Жертвы Северной войны - Варвара Мадоши

— Да, типа того… сейчас как раз в участок…

— В участок меня не надо. Давайте к докторше. В поликлинику вашу. Она как раз там должна мальчика оперировать, если я правильно понял?

— Точно так. Только шериф велел…

— Мне не важно, что вам велел шериф. Я велел в поликлинику.

Сержант послушно завернул куда-то в проулок. Попетляв немного, он остановил машину около каменного — для разнообразия — двухэтажного дома. Во всех окнах первого этажа горел свет.

Эдвард буквально выскочил из машины, взлетел на крыльцо. Толкнув дверь, он оказался сразу в том помещении, что, по-видимому, служило приемной поликлиники. Здесь стоял маленький кожаный диванчик, а на стене висело три плаката: один о пользе чистки зубов (почти такой же украшал стену у врача в Ризенбурге во времена Эдвардова детства), другой — о прививках, третий — со стишком про гигиену. Вроде «Надо, надо умываться». Как раз под этим плакатом сидела на диванчике и плакала женщина лет сорока. «Вдова Смит», решил про себя Эдвард. Она не обратила на Эдварда никакого внимания, полностью поглощенная своим горем.

Сам же Эдвард через всю приемную рванул к белой двери, не помеченной никакими табличками (действительно, зачем таблички, если в Нэшвилле всего один врач?), распахнул ее…

— Стойте! — крикнула женщина позади него. — Там же операция!

Эдвард и сам уже понял, что там операция, и, пораженный, замер на пороге. Уж на что он повидал в жизни самых страшный картин, — и во время войны, и до нее, — но, то что он увидел теперь, пробудило в нем ужаснейшие детские кошмары и комплексы. Воистину, от такого зрелища только и могла замереть кровь в жилах. Захотелось заскулить и спрятать голову под одеяло.

«И вот эту… эту… я ехал спасать… — мелькнула у него в голове паническая мысль. — Это всех остальных надо спасать! От нее! Достойная родственница Жозефины Варди!»

Чуть в стороне от входа — но, тем не менее, с порога открывался прекрасный обзор, — стояло зубоврачебное кресло. Ужасный, ужасный агрегат, сам по себе не могущий вызывать ничего кроме дрожи в коленках. Сейчас с креслом были проделаны какие-то модификации, в результате чего оно приняло горизонтальное положение. На кресле лицом вниз лежал человек. Вместо головы у него была гора окровавленных салфеток… Нет. Просто голова его была покрыта окровавленными салфетками. Они оставляли открытыми только небольшое пространство на макушке, где что-то сахарно белело… «Череп!» — понял Эдвард. Кусок скальпа был отогнут и закреплен ланцетом, который торчал из раны неуместно бодро, словно кошачий хвост. Возле этой импровизированной койки стоял, согнувшись, еще один двухметровый здоровяк, вроде сержанта Гордона (да что их, специально, что ли, здесь выращивают на потребу некоторым комплексам?!) и блевал в тазик. И понятно, от такого заблюешь, хоть ты трижды косая сажень в плечах… Потому что самая страшная часть этой живой картины — это две женщины в белых халатах, которые стояли с той стороны от кресла, где располагалась подставка с осветителем и шунты. Эдвард скорее догадался, чем узнал, что одна из них Мари (они обе были в масках и хирургических шапочках). И Мари держала в руках сверло от зубоврачебной машины. Сверло работало! Оно жужжало!

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить — Мари собирается сверлить голову несчастного. Ну и дела здесь творятся!

Эдварду захотелось испустить дикий вопль и бежать отсюда за тридевять земель. Он всегда, всегда знал, что люди, который сверлят людям зубы, — настоящие психи! Да! Они все монстры, ужасные монстры, и от них нет спасения!

— Что вы делаете?! — Эдвард умудрился выговорить это почти спокойно, командирским тоном, с минимальными нотками истерии. — Немедленно остановитесь!

— Естественно, остановлюсь! — недовольно сказала Мари. Голос ее был приглушен марлевой повязкой, но интонация была вполне различима. — Потому что мне нужно, чтобы кто-то держал голову! Ну-ка, вот вы и подержите. Идите сюда, — последнее было произнесено таким повелительным тоном, что Эдвард против воли чуть было не сделал шаг вперед. Надо же, какие талантики! В прошлый раз он за Мари подобного не заметил.

— Какого черта?!

— Такого! — резко ответила женщина. — Быстро сюда, ассистируйте! Что он, три часа с открытым черепом должен валяться?! Давайте быстро! Держите его голову крепко, чтобы он не ей дернул, ясно вам?! И дверь за собой закройте.

