Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера - Андрей Шляхов

— Добавки? — спустя три минуты предложила Светлана Викторовна.

Сын молча кивнул, не имея никакой возможности говорить с набитым ртом…

За кофе Светлана Викторовна не выдержала и поинтересовалась:

— Володя, зачем тебе звонили с работы?

— Напутал с картами вызовов, — соврал Данилов, не желая начинать долгого разговора, чреватого появлением головной боли. — Записал не то и не туда.

— А кто звонил?

— Диспетчер Сиротина.

— Такая настырная! — Светлана Викторовна осуждающе поджала губы. — Я говорю, что ты только что лег спать, а она мне: «Будьте любезны, разбудите Владимира Александровича». Слушай, а откуда она знает, как меня зовут?

— Кто ж на подстанции не знает, как тебя зовут? — развел руками Данилов. — Я же постоянно о тебе рассказываю!

— И что же ты рассказываешь?

— Например, про то, как вкусно ты готовишь!

— Льстец и лгун! — припечатала Светлана Викторовна, но дальше продолжать разговор не стала — вот-вот должен был начаться один из множества ее любимых сериалов.

Как только на кухне заработал телевизор, Данилов отправился в свою комнату с недопитой чашкой кофе. История двух родных сестер, разлученных с рождения, которым по замыслу коварных сценаристов, было суждено встретиться не раньше сто пятидесятой серии, не интересовала его совершенно.

Однако посмотреть какой-нибудь фильм хотелось. Из своих, любимых. Данилов порылся в своей фильмотеке и остановился на старой доброй «Касабланке».

Когда Рик вместе с Луи скрылся в тумане, сказав: «Я думаю, Луи, это начало прекрасной дружбы», Данилов переключил телевизор на один из каналов, где как раз передавали сводку спортивных новостей, а после прогноза погоды вышел в коридор, за мобильником, который так и остался лежать в сумке. По пути заглянул в комнату матери, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Вернувшись к себе, включил телефон и нашел в записной книжке номер Эдика.

— Вова, приветствую! — в голосе Эдика сквозило удивление.

— Привет! Я не очень поздно?

— Да нет, я поужинал и сижу, балдею под соул.

— Как дежурство?

— Нормально! — тоном старого морского волка доложил Эдик. — Астматический статус, некупируемая мерцалка, ножевое ранение грудной клетки с пневмотораксом и еще так, по мелочи.

— А как там дела на подстанции?

— О! — вдохновился Эдик. — Я сам не застал, по вызовам мотался, но Валька Санникова рассказывала, что Новицкая устроила с утра натуральный Перл-Харбор…

— Чего устроила?

— Перл-Харбор! Разгром!

— А, понял. Кого громили?

— Кочергина.

— Сильно?

— В куски порвала, говорят. Потом, говорят, Кочергин к Сыроежкину уехал. То ли на взбучку, то ли за поддержкой. Короче — все говорят, что быть у нас новому старшему врачу.

— Кому — не говорят?

— Из своих обсуждаются две кандидатуры — ты и Федулаев.

— Скажешь тоже — я, — рассмеялся Данилов.

— Так народ говорит, — ответил Эдик. — По мне — так оба кандидата не фонтан…

— А кто — фонтан? Ты?

— Жгутиков!

— Тема? — Данилову показалось, что он ослышался. — Но почему?

— Покладистый флегматик — пофигист, — пояснил Эдик. — Не начальник, а мечта. Сказка! Песня!

— Власть портит людей, — возразил Данилов. — Войдет Артем Иванович во вкус, проникнется собственной значимостью и начнет нас тиранить. Из таких покладистых пофигистов самые ужасные самодуры и получаются. Больше не было новостей?

— Нет.

— Ну, тогда пока. Слушай соул.

— Пока.

Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить мать, Данилов прошел на кухню, сварил себе двойную порцию кофе и вернулся с ним в свою комнату. Поставил чашку на стол, уселся за него и включил компьютер, намереваясь от души побродить по бескрайним просторам Интернета.

Как обычно начал с сайта fershal.com — неформального сайта московской «скорой помощи». Почитал новости и байки из свежих и перешел к чтению записей в блогах. Сам он не вел дневника в сети, но кое-какие дневники почитывал. Среди его любимых авторов были не только врачи, но и путешественники, и журналисты, и музыканты, и писатели, и даже кулинары, хотя сам Данилов готовить не любил. Стоять у плиты — одно, а вот читать чей-то вдохновенный рассказ о приготовлении плова — совсем другое.

