Тот, кто меня купил (СИ) - Ночь Ева

— Красивая, — вздыхает Настя и трогает моё платье. — Когда я вырасту, ты мне купишь такое же? И туфельки?

Настоящая женщина. Кокетка. Она любит наряды и банты. Любит, когда я делаю причёски, хоть с её волосами трудно управиться — торчат во все стороны пушистым облаком.

— У тебя и так куча нарядов, не наглей! — дёргает Настю Марк. Маленький суровый хозяин. Он тоже редко улыбается. Может, потому что чересчур ответственный. За двоих. Леон, наверное, не так близок им в силу разницы в возрасте. Но со мной они нормально общаются, а с братом — не очень. Я вижу только дуэт, но никак не трио, словно Леон им не родной.

Странные мысли бродят у меня в голове. Я одёргиваю себя и пропускаю момент, когда Эдгар появляется на пороге.

Он переоделся. У него другой костюм и рубашка. Не те, что он надевал с утра. И где-то внутри меня ворочаются неудобные вопросы. Почему он переоделся? Что с той одеждой, что была на нём?

— Тая, — делает он шаг ко мне. Прикасается пальцами к моему лицу. Смотрит мне в глаза. Что в его взгляде? Не прочитать. Веки полуопущены. Где-то там — мои любимые снега — помесь голубого и серого, блеск холодных кристалликов, свет вечернего неба.

Он принимал душ — от него пахнет прохладным гелем и чистотой. А ещё — парфюмом. Ненавязчивым и снова с холодными нотами. Это он, мой ледяной рыцарь, несгибаемый Эдгар Гинц. Я узнаю его среди тысяч, в толпе, с закрытыми глазами. На ощупь, наверное, тоже.

Почему он принимал душ? Зачем сменил одежду? В груди рвёт когтями неизвестный зверь. Я ревную? Я ревнивая жена?.. Не хочу думать о плохом, но подлые мыслишки чёрными вьюнами лезут в голову и нашёптывают всякие мерзости. Хочется взять его за плечи, встряхнуть, забросать вопросами, но я молчу. Стою неподвижно, пока он вглядывается в меня.

— Ты прекрасна, — выдыхает он. И, наверное, его слышат все. Марк и Настя, что застыли, открыв рот. Застывший в конце коридора Леон. Выглянувшая из комнаты Ида. Промелькнувшая на заднем плане Синица.

Это так… интимно, предназначено только мне. И я не хочу ни с кем делиться откровением. Но я горжусь, что вольно или невольно вырвала из его груди подобное признание.

— Тебе нравится? Я старалась, — опускаю глаза и украдкой провожу ладонью по гладкой обтягивающей ткани. На мне — фиалковое платье с лиловыми вставками. Очень откровенное в своём перчаточном облегании. Подчёркивает каждый изгиб тела. Я его выбрала сама, когда мы с Синицей бегали в поисках свадебного платья. Попалось под руку. И Эдгар его не видел. Может быть, поэтому я его сегодня надела. Одобрит ли? Кажется, да.

— Очень, — даёт он оценку, что приятно греет сердце. — Пойдём.

Я вкладываю руку в его ладонь. Он словно приглашает меня на танец — самый торжественный и важный.

Ухожу не оборачиваясь. Мне сейчас никого не хочется видеть. Только его.

Нас ждёт серебристое авто. Обтекаемое чудовище, похожее на ртутную гигантскую каплю. Мне нравится, хоть я ничего и не смыслю в машинах.

— Ты повезёшь меня в «Тарантеллу»? — спрашиваю, как только усаживаюсь рядом с ним на пассажирское кресло.

— Нет, — заводит он мотор. И столько решимости в его «нет», что я невольно смеюсь. — Хочу побыть с тобой наедине. Только ты и я. Никаких знакомых и детей.

Я мягко кладу руку на рукав его идеального пиджака.

— Прости, что втянула тебя во всё это. Ты не обязан был… Но я так счастлива, что они с нами.

Мне трудно говорить. Но хоть так.

— Тая, — он бросает на меня взгляд, — я сам, ещё раз говорю: сам принял решение. Это не упрёк. Я лишь хочу немного побыть с тобой. Без лишних глаз. Поговорить. Расслабиться. И ты заодно отдохнёшь.

Я киваю. Почему-то вместо того, чтобы расслабиться, я чувствую напряжение. Паника. Поговорить. О, господи…Лихорадочно перебираю умные темы и никак не могу сосредоточиться.

