо КарамзинаС.-Петербург, 7 апреля 1826 г.

Всемилостивейший Государь!

И любезнейший! прибавляю от глубины сердца. Какое неизъяснимо трогательное и гораздо более нежели милостивое письмо! Нет слов для выражения моей благодарности: она, пока дышу, будет одним из живейших чувств моей души. Пишу это сквозь сладкие слезы, с умилением необыкновенным.

О! как буду желать скорее оправиться, чтобы скорее возвратиться в отечество. И в чужой земле надеюсь беспрестанно заниматься Россиею: во-первых, думаю кончить последний том «Истории» во Флоренции; во-вторых, буду читать с жадностью о всех действиях вашего царствования и ежедневно молить Бога, чтобы Он даровал успех всем вашим намерениям для государственного блага вверенной вам от Него державы.

Смею сказать простосердечно, что вы, императрицы и все ваше августейшее семейство постоянным изъявлением ко мне благоволения и ласки сделались как бы родными для моего сердца. Но чтобы наслаждаться счастьем быть при вас, должно быть здоровым; а внутреннее чувство мое, еще более всех медиков, удостоверяет меня, что действительнейшее к тому средство есть путешествие и перемена климата, не лекарства.

Вы приказываете мне с истинно отеческим участием сказать: как мы хотим ехать? Вот наш план: в июне сесть со всем семейством на корабль в Кронштадте и плыть до Бордо (плавание, совершаемое обыкновенно недели в 3); там выйти на берег, сухим путем ехать до Марселя и в нем сесть снова на корабль, чтобы плыть в Ливорну. Вы говорите: «Я все устрою!» Читая и повторяя это слово, умею только плакать.

Без забот и сомнений предаюсь в волю Божию и вашу… между тем смотрю на портрет Александров с любовию, которую имел к нему живому: он оставил мне богатое наследство в вашей ко мне милости. Вы, мой второй хозяин Царскосельский, подумали о приготовлении и тамошнего нашего жилища.

К сожалению, сборы путешествия не дадут мне времени пожить еще до отъезда в месте столь великих и трогательных воспоминаний. Но если бы нашелся в зданиях, принадлежащих к Таврическому дворцу, уголок скромный, сухой и теплый для историографа с семейством, то мы могли бы еще недели три подышать там лучшим городского воздухом, занимаясь в то же время и нашими сборами.

Повергаю себя к вашим стопам с благоговением и любовию.

Верноподданнейший

Николай Карамзин

Тогда же, кажется, Карамзину были даны и деньги на путешествие, которое он думал начать в июне месяце.

Последнее письмо государя Карамзину

В первых числах мая Карамзины переехали в Таврический дворец. Доктор объявил, что он не в состоянии будет перенести путешествие. Тогда Жуковский принялся ходатайствовать, и 13 мая, т. е. за 9 дней до кончины Карамзина, принесли ему последнее письмо Государя с указом министру финансов о пенсии ему и после него семейству его по 50 тысяч рублей в год.

Николай Михайлович.

Расстроенное здоровье ваше принуждает вас покинуть на время отечество и искать благоприятнейшего для вас климата. Почитаю за удовольствие изъявить вам мое искреннее желание, чтобы вы скорее возвратились к нам с обновленными силами и могли снова действовать для пользы и чести отечества, как действовали доныне.

В то же время и за покойного Государя, знавшего на опыте вашу благородную, бескорыстную к нему привязанность, и за себя самого, и за Россию изъявляю вам признательность, которую вы заслуживаете своею жизнию, как гражданин, своими трудами, как писатель. Александр сказал вам: «Русский народ достоин знать свою историю».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});