Берлускони. История человека, на двадцать лет завладевшего Италией - Алан Фридман

Николя Саркози был энергичным французским политиком, вырос в пригороде Парижа, пробил себе дорогу наверх под бдительным взглядом своего наставника Шарля Паскуа – политика правого крыла, чью карьеру со временем запятнали многочисленные обвинения в коррупции. Саркози, отличавшийся проворным умом и резким темпераментом, являл собой наполеоновскую фигуру. В ту пору в парижском отделе новостей газеты International Herald Tribune за ним закрепилось не слишком-то ласковое прозвище Sharky – “Акулка”. Занимая должности министра финансов и министра внутренних дел при правоцентристских правительствах, он уже заработал репутацию кипучего политика с непомерным самолюбием. Он был порывист, часто вел себя непредсказуемо. Он не боялся полемики и, похоже, не очень-то заботился о протоколе. Саркози куда больше занимала “великосветская” жизнь: он любил вращаться среди парижской элиты, кататься на яхтах с богатыми и знаменитыми. В качестве свидетелей на свое второе бракосочетание он пригласил миллиардеров Бернара Арно и Мартена Буйга.

Вторая жена Саркози Сесилия, политическая активистка, разделяла президентские амбиции мужа, и вдвоем они являли собой французский вариант политического союза Клинтонов – Билла и Хиллари. Она играла роль бесплатного советника Саркози, когда тот занимал пост министра финансов, а также возглавляла его личный кабинет в партии “Союз за народное движение” (Union pour un mouvement populaire, UMP). Они были настоящей супружеской парой властных политиков. Критики во Франции считали обоих Саркози нахрапистыми и циничными, мужа – в большей степени, чем жену. По рассказу самой Сесилии, хотя в 2005 году она и бросила Николя ради другого мужчины и перебралась в Нью-Йорк, позднее она вернулась в Париж, чтобы быть рядом с Николя во время предвыборной кампании и в день его победы в мае 2007 года. А пять месяцев спустя, в октябре 2007-го, Сесилия окончательно ушла от него, и пресс-секретарь президента в Елисейском дворце официально объявил о расставании супругов. Всего через несколько дней, в ноябре, Саркози был замечен на одной парижской вечеринке, где он открыто ухаживал за эффектной итальянской певицей и бывшей фотомоделью Карлой Бруни. Вскоре после Нового года они поженились.

Сесилия Саркози впоследствии напишет в своей автобиографии, что, став президентом в 2007 году, Саркози сделался “дерганым” и в президентском дворце с ним нередко случались “припадки ярости”. Похоже, она была довольна тем, что с резкими перепадами настроения нового президента приходится иметь дело уже не ей, а Карле Бруни.

Бесспорно, Саркози занимался беззастенчивой саморекламой и очень любил находиться в центре внимания. По мнению критиков, он был слеп в этой любви и проявлял неразборчивость в дружеских связях. Когда дело дошло до контактов с Муаммаром Каддафи, нового президента, похоже, абсолютно ничто не смущало. Au contraire[10]. Это у Берлускони и Блэра ушли целые годы на установление отношений с ливийским диктатором, а Саркози прямо-таки рвался наладить с ним собственную президентскую связь. Лично он знал Каддафи уже много лет, так как встречался с ним во время визитов в Триполи в должности министра внутренних дел Франции. Теперь же он стал Le Président, поэтому неудивительно, что в декабре 2007 года, пробыв на президентском посту менее полугода и в самый разгар своего нового романа с Карлой Бруни, Саркози пригласил Каддафи в Париж и осыпал его всеми мыслимыми почестями, какие только имеются в распоряжении французской республики. У французских журналистов буквально глаза разбежались. С одной стороны, вот кровожадный диктатор Ливии раскинул свой шатер напротив Елисейского дворца. С другой стороны, весь Париж только и говорит, что о “любовной интрижке” с Карлой Бруни.

Не обращая внимания на сплетников, Саркози оказывал Каддафи самый радушный прием в течение его чрезвычайно экстравагантного пятидневного государственного визита во Францию, вызвавшего громкую полемику. Каддафи влетел в город в своих бедуинских одеяниях, в сопровождении 400 слуг, пяти самолетов, верблюда и 30 телохранительниц, а затем распорядился развернуть свой шатер с подогревом на территории, прилегающей к дворцу Отель де Мариньи, – прямо напротив Елисейского дворца, по другую сторону улицы. Тем временем президент Франции был заинтересован в том, чтобы продать как можно больше товаров Ливии. В итоге он объявил о заключении новых контрактов для французских компаний на общую сумму 10 миллиардов евро, а также соглашения о развитии “мирной атомной энергии” в Ливии.

