Кайл Соллей (СИ) - Тимофей Кулабухов

орла и заявил, что сразу увидел во мне красоту и интеллект. Слово интеллект тоже, разумеется, греческое.

Теперь голова шла кругом, а я представлял свою матушку, знатного валлийского рода, которая смотрит на меня укоризненно из окна донжона Соллеевского замка. В моем видении мама была сердитой, молодой и беременной.

Когда наваждение прошло, захотелось есть. Точнее, жрать.

* * *

— Да я вам точно говорю, он колдун и волшебник, прибыл по приказу мавров, чтобы отравить герцога и всю его семью, а женщин города сделать бесплодными и сварливыми.

Мы сидели в местном трактире, в благородной его части, но гомон из простолюдинской слышали отчетливо. Судя по разрозненным фразам, кого-то арестовали и обвиняли не то в колдовстве, не то в изготовлении золота из птичьего помёта и убийстве священника. Или сожжении замка со всеми жителями. Версий было множество.

Вечерело. Пока мы ожидали заказанный рыбный суп с лепёшечками, попивая на голодный желудок божественное прохладное пиво, в заведение, топоча, ввалился новый посетитель. При легком клинке, в кожаном доспехе и с эмблемой города на плече, он искал глазами свободное местечко. Глаза его излучали тоску. Мест не было.

— Сейчас узнаем новости из первых уст, — толкнул меня в бок Гильом и повысив голос позвал. — Пьер! Мессир Пьер, приглашаю вас отобедать с нами.

Лицо этого самого Пьера просияло, приглашение Де Бюжа само по себе означало бесплатное угощение и выпивку. Он был одним из лейтенантов городской стражи и как любой служивый человек экономил скромное жалование и любил дармовщину.

— Да нет, — отмахнулся куда-то в сторону зала простолюдинов Пьер, уплетая жирный кусок баранины, самой дорогой, которой только можно купить за чужой счёт в этом заведении. — Я его не арестовывал. Это капитан Марселлон. Да и разговоров среди народа! Пришла бумага от святой инквизиции Толедо с именем и описанием еретика. А как раз такой приезжий дядька у нас, сидит в кабаке «Толстый кролик», пьет дешевое пиво, утробно рыгает, периодически приводит в порядок себя, платье, бреется и пытается попасть на прием к герцогу. Непростой мужик. Ну, герцог-то в отъезде. Мы этого прощелыгу пока арестовали. Да и делов-то, пришли в кабак, схватили немолодого пьянчугу. Вещи его забрали, да и заперли в башне Карла, наверху, как особого гостя. Ну, побили, конечно, как иначе, он одному нашему зуб выбил. Вроде тот самый еретик оказался. Теперь надо ждать чтоб герцог приехал, написал письмо в Толедо, мол забирайте своего оборванца — еретика. Зовут Серджио или Жовано или как-то так. В чем виновен, не ведаю. Взгляд, и правда, безумный, но какой из него колдун. Небось еретические идейки распространял. Шваль. Шваль и грамотей. И звание непонятное — аркитектор!

— Архитектор, — вздохнул Гильом. — Это учёное ремесло такое. Строительное.

Закончив трапезу, расплатившись и услышав назойливые благодарности от лейтенанта, вышли в ночной город. Я предложил посмотреть порт. Добрели до него пешком, оставив коней у трактира.

Порт был построен бессистемно. Тот там, то тут широкие ровные деревянные пирсы уходили в реку. Просторно, удобно, с размахом. Пришвартованы суда, кружат чайки. Плохо видно в сумерках, но представление я получил. С каждым часом Бордо определенно нравился мне всё больше. Конечно, его жители редко здоровались с Гильомом, но узнавали.

Город. Улицы, параллельные реке и отходящие от неё. Сравнительно прямые. Не загаженные. Проезжие, мощенные камнем и деревом. Геометричный человеческий муравейник. Этот город красивее и организованнее, чем нелепый грязный Конкарно.

— А вон башня Карла. К Карлу Великому не имеет никакого отношения. Так звали тогдашнего капитана стражи, который решил, что стражникам недурно было бы тушить пожары и смотреть, не нападает ли враг. Башню так народ прозвал. Потом отдельную каланчу построили возле порта, вон она, её зовут Баклановой, чайки обсиживают, пожарная стража теперь там сидит. А в Карловой иногда заключенных держат. Особых. Внизу башни бюро стражи. Наверху холодина, зато не сбежишь. Если, конечно, летать не умеешь. Хе. Обычно те, кто там сидит, воют от одиночества и скуки. Ругаются площадно, смешно богохульничают. Бывает, поют. Весь город слышит. А архитектор — молчун.

— А что за это слово такое, прости за северянскую неграмотность?

Польщенный своим превосходством Гильом ответил:

— Архитектор? Тот, кто строит дома большие и необычные. Крепости, храмы, мосты, акведуки. Даже целые города. Не сам, конечно, но знает, как это делать. Расчеты там делает, чертит план постройки, руководит работягами. Ученый муж. Архитектор, кстати — греческое слово.

Мы оба рассмеялись. Вот как выходит. Архитектор может знать, как построить города. На этой фразе как-то сложилось очень многое. Как и встреча с норманнами, появление еретика — случайность.

Как много случайного и закономерного. Но слово «архитектор» со щелчком вставило в ряд мыслей и ощущений, что плавали в моей голове, внезапно собравшись в логичную картинку.

— Домой не поедем, поздно уже. Поселимся в гостевом доме Доброй Бранки. Только мне понадобится отлучиться, посетить прекрасноголосую Аннет, высказать почтение и рассказать, как сильно скучал по ней, как болит моё сердце и тоскует душа.

* * *

Луна шла на убыль. Это наблюдение я схватил, как лису за хвост и поставил рядом с остальными мыслями.

Коней без единого слова увёл крупный лысый слуга. Бранка, улыбчивая, немолодая, полная, южных кровей, обняла Гильома, поцеловала в щеку, такой же прием получил и я, замахала руками, затараторила на смеси всеобщего и португальского. Поселила в гостевой комнате, которую Бюж занимал время от времени, посетовала, что мы неразумные парни уже где-то поели и не сможем отведать её выпечки и сегодняшнего молока. Тем не менее, всучила в руки завернутый в полотенце, ещё теплый пирог со сладкой начинкой. Одновременно с этим рассказала мне как устроен дом, кто тут живет, где отхожее место, как пройти отсюда на площадь, какой в этом году будет урожай яблок, какое варенье она из них варит, как звали её бабушку и как та когда-то искала себе жениха.

Распрощался с Гильомом, заперся в комнате, но не смог там усидеть. Насыщенный день требовал проветрить голову. Пирог оставил на низеньком шкафчике.

Несмотря на то, что это было, наверное, плохой идеей, и неизвестно как бы это оценили окружающие, я вылез из широкого окна просторной комнаты гостевого дома, прошелся по пологой крыше, незамеченным спустился в переулок. Погулял полквартала, редкие прохожие не обращали на меня даже малейшего внимания. А потом не нашел ничего лучше, чем забраться по строительным лесам монастыря Святого Креста. А что? Мне хотелось залезть повыше, обратную дорогу я знал, а другую высокую точку — нет.

И вот, сидя возле