Карибы. Ресторанчик под пальмами - Мелинда Бланчард

Через некоторое время благодаря воздействию солнечных лучей у меня возникло ощущение, что мое тело превратилось в кисель и в нем не осталось ни одной косточки. Я стала смотреть на плывущие над нашими головами облачка, на пеликана, который словно камикадзе пикировал вниз и потом взмывал вверх, но уже с добычей. Потом он снова рушился вниз, видимо, желая добыть себе десерт.

Из-за края низкой, украшенной ракушками стены, не дававшей волнам перехлестывать Сцили-Кэй во время штормов, показалась голова крошечной ящерки. Резко поворачивая голову из стороны в сторону, видимо, в поисках насекомых или крошек, ящерка прошмыгнула под креслом Джеса и пропала где-то среди трещин в стене.

Вместе с группой туристов мы с Джесом устремили взгляд на рыбака в лодке, стоявшей на якоре неподалеку от берега. Рыбак как раз извлекал из ловушки живых омаров. Довольный, что оказался в центре внимания, он поднял над головой одного из омаров, и туристы защелкали фотоаппаратами. Нам вот-вот должны были принести обед.

— Простите, пожалуйста, вы случайно не из ресторана «У Бланчардов»? — спросила одна женщина.

— Да, — смиренно ответила я, заранее зная, как будет дальше развиваться наш разговор.

— Мы так классно поужинали у вас вчера вечером! Такого тунца я в жизни раньше не едала. Золотце, — позвала она мужа, — это владельцы ресторана, где мы вчера кушали!

Когда нам с Джесом приходилось отвечать на десятки вопросов о том, каково это — жить в таком раю, мы ощущали себя знаменитостями. Похоже, наша затея с рестораном все-таки оказалась удачной. Теперь уже мы рассказывали приезжим о том, что значит — жить на Ангилье.

Обед нам накрыли в крытой пальмовыми листьями хижине. К жареным омарам и лангусту подали кучу свежих фруктов и салат. После обеда мы вздремнули на солнце, а когда пришла пора возвращаться домой, у нас было такое чувство, словно мы съездили в отпуск в тропики.

На кухне в нашем ресторане никогда не было скучно. Меня очаровывала способность Оззи одновременно резать овощи и танцевать. Ритмичные движения начинались где-то в районе бедер, а оттуда распространялись по всему телу. Надо сказать, что двигался он изящнее Клинтона, который тоже пританцовывал и пел. Движения Оззи были более гармоничными, являясь частью его естества. Когда Оззи танцевал, работал он гораздо лучше.

Шебби нравилось нести дежурство за грилем, хотя он часто жаловался на то, что от рашпера «жаром так и пышет». Работа была изнуряющей даже для Шебби, сложению которого позавидовал бы и супермен. Он стоял от гриля как можно дальше и переворачивал мясо и рыбу специальными, очень длинными лопаточками. Но все-таки в один прекрасный день Шебби удалось решить проблему с жаром: он взял картонную коробку, вырезал из нее кусок в форме щита и сунул себе под футболку. Картон защищал его грудь от огня. Шебби очень дорожил своим изобретением и тщательно прятал его каждый вечер по окончании рабочего дня.

Гаррилин работала со мной рука об руку. Она украшала десерты, готовила салаты и одновременно держала меня в курсе всех событий, что происходили на острове. От нее я узнавала все последние новости. От этой девушки исходили такая сила и такая уверенность, что в ее присутствии я всегда ощущала себя в полнейшей безопасности. Иногда субботними вечерами Гаррилин приходила, прикрыв платком волосы, только что выкрашенные в зеленый цвет. Так она готовилась к воскресной церковной службе. Она как раз перебралась недавно в другую церковь, ту самую, розовую, возле которой стояла табличка «Зайдите хоть раз — и вы удовлетворите все свои духовные потребности». Понятное дело, Гаррилин желала выглядеть лучше всех.

У Жука была самая тяжелая работа, но трудился он едва ли не усерднее всех. Парень без остановки мыл посуду в обжигающе горячей воде, при этом постоянно травил анекдоты и байки, а если подворачивался случай, обгладывал панцири омаров. Когда мыльная пена доходила до уровня глаз, он подхватывал хлопья и кидал их в мусорные ведра. «Ну давай, лезь сюда, — твердил он голосом, которым обычно разговаривают с маленькими детьми, — видишь, в раковине уже нет места. Ну же, прыгай скорее».

Чуть дальше по дороге, совсем неподалеку от ресторана, жил таксист Остин. Он был у нас частым посетителем. На Ангилье у таксистов существует неписаный закон — кто клиента в аэропорту встретит, тот его потом всю неделю и катает. Водители вручали туристам визитные карточки, чтобы отдыхающие могли вызвонить их в любой момент, когда понадобится такси. Остин был весьма выдающимся таксистом. Он оборачивался так быстро, что за ним было «закреплено» гораздо больше туристов, чем за остальными. У всех водителей имелись сотовые телефоны. Мобильник Остина не умолкал практически ни на минуту. Всякий раз, когда он привозил к нам клиента, мы приглашали Остина в бар и наливали чего-нибудь попить. Однако стоило ему сделать пару глотков, как вновь звонил телефон, и Остин срывался к очередному клиенту. К счастью, обычно следующий турист просил отвести его как раз к нам в ресторан. Гости признавались нам, что по дороге Остин рассказывал им о том, как мы с Бобом перебрались на Ангилью. С его точки зрения, ужин в нашем ресторане должен был начаться именно с такого рассказа. «От него мы узнали, что вы раньше жили в Вермонте и занимались производством заправок для салатов и что ваш ресторан считается лучшим на Карибах, — говорили нам посетители. — Этот водитель — ваш большой поклонник».

Поскольку Остин жил неподалеку, мы часто видели его в Лонг-Бэй под доминошным деревом у магазинчика Кристины. Игры под этим деревом нередко затягивались до четырех часов утра. Благодаря азарту игроков магазинчик процветал, а по утрам, когда я заглядывала к ней, Кристине всегда было что рассказать.

— Ох, миссис Бланчард, — Кристина всегда обращалась ко мне официально, по фамилии, — прошлым вечером тут такое было! Играли чуть ли не до утра! — После этого она шепотом добавляла: — Я столько пива продала. Ну и ночка!

Как-то раз она ударилась в воспоминания и принялась рассказывать мне о своей юности:

— Миссис Бланчард, когда я была молода, куда моложе, чем вы, я танцевала всю ночь напролет. Даже когда я была девочкой, когда у нас еще были в ходу фунты, шиллинги и пенсы, мама давала мне денег на магазин, а сдачу разрешала оставить себе. Я копила-копила, а потом отправлялась на танцы.

— А когда фунты, шиллинги и пенсы вышли здесь из обращения? — спросила я.

— Кажется, году в пятьдесят четвертом — пятьдесят пятом. Я обожала танцы, когда еще была маленькой девочкой. — Кристине не терпелось продолжить рассказ. — А когда я работала в Англии… Как же мы там отплясывали! — Похоже, по выражению моего лица она догадалась, что мне сложно представить отплясывающим человека ее телосложения, поэтому Кристина встала и решила наглядно все продемонстрировать. Несмотря на то, что ей было хорошо за шестьдесят, танцевала она куда лучше, чем я. — Миссис Бланчард, как же мы зажигали! Я и румбу плясала, и джайв, даже вальс умела! — Кристина танцевала, а ее трехлетняя племянница Кадешья в точности повторяла каждое ее движение. — Кадешья схватывает все на лету, — с гордостью произнесла тетя, — танцовщица растет.