Раскатав красную ковровую дорожку перед Каддафи, Саркози подвергся шквалу критики – даже со стороны собственных соратников. Назначенный им же самим уполномоченный по правам человека заявил, что Каддафи “должен понять: наша страна – не половик, о который чужим лидерам – в том числе и террористическим – позволено вытирать кровь от совершенных ими преступлений”.

Потом оказалось, что Каддафи купил у Франции не так уж много. Впрочем, Саркози еще не один год продолжал заигрывать с ливийским правителем. Он ставил Каддафи в один ряд с Хосни Мубараком, президентом Египта, и другими авторитарными вождями арабского мира: пускай связи с ними порой и ставили политика в неловкое положение, зато на них можно было опереться, когда Франции требовалось заключить крупные сделки о продаже вооружения, о покупке нефти и тому подобные многомиллиардные контракты.

В течение всего этого периода французской оборонной промышленности и энергетическим компаниям – Dassault и Total – приходилось конкурировать из-за сделок с каддафиевской Ливией с итальянскими оборонными предприятиями и энергетическими компаниями – с Finmeccanica и Eni соответственно. Время от времени обоих соперников опережала путинская Россия, которой Каддафи отдавал предпочтение, памятуя о старых добрых днях дружбы с СССР.

Все переменилось, когда в начале 2011 года вспыхнула “арабская весна”. Первый всплеск насилия произошел в Тунисе. Затем к делу подключилось “фейсбучное поколение”. Впервые социальные сети сделались орудием политической революции, послужив крепким подспорьем для более традиционных методов борьбы вроде демонстраций и ожесточенных акций протеста на каирской площади Тахрир. В итоге Мубарака смела мощная волна народного гнева. Над ближневосточными пустынями пронесся сокрушительный яростный смерч, хамсин глобального масштаба, который поначалу маскировался под требования демократии, а затем перерос в разгул анархии и разрушения, в вакханалию межплеменных и межэтнических войн. Это привело к появлению “несостоявшихся государств”, полугосударственных образований и повстанческих вооруженных формирований, которые, наряду с террористами, стремились свергнуть диктаторов. “Арабская весна”, рождавшаяся на фоне невинных чаяний людей, со временем дала самые зловещие метастазы. Она позволила прорасти средневековому культу поклонников Халифата – самых гнусных и бесноватых варваров, какие только появлялись на памяти человечества. И полчище этих варваров затмило самого Усаму бен Ладена.

Саркози медленно реагировал на “арабскую весну”. Его политика в отношении Туниса оказалась крайне нелепой: он предложил помощь Франции тунисскому диктатору Бен Али как раз за несколько дней до его свержения. Позиция Саркози в отношении Мубарака тоже оставалась неоднозначной. Он отнюдь не был поклонником идеи, выдвинутой администрацией Буша, – о необходимости насаждать демократию по всему Ближнему Востоку. Не был он и особым поклонником Барака Обамы, чья ближневосточная политика пробуксовывала, застряв в разногласиях между простодушием идеалистов из Белого дома и осторожными, но переменчивыми взглядами Хиллари Клинтон на то, какой должна быть политика США. Саркози слишком медлил, не делая никаких внятных публичных заявлений о своем отношении к “арабской весне”. Он катастрофически быстро терял популярность – его рейтинг в ту пору упал до 29 %. До очередных президентских выборов в апреле 2012 года оставалось не так уж много времени, а внешняя политика Саркози подвергалась суровым нападкам критиков. Группа французских дипломатов опубликовала в Le Monde статью, где внешняя политика президента называлась “непрофессиональной, импровизированной и импульсивной”. Николя Саркози отчаянно нуждался в выигрышном ходе.

Сразу же после свержения Мубарака французский президент принял сторону его победителей. К концу февраля он уже во весь голос поддерживал мятежников, в том числе тех, кто действовал в Тунисе и Ливии. Внезапно, как будто забыв о контрактах с Ливией, которые он сам “пробивал” в течение трех последних лет, президент Франции заговорил о свержении Каддафи. Несколько дней кряду в конце февраля 2011 года Саркози сварливо убеждал участников саммита Европейского союза в необходимости принять экономические санкции против Ливии, твердил о том, что ливийское восстание должно стать важнейшим приоритетом, а затем 25 февраля торжественно объявил: “Каддафи должен уйти”.