Эдвард коротко, но емко ругнулся, однако послушно подошел, куда сказали, отпихнув плечом совершенно зеленого здоровяка. Ему уже стало ясно, что здесь происходит не нашествие инопланетян («Им нужен наш мозг!»), а действительно всего-навсего хирургическая операция. Хотя, признаться, такое применение и без того жуткого зубоврачебного инструмента вгоняло в дрожь. «Что б я! Еще раз! Пошел! К зубному!», подумал Эдвард, опускаясь на колени у изголовья кресла.

— Берите голову под салфетками, — сказала Мари, — у меня тут стерильность.

Эдвард кивнул и сделал, как велено. Он встретился глазами с глазами мальчика… рыжий такой малец, наверное, веснушчатый по весне… взгляд у того был мутный, остановившийся, хотя он явно был в сознании. Типичный взгляд не жильца… Эдвард их достаточно повидал.

— Мари, что с ним?

— Внутричерепное кровоизлияние! Не отвлекайте меня, — Мари наклонилась к уху пациента — Так, Майкл, скажи, что ты видишь?

— Свет…. Тень и свет… — Нижнее веко правого глаза затрепетало, но зрачки остались неподвижны —.. почему тут так мало места…ветер… перед глазами…

— Сейчас все будет в порядке, — пообещала Мари, но мальчик, казалось, не среагировал.

Она поднесла вращающееся сверло к голове парня. Эдвард зажмурился, чувствуя, что если этого не сделает, его тоже стошнит. Мозг — это святое. Пересадка автопротезов выглядела детскими игрушками… Потом, оказывается, гораздо легче — если тут применимо это слово — мучиться самому, чем смотреть, как мучаются другие. Мальчик мелко дрожал — Эдвард это чувствовал, поэтому приходилось очень крепко держать его голову. «Спокойно, парень», — процедил он сквозь зубы, обращаясь то ли к нему, то ли к самому себе. Амплуа ассистента при операции было для Эдварда совершенно внове.

«Балда, — успело еще подуматься за какую-то секунду, — надо было просто алхимией опоры из пола вырастить!» Он хотел было уже сообщить Мари эту идею, как тут жужжание моторчика смолкло, и Эдвард услышал радостный, даже какой-то девчоночий возглас Мари:

— О-па! Как хорошо попала! Прямо с первого раза!

«Что, уже все?! Она что, еще сверлила бы, если б не попала?!» — в ужасе подумал Эдвард.

— Ну вот и все! — почти проворковала Мари. — Сейчас еще секундочку, и будем зашивать… Насос, сестра!

«Какой насос?!» — в панике подумал Эдвард, и против воли распахнул глаза.

И увидел, что Мари держит в руках резиновую «грушу» с длинным носиком, из которого торчал шланг и игла, и собирается засунуть эту иглу куда-то в череп… ну, туда, где она просверлила… а маска у нее заляпана кровью! Ни черта себе! Откуда взялась кровь?! Из черепа хлынула?! По всему видать, что так…

Мари действовала насосом очень быстро, буквально несколько секунд. Потом передала грушу медсестре.

— Майкл! — Мари быстро обошла стол, встала на колени перед изголовьем кресла — Майкл, ты узнаешь меня?

— Тетя… Мари…

Взгляд перестал быть неживым, мальчик смотрел на врача, потом медленно перевел взгляд на Эдварда.

— А вы… кто?..

— Отлично! — Мари одним движением подхватилась с пола, держа руки на весу. — Сестра! Иглу и нить!..

— А вы… дырку заделывать не будете? — сглотнув, спросил Эдвард. Он почувствовал, что сам бы не прочь воспользоваться тазиком.

— Почему не буду? — удивилась Мари. — Вот же, зашиваю…

— То есть в черепе…

— А зачем ее заделывать?.. — Мари произнесла совсем радостно, как будто даже навеселе. — Ничего страшного, ну будет ма-аленькая дырочка… Зато отмазка! Мать ругает, что плохо учишься — голова мол, дырявая, — а ты ей: а и вправду дырявая!

«Не фига себе шуточки у врачей! — подумал Эдвард. — Тест на черноту юмора входит в госэкзамен?!»

— Ну вот и все, — удовлетворенно сказала Мари через несколько секунд. — Финита ля комедия. До свадьбы заживет, как говорится.

— Что, я могу идти домой? — робко подал голос Майкл.

— Ты можешь лежать, — сурово сказала Мари. — И приходить в себя. А потом можешь еще лежать. И спать. И так дня три, как минимум. И не надейся, что я выпущу тебя раньше… Кстати, Эдвард, а вы можете уже Майкла отпустить…

Мари сидела в кабинете шерифа и наблюдала, как инспектор Элрик ходит из угла в угол, аки тигр в клетке. Маленький такой тигр, но оттого не менее опасный. Глаза у девушки слипались, и больше всего на свете она хотела упасть прямо на пол, свернуться калачиком, и, не обращая внимания на условности и всякие мелочи вроде грязных половиц, придавить часиков двадцать. И когда она успела так устать?.. Вроде бы этой ночью выспалась…