Австрийский моряк - Джон Биггинс

Вот так вышло, что поутру двадцать второго сентября, прежде чем UB-4, а теперь U-9 вышла на первое боевое дежурство, мы спустили немецкий военно-морской вымпел и подняли австрийский. Нашей задачей было ходить дозором вдоль берега вплоть до Корфу и топить суда, перевозящие припасы и подкрепления для итальянской армии в Албании.

В первые три дня складывалось впечатление, что целей для атак найдется прискорбно мало. Море у северного побережья Албании было пустым, если не считать английского крейсера класса «Уэймут», замеченного близ Дураццо на второй день, но слишком далеко, чтобы выпустить торпеду. Дел у меня практически не было, я только стоял вахту да пытался как мог исполнять обязанности номинального старшего офицера. Немцы были отлично выучены и исправно выполняли свой долг, но я все равно чувствовал, что им не нравится получать приказы от австро-чеха. Чувство расового превосходства сильно развилось в немцах еще до 1914 года, и было очевидно, что они считают неестественной ситуацию, когда германскими моряками командует славянин из нижестоящего флота. Мне кажется, британские матросы того времени воспринимали бы это примерно также, если бы их подчинили офицеру-полукровке из королевских индийских военно-морских сил. Мне не раз доводилось слышать, как они передразнивают мой акцент. Оставалась и проблема языка. Оба флота говорили по-немецки, но я вскоре обнаружил, что австрийский немецкий — вовсе не одно и тоже, что германский немецкий. Помню удивленное выражение, с которым они встретили мою команду «Sood lenzen», подразумевавшую осушить льяла машинного отделения при помощи помпы. Правильная формулировка, как мне сообщили, звучит «Bilge ausleeren». Но полно, мне было поручено не любить немцев, но освоиться с их подводной лодкой, а тут счастливая судьба свела меня со старшиной Леманном, уроженцем Эмдена. Тот принадлежал к доброжелательным людям, какие часто встречаются среди северо-германцев, и здорово просветил меня по части управления «окариной» в подводном положении, где ее единственный руль глубины и неподвижные носовые пластины выкидывают прихотливые штуки на низкой скорости. За пару дней в море я весьма неплохо обвыкся с лодкой. Единственным вопросом оставалось то, как поведет себя «UB-4», нанося удар. Или будучи под ударом. Ответ на него был получен сразу после девяти часов утра двадцать пятого сентября, милях в десяти от западной оконечности Корфу и в шести милях к югу от гористого острова Фано. Сменившись с вахты за час до того, я поднялся в рубку выкурить сигару. Впередсмотрящий заметил дымы на норд-весте. Фюрстнер рассматривал их некоторое время через бинокль, потом передал оптику мне, заметив, что «они», кто бы это ни были, направляются в нашу сторону. Я выразил мнение, что это могут быть три или четыре тихоходных судна, и что идут они в Санти-Кваранта на албанском берегу.

— Превосходно, — отозвался Фюрстнер. — Нырнем и подождем их.

Мы неспешно погрузились и легли на курс перехвата конвоя. Минут через двадцать Фюрстнер приказал поднять перископ. Электрическая лебедка завизжала, выбирая трос, и сверкающий бронзовый стержень бесшумно выехал из колодца в палубе. Командир припал глазом к окуляру и с видом надменной самоуверенности оглядел горизонт.

— Ага, все как я ожидал, — заявил он. — Двухтрубный лайнер и два парохода поменьше, в сопровождении эсминца.

— Предположения насчет национальности? — поинтересовался я.

— А какая разница? В этих водах может быть только враг, а если это нейтралы, то нечего им было сюда соваться. Я намерен атаковать. Кстати, можете взглянуть сами.

Я приник к перископу. Да, перед нами был итальянский военный корабль — миноносец класса «Спарвьеро», если точнее. Что до двухтрубного судна, то я был почти уверен, что узнал пакетбот «Ганимед» франко-алжирской линии. Из двух прочих один был небольшим грузовым транспортом, а второй — окрашенным в зеленую краску каботажным пароходом водоизмещением примерно в двести тонн. Флаг нес только миноносец. Конвой плелся в нашу сторону на неспешных шести узлах.

Послышался лай приказов — у немцев настоящий талант отдавать приказы лаем — и через несколько секунд команда уже заняла места по боевому расписанию. С кнопок запуска торпед на переборке центрального поста были убраны красные защитные колпачки. Фюрстнер стоял у перископа и с впечатляющим спокойствием управлял выходом лодки в атаку.

— Отлично, — заметил он. — Полагаю, стоит избрать целью эсминец. Оба аппарата, товьсь!

На минуту или две повисла мучительная тишина. Потом последовал приказ:

— Левый торпедный аппарат, пли!

Зашипел сжатый воздух. Когда торпеда вышла, UB-4 слегка вздрогнула. И тут:

— Gottverdammt! Уходим глубже!

Несколько секунд спустя над головами послышался безошибочно узнаваемый шум винтов, затем поблизости разорвались две или три бомбы. Как оказалось, наша торпеда первые секунд пять шла точно к цели, а потом затонула. «Итальянец» заметил ее след и повернул в расчете протаранить нас прежде, чем мы нырнем. Он промахнулся, но в течение следующего получаса нам пришлось оставаться на глубине в двадцать метров. За это время миноносец и двухтрубный пароход скрылись с места событий. Когда UB-4 всплыла на перископную глубину, заметить удалось лишь два меньших судна, которые после бегства эскорта развернулись и теперь полным ходом возвращались в Италию. Впереди шел пароход побольше — он делал примерно восемь узлов, из трубы его поднимался густой столб дыма, а за кормой на лине болталась шлюпка. Что до каботажника, тот отстал на добрую милю, явно не поспевая за товарищем.

Строго говоря, если следовать международному законодательству, нам полагалось всплыть и захватить пароходы в качестве призов, приняв предварительно меры безопасности в отношении пассажиров и команды. Фюрстнер воспротивился: по его словам, у нас есть полное право топить торговые суда без предупреждения, раз те являлись частью охраняемого конвоя. Факт, что эскорт исчез, его ничуть не смущал. В пароход побольше с дистанции четыреста метров была выпущена торпеда из аппарата правого борта, и двадцать секунд спустя мы были вознаграждены глухим гулом разрыва. Раздалось в высшей степени дисциплинированное «ура!». Фюрстнер жадно приник к перископу на минуту, потом отступил от него, очень довольный собой.

— Трусливый сброд, эти итальяшки, — заметил он. — Вы бы видели как они попрыгали в шлюпку, что буксировали за кормой! Макаронники обрезали конец и взялись за весла наверное еще до того, как торпеда попала в борт. Ну и образчик мореходного искусства, тянуть вот так шлюпку за собой! Меня удивляет как…