Дневник шпиона - Николай Григорьевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кент! — закричала княгиня жалобно.
Я толкнул руку князя, и в этот момент раздался выстрел. Пуля попала в маленькую икону, которая висела в углу. Долгорукий приготовился стрелять еще раз.
Я своим телом загородил княгиню и крикнул:
— Бросьте револьвер…
Прыгнул и схватил Долгорукого за руку.
— Пустите, Кент! — закричал Долгорукий. — Я знаю, что у вас с Юлией роман. Но это не дает вам права вмешиваться…
От неожиданности я отдернул руку. Долгорукий выстрелил, княгиня упала.
Долгорукий швырнул револьвер на ковер и вышел в соседнюю комнату. По дороге он бросил фразу:
— Я не разрешил ей путаться с этим попом Сергеем…
Да, конечно, убитый был русский священник, с которым я познакомился у княгини. Он был отвратительно застрелен. Пуля разбила ему череп, и мозги, смешанные с кровью, забрызгали всю кровать. Княгиня была жива. Пуля пробила ей грудь и, должно быть, легкое. С каждым вздохом мелкие кровяные брызги вылетали из раны. Грудь была, как огнедышащая гора.
Я приложил мокрый платок к ране и вышел из спальни. Долгорукий с безумным видом бегал по комнате. Я не хотел с ним разговаривать, подошел к телефону, соединился с Гропом и просил его прибыть немедленно с доктором и перевязочным материалом.
Мне было уже ясно в ту минуту, что всю эту историю придется скрыть. Я приказал Долгорукому успокоиться и помочь мне уложить труп попа в портплед. Мы вынесли тело в переднюю, там сложили его пополам и завернули в непромокаемое пальто, которое принадлежало убитому. Сквозь прорезиненную ткань кровь не могла пройти. Потом мы втиснули труп в портплед, перевязали его ремнями и оставили в передней, прислонив к этому мрачному свертку зонтик.
Долгорукий к этому времени уже пришел в себя. Он пытался пожать мне руку и шептал:
— Неужели нам удастся скрыть все это? Если она умрет, я буду рад. Ничто не будет стоять тогда между нами. Кент, вы лучший человек на свете…
Эту же фразу говорила мне княгиня.
Гроп с доктором приехали к тому времени, когда мы сожгли в камине окровавленные простыни, замыли пол и кровать. Княгиня лежала на чистом белье. Она была в забытье.
Ни Гроп, ни доктор не стали расспрашивать, каким образом дама ранена. Доктор внимательно обследовал рану и нашел, что она очень опасна, но не смертельна. Пуля задела верхушку легкого и вышла из спины. Он начал делать перевязку с помощью Долгорукого. Князь уже плакал и целовал безжизненные руки жены. Я в это время вызвал Гропа в гостиную. Бедный человек и не подозревал, что подача помощи раненой была только первой половиной дела, которое выпало на его долю. Нам нужно было еще управиться с трупом попа.
— Гроп, — сказал я сыщику мягко. — Спасибо вам, что вы так скоро явились с вашей помощью.
И я пожал ему руку.
— Для вас я готов сделать большее, мистер Кент, — ответил Гроп скромно.
— Большее? Прекрасно. В таком случае у меня есть к вам еще одна просьба. В передней вы увидите портплед. Необходимо уничтожить его со всем содержимым, но так, чтобы никто не знал об этом.
— Стоит ли говорить о таких мелочах?.. — начал было он, но я прервал его:
— Это не мелочи. Пакет весит не меньше ста пятидесяти фунтов.
— Значит, там человек?
— Да.
Гроп провел рукой по лбу и сказал, как всегда, услужливо:
— И это не представляет особой трудности, сэр. Но для того, чтобы вы в дальнейшем были совершенно спокойны, мне надо знать, кто именно в пакете. Вы понимаете, я спрашиваю это не из любопытства, а для того, чтобы замести следы.
— Понимаю. В пакете лежит сложенный пополам священник русской эмигрантской церкви отец Сергей. Вот и все, что я знаю о трупе.
— Больше ничего и не требуется. Внизу стоит казенный автомобиль, шофер — свой человек. Мы сейчас втащим сверток в машину, а потом я перевезу его в крематорий, и мы уничтожим его.
— В крематорий?
— Не волнуйтесь, сэр. Я повезу его не в лондонский крематорий, а в наш собственный, служебный. В сущности, это даже не крематорий. У нас там работают мокрым способом. Труп погружают в ванну с едким раствором, и через десять часов тело и кости растворяются. Поворот крана, и всю жидкость можно выпустить в канализацию.
— Благодарю вас, Гроп. Я на вас рассчитываю.
— Не беспокойтесь, сэр. Я так благодарен вам за то, что вы избавили меня от безработицы. Теперь у меня есть, по крайней мере, кусок хлеба. А в крематории у меня свой человек. Я сейчас позвоню ему и прикажу приготовить ванну.
Верный Гроп, отдавши распоряжение в телефон, спустился вниз и через несколько минут при помощи шофера вынес из квартиры ужасный сверток. Я решил идти следом за ним, так как оставаться дольше в квартире Долгоруких не мог. Но прежде, чем покинуть навсегда эти комнаты, я хотел сказать несколько слов Долгорукому. Я вызвал его в гостиную. Он был бледен и судорожно всхлипывал.
— Долгорукий, — сказали…
Примечание: Следующие листы рукописи оказались вырванными, так что слова Кента и последствия только что описанного события остаются невыясненными. Рука, вырвавшая эти страницы, не пощадила и всего 1922 года. Записи возобновляются лишь в 1923 году. Но точных дат событий установить не представляется возможным, так как записи произведены в дневнике с опозданием, по памяти, и не датированы. По некоторым данным, нижеследующие события относятся к февралю или марту 1923 г.
ШПИОНАЖ В АФГАНИСТАНЕ
Мы проникли в эту горную страну с юга и теперь двигались наперерез всем дорогам в северном направлении. Мы ехали верхом, и наш багаж следовал за нами также на спинах лошадей. Временами мы останавливались в селениях и у черных палаток кочевников и старались отыскать там туземцев, говорящих по-английски. Такие туземцы всегда считались нашими друзьями, хотя вернее всего это были наши злейшие враги. Мы отбирали у них сведения о караване с ружьями, о котором нам говорили махманды в Пешаваре. Туземцы клялись, что внимательно следили за всеми караванами, идущими к индийской границе, но не видали никаких товаров, кроме орехов и кож. Мы не верили этим показаниям: о дружбе туземцев можно говорить только тогда, когда они находятся у нас на глазах. Совершенно неизвестно, что они делают за нашими спинами.
Я сказал Александру Долгорукому, моему верному спутнику:
— Долгорукий, маркизу Керзону-оф-Кедльстон будет очень неприятно, если мы не нападем на следы этого каравана.
Долгорукий ответил мне с неизменным смехом:
— Я не люблю Керзона, нашего нового хозяина.