Насладившись просмотром новых фотографий матерого путешественника Самсона Воли, только что вернувшегося из Израиля, Данилов перешел к отчету другой, менее известной любительницы странствий о поездке в малопосещаемый туристами Бангладеш, затем увлекся чтением записей питерских рок-музыкантов, одного из которых, Елисея Тарабана, Данилов даже знал лично. Довелось как-то лечить корифея гитарных струн от последствий неумеренного употребления горячительных напитков во время московских гастролей.

Любопытства ради, Данилов запустил в разных поисковых системах поиск по Елене Новицкой и Елене Морозовой, но ничего не нашел — попадались одни только тезки Елены.

В четвертом часу Данилов наконец-то отлип от компьютера, выключил его и не раздеваясь улегся на диван. Такой мелочью, как постельное белье, он тоже пренебрег.

Сны в эту ночь ему снились дурацкие. То он видел себя торгующим подержанными кардиографами на выхинском рынке, то учил летать соседского кота и, кажется, добился успеха… Под конец ему приснилась Елена. Совершенно обнаженная и такая вся желанная, она лежала в его объятиях и все повторяла: «Идиот, идиот, какой же ты идиот, любимый мой идиот». Данилову было настолько приятно, что впервые за последнее время он проснулся в хорошем расположении духа. И не просто в хорошем расположении духа, а в предчувствии чего-то долгожданного и очень приятного.

Завтракал он долго, тщательно пережевывая бутерброды с ветчиной и сыром.

— Ты не заболел? — встревожилась Светлана Викторовна.

— Нет, я просто никуда не тороплюсь, — ответил Данилов.

Он и впрямь никуда не торопился, поскольку до десяти часов оставалось более получаса. Звонить же заведующей подстанцией раньше десяти не было никакого смысла — пусть сначала хоть сколько-то разберется с рабочими проблемами.

Ровно в десять Данилов сделал последний глоток кофе и ушел в свою комнату с трубкой радиотелефона в левой руке и большим красным яблоком — в правой.

Развалившись на диване, он с минуту покатал яблоко по зеленой плюшевой материи, давая себе последний шанс одуматься, и набрал номер телефона, стоявшего в кабинете заведующей подстанцией.

— Новицкая! — Елена была по-утреннему бодра.

— Данилов! — вместо «здравствуйте» представился Данилов.

— Доброе утро! — голос заметно помягчел.

— Доброе утро! — повторил Данилов и, поскольку инициатива в телефонном разговоре обычно принадлежит тому, кто позвонил, сказал: — Вроде неплохой выдался денек!

— Да, — он представил, как Елена смотрит в окно и пытается угадать, зачем он позвонил.

— Как насчет дружеской встречи на высшем уровне? — вопрос был задан Даниловым нарочито бесстрастно.

— Прогулка от Чистых прудов до Патриарших?

— Я уже не нищий студент, подрабатывающий курьером и промоутером, — сказал Данилов. — Я врач «скорой помощи», представитель высокооплачиваемой профессии, и могу позволить себе развлекать девушку более цивилизованными способами. Можно прогуляться в Кусково, а можно куда-нибудь зайти.

— Хорошо бы, — почти согласилась Елена, — вопрос только когда?

— В пять часов.

— Где?

— Ты сегодня на машине?

— Да.

— Подъезжай тогда к метро «Рязанский проспект» по ходу в центр. Я буду ждать тебя напротив супермаркета. Договорились?

— Договорились. Если что-то изменится…

— Если что-то изменится, — строго сказал Данилов, — то независимо от причин и обстоятельств я буду считать, что ты передумала…

— Ну так нельзя, Вова, — голос стал жалобно-укоризненным. — Я же на работе, мало ли что может случиться. Вдруг меня Гучков к себе потребует…

— Ничего страшного, будешь каждые полчаса отзваниваться его секретарше и рассказывать, какими медленными темпами ты продвигаешься от Таганской площади к Сухаревке, — ответил Данилов. — В пять, где договорились.

— Только к десяти я должна быть дома!

— Будешь, не волнуйся. Успеешь проверить у сына уроки, покормить его ужином и рассказать сказку на ночь…

— Мой сын, — рассмеялась Елена, — в неполные двенадцать лет сам делает уроки, готовит себе и мне ужин, а на ночь смотрит боевики.

— Совсем взрослый! — восхитился Данилов. — Как зовут-то?

— Никитой.

— Хорошее имя, — одобрил Данилов. — Исконное, но не посконное.

— До встречи…

Елена дала отбой. Должно быть, в кабинет кто-то вошел.

Данилов бросил трубку на диван и стал есть яблоко, раздумывая над тем, что следует дарить на первом свидании женщине, которую десять лет считал потерянной безвозвратно. Фантазия не предлагала ничего лучшего, кроме букета, но Данилов вовремя сообразил, что таскать с собой букет Елене будет неудобно, а оставить его в машине — неудобно вдвойне.