История призрака - Джим Батчер

— Я извиняюсь, Гарри, — сказал Баттерс. Он прикусил губу и опустил взгляд. — Я думал, ты знаешь... Марконе. Барон Джон Марконе.

Глава семнадцатая

Я нашёл пистолет Стью на земле, там, где я его выронил во время борьбы. Затем я последовал за Баттерсом к его машине, старому плимуту Роуд Раннер. [16]Он выглядел ещё хуже, чем мой старый Жучок, когда я его в последний раз видел. Вмятины и царапины покрывали всю его поверхность, некоторые из них выглядели подозрительно, словно процарапанные в металле двумя когтями — но его двигатель работал с впечатляющей, гармоничной энергией. Его номерные знаки гласили: МИПМИП.[17]

— Я, типа, поменял свою старушку, — говорил мне Баттерс, пока я входил прямо сквозь дверь. Я не издал ни звука от дискомфорта. Только не перед Баттерсом. Это нанесло бы непоправимый ущерб моему авторитету призрака.

— На другую старую рухлядь, — сказал я. Мой голос, исходящий из радио, проскользнул вместе с рекламой автомобильных солнцезащитных козырьков.

— Сталь мне больше нравится, чем стекловолокно, — сказал он. — Фоморы и фэйре, по всей видимости, состоят в родстве. Ни один из них не любит касаться металла, если в него добавлено железо.

Череп Боба отдыхал в контейнере, который был установлен в Роуд Раннер на приборной доске —  в виде раскачивающейся туда-сюда игрушки, как кукла Пупс.

— Там много крови намешано, — сказал Боб. — Они появились в старые, старые, старые времена. Перед войной Сидхе.

Я поднял брови.

— Я ничего не слышал об этом.

— Потрясные вещи, — сказал с огромным энтузиазмом Боб. — Это было ещё до того, как я появился, но я слышал всевозможные истории. Даоин Сидхе, Туата, Фомор, Тилвит-тег, Шен. Эпические альянсы, эпические предательства, эпические сражения, эпические свадьбы, эпический секс.

— Эпический секс? — фыркнул я. — По каким таким стандартам секс оценивается как эпический?

— И тонны и тонны смертных лохов, которых мы использовали в качестве пешек. — Боб счастливо вздохнул, не обращая внимания на мой вопрос. — Просто нет слов. Это было словно «Властелин колец» и  «Все мои дети» [18]сделали ребёнка с Мачо мэн Рэнди Сэведжем [19]и игровым автоматом «Ударь по кроту».

Баттерс фыркнул, представив себе эту картину.

Но... То есть, адские колокола. Кто бы не представил?

— Так или иначе, — выдавил он спустя минуту, — в жилах Фоморов течет много крови фэйре. Я предпочитаю детройтскую сталь вокруг себя, когда езжу.

— Мёрфи говорила что-то про Фоморов вчера вечером, — сказал я. — Я так понял, что они выдвинулись по направлению к городу.

Его лицо стало более замкнутым.

—  Супер. Я был занят. — Он медленно выдохнул. — Гм. Послушай, мужик. Это действительно ты?

— То, что осталось от меня, — сказал я устало. — Да.

Он кивнул.

— Гм. Есть проблема с Молли.

— Я видел, — сказал я.

— Ты не видел, — возразил он. — Я имею в виду, Мёрфи сказала тебе, что у неё шарики за ролики заехали, но её проблемы гораздо серьёзнее.

— Что за проблемы? — спросил я.

— Семнадцать человек убиты за последние три месяца, — ответил он ровным голосом.

Я ничего не говорил на протяжении нескольких кварталов. Затем я спросил:

— Кто?

— Подонки, — сказал он откровенно. — В основном. Полицейский, который, возможно, изнасиловал проститутку. Мелкие преступники. Грабители. Она даже не пытается скрыться. Она полностью стала Тёмным рыцарем. Свидетели направо и налево сообщали о высокой женщине, одетой в несколько слоев оборванной, бросовой одежды. В рапортах её через две недели начали называть Леди Оборванкой. Люди называют её по-разному, чтобы посмеяться, чтобы показать ей, они не боятся, но...

—  В этом городе было убито множество людей, — сказал я. — Это не значит, что это Молли.

— Гарри... 

 Баттерс остановился на светофоре, и окинул меня прямым взглядом.

— Я освидетельствовал двенадцать жертв. Характер смерти у каждого из них различный, но я нашёл у всех обрывок ткани, затолканный в рот.

— И что? — требовательно спросил я.

— Я исследовал ткань. Она такая же самая, что осталась от одежды, которую ты носил в Чичен-Ице​​. У них были некоторые лоскутки в качестве доказательства, когда они исследовали место твоего... твоего убийства. Только кто-то проник туда, не будучи замеченным никем и ни одной камерой, и забрал их прямо оттуда.

Мучительная память вспыхнула у меня в голове. Молчание каменных зиккуратов в ночи. Шипение и скрежет нечеловеческих голосов. Затхлый, рептилий запах вампиров. Моя фея-крёстная  (Да, я серьёзно. У меня есть одна, и она до чёртиков пугающая.) превратила мою одежду в защитную броню, которая, вероятно, спасла мне жизнь полдюжины раз в ту ночь, а я даже не подозревал об этом. Когда они превратились обратно в мой плащ, рубашку и джинсы, от них почти ничего не осталось, только клочья и обрывки.

Так же, как и от меня.

Кто-то, у кого были крупные проблемы с моей смертью, убивал людей в моём городе.

Может ли оказаться, что это моя ученица?

У нее было чувство ко мне, как говорила практически каждая женщина, которую я знал. Оно не было взаимным. Да, она была великолепной, умной, находчивой, смелой, рассудительной и компетентной. Но я знал её ещё в ту пору, когда её лифчик был формальностью, когда я только начал работать с её отцом, одним из очень немногих людей в мире, которых я на самом деле уважаю.

В Молли была тьма. Я заглядывал в её душу. Я видел это в более чем одном из возможных вариантов её будущего. Я чувствовал это в чёрной магии, которую она использовала, с лучшими намерениями, на хрупких умах смертных.

Но, несмотря на то, что в Чичен-Ице она сражалась зубами и когтями, рядом с нами... она не была убийцей. Не Молли.

Так ли это?

Людей могли вести к крайностям правильные события, правильные ставки. Я пожертвовал своим будущим и своей душой, когда я должен был это сделать, чтобы спасти мою дочь.

И я был учителем Молли. Её наставником. Примером для неё.

Не была ли она доведена до крайности, потеряв меня, так же как был доведён я потенциальной потерей моей дочери? Не отвернулась ли она от всего, чему я пытался научить её, и не позволила ли себе соскользнуть в насильственные проявления могущества?

«Почему бы ей так не сделать, идиот?» —  услышал я внутренний ​​голос из тёмной части моего сознания. — «Ты показал ей, как это работает. Она всегда была способной ученицей».

Хуже того, Молли была чувствительным волшебником, чьи сверхъестественные ощущения были такими острыми, что выбросы мощной магии или чувства, которые сопровождали ситуации жизнь-или-смерть, были чем-то, что вызывало в ней психическую и физическую боль. Это было то, что я едва даже рассматривал, когда тащил её с собой  в Чичен-Ице в самую большую, самую дикую и смертельнейшую свалку, в какой я лично когда-либо поучаствовал.