Сады Луны - Стивен Эриксон

Это грохочет гроза, оцарапав

безмятежные озера воды

и закружив тени дня одного -

как колесо, что несло нас

от рассвета к закату, пока мы

ковыляли своею дорогой…

Что за ворот скрипит, предвещает беду?

Это мягкая зыбь — лишь колеблет

пред нами пробковый поплавок

с пурпурным его ароматом

манящим — будто в доспех

он облачён лепестковый

но лепестки те — не пепел ли

в сумерек мареве алом?..

ГЛАВА ПЯТАЯ

И если тебя он узрит в своих снах

как в умиротворённой

ночи

под крепкою веткой

качаешься ты

и тени твоей худоба

укрытая под капюшоном

узлом перехвачена, что на верёвке, —

когда человек тот пройдёт

на ветерке от движенья его

твои окоченевшие ноги

взметнутся

в попытке пустой убежать…

907-й год Третьего тысячелетия

Пора Фандереи, год Пяти клыков

Две тысячи лет с рождения града Даруджистана

Во сне маленький толстый человечек видел, как выходит из Даруджистана через Двуволовые ворота и направляется в сторону заходящего солнца. Он так спешил, что на ветру хлопали потёртые полы его выцветшего красного кафтана. Он не имел ни малейшего представления о том, как далеко предстоит идти. Ноги уже болели. Много горестей в мире, но вот это — всем мукам мука. В минуты пробуждения совести он ставил беды мира превыше собственных. К счастью, подумал он, случается это нечасто, и уж точно, сказал он себе, не в этот раз.

— Увы, всё тот же сон приводит в движенье оснащённые пальцами приспособления под сими слабыми коленями, — он вздохнул. — Всегда один и тот же сон.

Это было правдой. Он видел впереди солнце, оседлавшее дальние холмы, — медный диск в дымном мареве. Ноги несли его по извилистой грязной улочке гадробийских Трущоб, справа и слева лачуги и хибарки прятались в наступающей мгле. У соседнего костра старики, закутанные в потрёпанные жёлтые балахоны прокажённых, замолкли при его приближении. Женщины в таких же одеяниях стояли у грязноватого колодца и даже на миг отвлеклись от своего занятия — купания кошек. Глубокий символизм этого увеселения он не смог постичь и поспешил дальше.

Он пересёк мост через реку Майтен, миновал бивуаки гадробийских пастухов и вышел на открытую дорогу, проложенную между обширными виноградниками. Там он задержался, размышляя о вине, которое родится из этих сочных гроздьев. Но сны обладали собственной силой и несли его вперёд, так что эта мысль оказалась мимолётной.

Он понимал, что его сознание обратилось в бегство — бежало от обречённого города за спиной, от тёмного, мрачного пятна в небе над Даруджистаном, но в первую очередь — от всего, что знал, и всего, чем был сновидец.

Другим Дар позволял читать рисунки трещин на брошенной в огонь лопатке или расклады Оракулов из Колоды Драконов. Круппу такая претенциозность была ни к чему. Сила предвидения жила в его голове, этого он не мог отрицать, как бы ни старался. В стенах его черепа звенела пророческая песнь и эхом отдавалась в костях.

Он пробормотал себе под нос:

— Разумеется, это грёза, побег во сне. Быть может, думает Крупп, на этот раз он вправду сбежит. Дураком ведь Круппа не назовёшь, в конце-то концов. Толстым, ленивым, неопрятным — да; склонным к излишествам — конечно; несколько неуклюжим в обращении с тарелкой супа — практически наверняка. Но не дураком. Настали такие времена, когда мудрым пора сделать выбор. Ведь мудро же полагать чужие жизни менее важными, чем собственную? О, весьма мудро. Да, Крупп мудр.

Он остановился, чтобы перевести дыхание. Холмы и солнце над ними, казалось, ничуть не приблизились. Таковы эти сны — спешат, словно юность, которая изо всех сил старается быстрее стать зрелостью, опрометчивая цель, не оставляющая дороги назад — но кто же сейчас помянул юность? Точнее, одного конкретного юношу?

— Несомненно, не мудрый Крупп! Мысль его блуждает, — тут Крупп великодушно прощает себе каламбур, — измученная болью в ступнях, утомлённых, о нет, полустёртых от такого безрассудного странствия. Наверняка уже появились волдыри. Нога сетует и умоляет умастить себя тёплым и мягким бальзамом. И подруга её также возвышает голос в общем хоре. Ах! Какая литания! Какой вопль отчаяния! Но оставьте жалобы, милые мои крылья бегства! Разве далеко нам осталось до солнца? Вот ведь оно — прямо за холмами, в этом Крупп уверен. Несомненно, не дальше. О да, несомненно, как вечное вращенье монеты — но кто говорил о монетах? Крупп заявляет о своей непричастности!

В его сон ворвался ветер с севера и принёс с собой запах дождя. Крупп начал застёгивать свой поношенный кафтан. Он втянул живот, пытаясь справиться с последними двумя пуговицами, но преуспел лишь с одной.

— Даже во сне, — проворчал Крупп, — чувство вины не умолкает.

Он прищурился от ветра.

— Дождь? Но ведь год только лишь начался! Разве идёт дождь весной? Никогда прежде Крупп не задумывался над такими приземлёнными материями. Быть может, этот запах — лишь собственное дыхание озера. Да, воистину. Этот вопрос решён, — он покосился в сторону тёмной гряды облаков над озером Азур. — Должен ли Крупп бежать? О нет! Где же тогда его гордость? Его достоинство? Не единожды являли они свой лик во снах Круппа. Неужто не найдётся какого-то укрытия на сей дороге? Ах, ступни Круппа иссечены, превратились в окровавленные лохмотья дрожащей плоти! А это что такое?

Впереди возник перекрёсток. На пологом склоне рядом пристроилось здание. Из-под ставней сочился свет свечей. Крупп улыбнулся.

— Ну конечно, трактир! Далёким был путь, и велика нужда утомлённого странника в отдыхе и подкреплении. Ибо таков Крупп — умудрённый путешественник, который заткнул за пояс множество лиг, не говоря уж о том, что прошёл их. — Он заторопился вперёд.

У перекрёстка высилось толстое голое дерево. На одной из веток висело и скрипело, покачиваясь на ветру, что-то вытянутое, завёрнутое в мешок. Крупп лишь бросил туда мимолётный взгляд и начал подниматься по тропинке к дому.

— Неразумный выбор, провозглашает Крупп. Трактиры для покрытых пылью путников не должны стоять на холмах. Проклятье подъёма в том, чтобы видеть, сколь много ещё осталось. Следует сообщить об этом владельцу. Когда сладкий эль утешит горло, куски сочного красного мяса и жареного ямса успокоят желудок, а чистые, умащённые повязки коснутся ступней. Таковые действия должны получить преимущество перед описанием недостатков планирования, по мнению Круппа.