Кажется, он не замечает моего состояния. Мы приезжаем в какой-то ресторанчик. Наверное, очень дорогой. Он похож на избушку — деревянную, добротную, сказочную. Нам накрывают на веранде с видом на природу. Рядом шумит река, колышутся деревья. Воздух свежий и чистый. Оглядываюсь по сторонам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Здесь больше никого не будет, — шепчет он мне на ухо, и мурашки бегут по телу от его губ, что близко-близко, от его дыхания, что шевелит волосы.

Мы усаживаемся за столик. Нам накрывают, что-то несут. Я вижу только бутылку вина — тёмного, почти чёрного, но когда разливают его по бокалам, оно светится рубиново. Пробую осторожно. Вкусно. Аромат сумасшедший. А внутри словно огненный шар прокатывается.

— В последнее время я часто вспоминаю прошлое. Наверное, из-за случившегося.

Он не называет причину своим именем. Но я знаю, о чём он. Молчу, давая ему высказаться.

— В молодости так легко наделать ошибок. Может, всё было бы по-другому, если бы я не ушёл из дома. И отец не умер бы. Не знаю. Она права: я их бросил, не они меня. Это был мой выбор. Я так до сих пор и не знаю, о чём они спорили. Почему расстались.

Он ерошит волосы, они падают ему на глаза, но Эдгар не поправляет упавшие пряди. Беру его ладонь в свою. Глажу по кисти и пальцам, успокаивая. Он притягивает мою руку и утыкается в неё лицом.

— Сегодня я дал распоряжение детективам, что ищут её, проверить морги. Не знаю, что буду делать, если… я опоздал.

Я никогда не видела его таким беспомощным и… отчаявшимся, наверное. Это не тот человек, что отдаёт команды и требует. Принимает решения и хладнокровно способен выдержать любой удар. Как оказалось, и у сильных есть вот такие моменты.

Простит ли он меня, что я стала свидетелем его отчаяния? Сможет ли забыть? Но сейчас я утешаю его, как могу. Глажу по лицу. Шепчу какие-то слова. И всё становится простым. Мы словно сравниваемся. На меня не давит его взрослость, а Эдгара утешает моя нежность.

— Мы её обязательно найдём, Эдгар, — обещаю, вспоминая о таинственном номере — единственной ниточке, что даёт надежду. Но я не хочу говорить ему о ней. Лучше я сама. Вдруг и там тишина, чтобы он не расстраивался ещё больше. — С ней ничего не могло случиться.

— Я уже не верю в нового мужика в её жизни, — признаётся он. — Что-то не то, понимаешь?

Я уже давно думаю так, но киваю, соглашаясь.

Он замирает. Встряхивает головой. Снова ерошит волосы, расстегивает пиджак, вытягивает длинные ноги, пригубливает вино. Долго молчит, а затем произносит тихо-тихо:

— Поцелуй меня, Тая. Притворись, что любишь. Поцелуй так, чтобы я поверил. Не надо слов, пожалуйста. Только чувства. Я пойму. Мне сегодня очень нужно, чтобы… ты понимаешь?..

Я понимала. Смотрю на него с грустью. Мне так больно, словно кто-то взял и загнал осиновый кол в моё сердце. Без слов так без слов. Мой суровый слепой Гинц. Ему не нужна моя любовь. Только немного жалости. На время, чтобы прийти в себя. Простит ли он когда-нибудь молчаливого свидетеля, что был рядом, когда у него всё болело и рвалось наружу?.. Я снова и снова задаю себе этот вопрос.

А затем я его целую, вкладывая в поцелуй всё, что я к нему чувствую. Целую так, словно это последний день на земле и другого не будет. Целую так, чтобы его проняло. Может, он всё же услышит, поймёт, догадается?..

— Тая, Таечка, — шепчет он, не открывая глаз. Прикасается ладонями к моему лицу. Целует сам. В губы, в глаза. Покрывает горячечными поцелуями каждый сантиметр моей кожи, а затем снова возвращается к губам.

Мы так и не притронулись к еде. Нам было не до того. Мы лечили друг друга поцелуями и утешались. Самообманывались и успокаивались.

Какая разница, зачем я ему нужна? Мне безразлично. Я отдам ему всю душу, всю кровь — пусть только попросит или намекнёт. Не раздумывая, безоглядно. Потому что сильней любить, чем сейчас, невозможно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

49. Тая

На том конце телефона отвечают так быстро, что я не успеваю сообразить: а был ли хоть один гудок?

— Я слушаю.

Сердце из груди у меня как не выскочит. Захлёбываюсь воздухом и не могу произнести ни слова. Женский голос. Мягкий, но звонкий, как у подростка. Снова вспоминаю, что не знаю её имени. Как обратиться и что сказать?