Исчадие Кромки. Часть 2 - lanpirot

Причем, окружающие нас «декорации», подходили к тексту, как нельзя лучше: И камней навалено, и ёлок повалено — не продерись. Знатно Змей бабахнул! Не Тунгусский метеорит, конечно, но всё равно развалило всю округу так, что только держись!

Так что глотки мы подрали знатно, распевая в четыре горла «о-ори до-ори дори-дора̀ оридорида-ори-да!». Ну, примерно так звучала непонятная подпевка Сукачева в моем исполнении. Да я на «бис» эту «Дорожную», наверное, раз десять подряд спел, пока не охрип и пощады не запросил. А моим собутыльникам хоть бы хны!

Я отложил гармошку в сторону, а её тут же подхватил Ванька. И самое интересное, он, подергав инструмент пару минут, качнув мехами и понажимав на кнопочки, в точности сумел повторить мелодию! Вот тебе и княжий сын, потомок Рюрика!

— Да ты, п-паря, талант! — заплетающимся языком заявил пареньку Ломонос. — Эх, мне бы т-так уметь! — с завистью произнес он, глядя поблескивающими глазами на гармошку.

— А я и на гуслях могу, и на дуде-сопелке, и жалейке, на бубне даже… Да я вообще к музыке способный с детства! — разоткровенничался Иван. — Только батьке не нравилось… Да, я-то третий сын, а чего с дурака взяти? Только пожалеть, да отправить с глаз подальше…

— А что с невестой твоей приключилось? — неожиданно подал голос Матроскин, опроставший целую крынку густой сметаны. — Поведаешь?

— И правда, Вань, — присоединился я к говорящему коту, — расскажи, авось, и поможем чем.

— Расскажу… — Выдержав небольшую паузу, произнес богатырь. — Было это давным-давно. Жил-был один мудрец. И вздумал он из человеческих костей построить мост через Окиян-море. Собирал он кости не год и не два, а целых сорок лет. А затем опустил он кости эти, чтоб стали мягкими, в морскую воду мокнуть…

И рассказчик замолчал. Мне же, как какому-то сопливому юнцу, не терпелось узнать, что же было дальше? Понимаю, что тут еще и алкоголь подогрел интерес. Но Иван молчал, молчал на самом интересном месте.

Первым лопнуло терпение у Ломоноса, и он резко бросил:

— А дальше? Дальше-то, что было?

— Так ведь кости еще не размокли! — серьезно произнес богатырь, глядя в ледяные недоумевающие глаза Стихийного Духа.

— Ах, вот ты как? — Наконец дошло до Ломоноса, что «восьмисотлетний паренек» его попросту разыграл. — А я-то, старый пень, уши развесил!

Я громко заржал, заглушая своим хохотом смех Ивана и говорящего кота.

— Не обижайтесь, друже! Без злобы — это я так, в шутку! — поспешно извинился богатырь. — Слишком история грустная… А меня так кот Баюн провёл, когда я с ним впервые повстречался

— И меня ты провел, дружище! — засмеялся Ломонос, сменивший гнев на милость. — А теперь давай, как на самом деле было.

Иван вытер выступившие от смеха слезы:

А если серьёзно, жило по соседству с нашим княжеством небольшое, но очень сильное племя — Чудь Белоглазая[1]. Превыше всего чтили они Силу. Всех слабых, немощных и больных они тут же приносили в жертву своему покровителю — Чернобогу…

— Знавал я того Чернобога, — поморщился Ломонос, — тот еще урод. С хозяйкой моей всё воду мутил, а как сынка ей заделал — так и покрылся навсегда! А Хлада мне пришлось растить! Ты продолжай, Ванюшка, продолжай.

— Так вот… — после секундной паузы, продолжил богатырь, — никаких других Богов Белоглазые не признавали, а когда раздался «по соседству» с ними звон колоколов наших, так вся Чудь взволновалась. Принимать православие, как и жить «под русской пятой» и по русским законам им совсем не хотелось. И вот, чтобы «замириться», решил князь чудинский единственную дочку свою — Ясноглазку, отдать за одного из сыновей батьки моего…

— За тебя, что ли? — посмеиваясь, спросил Ломонос.

— Ну, а кого еще не жалко? — пожал плечами Иван. — Третьего сына, конечно! И союз скрепить, и заложника заиметь. Ведь по условиям сделки мне бы пришлось с молодою женой на их территории поселиться. Но моему отцу был выгоден такой союз — ведь воины Чуди были поистине великими. В общем князья встретились, обсудили вопросы и ударили по рукам. А я своей наречённой невесты к тому моменту даже и не видел ни разу.

— Да какая разница-то, как она выглядит? — фыркнул поддатый Ломонос. — Все они одинаковые! Ну, а если уж совсем страшна — рожу передником прикрыл и…

— Да нет же, нет! — воскликнул богатырь. — Она была прекрасна… Ясноглазка… как… как… У меня даже слов нет подходящих, чтобы это передать. Так что, когда я её увидел в первый раз, я понял, что пропал…

— Понятно, — хохотнул Стихийный Дух, — попал ты, паря, как куря в ощип! А дальше?

— И я ей тоже пришелся по нраву. Так что всё было решено, и дело шло к нашей свадьбе. Однако, не все в племени Ясноглазки были с таким решением согласны. Уж больно была прекрасна была дочка князя. Охотников взять её в жены было много. Даже очень много! Они постоянно терлись в княжьем тереме. Пускали слюни, не давали прохода…

— Ага, яйца, значит, подкатывали, — грубо, но точно добавил Ломонос.

— Угу, — кивнул Иван. — Наконец, князю всё это надоело, и он выгнал всех ухажеров прочь. Естественно, кое-кому это не понравилось, и они затаили обиду. Но князь в те годы был ещё силён, а значит — в своём праве. А Ясноглазка с детства росла добрым ребенком. Очень ей было жалко приносимых в жертву Чернобогу сирых и убогих, стариков и детей. Не нравились ей жестокие обычаи родного племени, чуждыми были заповеди Чернобога. Всеми силами стремилась она изменить эти ненавистные ей законы. В племени смотрели на неё как на чудачку, но обижать не смели, не поднималась рука на такую красоту даже у самых отъявленных негодяев. Но вот прошло несколько лет, и обиженные ухажеры сумели убедить жрецов, что князь уже стар и ему уже пора освободить дорогу «молодым и сильным». Но князь не хотел по своей воле ложиться на алтарь. Вот тогда-то он и решил заключить союз с моим отцом…

— А после и веру сменить? — догадался Ломонос. — Послать Чернобога по известной всем дорожке?

— Скорее всего, — не стал спорить богатырь. — Но он не успел — соплеменники решили принудить его силой. И когда разъярённая толпа ворвалась в