Завод войны - Эшер Нил

— Держи меня в курсе, — сказал Гост и закрыл канал связи.

Свёрл еще долго смотрел на экран. Все вышло слишком легко, от беседы явственно попахивало полуправдой и манипуляциями. Конечно, Гост соврал насчет собственных намерений относительно Свёрла, но в чем именно, Свёрл пока не определил. Поэтому, решив, что все будет идти своим чередом, он переключился на список, проштудировав его на скорости ИИ. А наткнувшись на имя и местонахождение дрона, о котором говорил Гост, ощутил замешательство, а потом — растущий гнев.

«О неожиданность, имя тебе — Пенни Роял», — подумал Свёрл.

Собственная предсказуемость заставила Свёрла почувствовать себя мелким и незначительным. Он был всего лишь пешкой, которую передвигал по доске черный ИИ. Его дерзость и богоподобная манипуляция событиями внушали трепет. Или тут скрывалось нечто большее? Не удалось ли Пенни Роялу одолеть и само время? Не обладает ли черный ИИ возможностью действовать подобно тем искусственным интеллектам, которые, по слухам, преодолели ограничения реала и навечно погрузились в У-пространство?

Свёрл мысленно потянулся к У-пространственным двигателям, взял контроль на себя, ввел координаты и послал дредноут в прыжок. Вдруг до него дошло, что Гост в любом случае завладеет желанными координатами. Если предстоящая встреча с Цворном настолько опасна, насколько предполагает Свёрл, его корабельные системы наверняка получат серьезные повреждения, а значит, он потеряет возможность скрыть координаты своего У-прыжка. А еще он понял, что черный ИИ, пробил ли он время или нет, обладает весьма гротескным чувством юмора. Ведь наверняка окажется, что координаты Цеха 101 знает именно этот дрон. Рисс.

Трент

В клетке «моллюсков» томилось, ожидая своей участи, пятеро нормальных людей (если, конечно, считать котофицированную женщину нормальной), и сейчас все они собрались вокруг него. Трент задумался о значении слова «нормальный». Нормальный ли он, выходец из мира с высокой силой тяжести, продолжатель линии Собелей? Его предки так поработали над своей ДНК, что та стала дальше от ДНК людей старой Земли, чем ДНК тех — от обезьяньей. И Трент решил, что в нынешней ситуации «нормальный» означает «не один из людей — „моллюсков"».

— Так откуда ты узнал все это? — спросил он мужчину, который назвался Райдером Коулом, размышляя о том, что ему только что сообщили.

Тэйкин превратил себя в отца–капитана и поработил остальных людей — «моллюсков» с помощью производимых им феромонов.

— Я исследовал людей — «моллюсков», когда учился, еще до загрузки, — ответил черноволосый, остролицый и лихорадочно возбужденный Коул. — Я врач.

— Врач, — повторил Трен, наблюдая за подозрительно хмурившимися остальными слушателями.

Когда–то этим словом обозначалась вполне определенная профессия, но сейчас оно могло относиться к тысяче вещей. Трент пожалел об утраченном форсе — а то бы он мог связаться с форсом, прячущимся за ухом мужчины, и получить его полный профиль, а также список дипломов, степеней и специальностей — узнав при этом, заработал ли он их, медленно и прилежно грызя гранит науки, или мгновенно загрузив в память знания.

— Я явился сюда, чтобы помочь им, — сказал Коул. Кто–то в тесном кружке фыркнул.

— Помочь превратиться в прадоров, не превращаясь в вонючие развалины? — поинтересовался Трент.

— Нет, я хотел отговорить их от трансформации, — ответил Коул.

Выражение его лица изменилось, глаза жадно загорелись.

— И убедить их дать мне разрешение на их лечение.

— Наш Райдер не слишком преуспел в своих уговорах, — встряла в беседу котофицированная женщина. — Наверное, они предпочитают свое безумие.

Проглотив информацию, Трент вновь сконцентрировался на Коуле.

— И какой же ты врач?

Коул пожал плечами и развел руками:

— Ну, в общем и целом это можно назвать «психотехник».

Рассматривая прикрепленный за ухом мужчины Д-форс, Трент только сейчас заметил насадку. Второй порт ниже оптического разъема, с расположенными позади него по кругу крохотными отверстиями для штепселей, предназначался не для данных, а скорее, для ввода в ментальную сеть нейрохимии — и для загрузочных чипов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А в Государстве–то что не работалось? — спросил Трент.

— Там моя специальность мало востребована.

Да, в Государстве наноскопическое хирургическое вмешательство и ментальное редактирование сталкивались с многочисленными психологическими проблемами. Если у тебя есть хоть какое–то органическое поражение мозга, хирург скорректирует это еще при рождении. Если дефект обнаружится позже, с задачей справится стандартный автодок — а с более серьезными случаями разберется хирург-ИИ. Если у тебя есть вопросы, которые ты не можешь решить, ты либо вычеркнешь их вовсе, либо сотрешь их эмоциональную составляющую. И, конечно, если ты предпочтешь сохранить свой недуг в качестве этакой отличительной черты, ты всегда можешь сделать что–нибудь дикое — например, попробуешь превратиться в прадора.

Трент догадывался, что Райдер Коул из тех психотехников, чья работа граничит с одержимостью и незаконностью. Однако он не утратил — пусть и искаженного — понятия нравственности. Он пытался убедить людей — «моллюсков» прибегнуть к его лечению — не заставляя их принять его.

— Что ж, — кислый привкус во рту напомнил Тренту о ментальной подчистке, — если ты и сейчас хочешь помочь им, то отдай мне, пожалуйста, эти маленькие ножницы, которыми ты избавил меня от ремней.

Когда же Пенни Роял «отредактировал» его? В падающем, покореженном «Заливе мурены» — или еще раньше? Когда ИИ наградил уродской способностью чувствовать чужую боль? Или — мелькнула в голове мысль — это был вовсе не Пенни Роял, а проклятый аналитический ИИ Брокл? Нет, он не знал почему, но чувствовал уверенность, что тут поработал именно черный ИИ.

— Я не сторонник насилия, — снова ощетинился Коул.

Трент кивнул самому себе. Дополнение к форсу Коула выдавало секрет. Этот человек был одержим своей работой и, очевидно, экспериментировал на самом себе. Не слишком благоразумно.

— Не сторонник?

Тренту вдруг жутко захотелось ударить размазню, но, вместо того чтобы ощутить радость от найденного повода пнуть кого–то, он почувствовал тошноту. И осознал, что во время драки в святилище Тэйкина действовал, руководствуясь исключительно опытом и подготовкой, — а сейчас эмоциональный отклик полностью расходился с позывом.

— Ты просто расскажешь мне, что здесь происходит, — сказал он, пытаясь быть убедительным. — Просто расскажешь, какие следующие логические шаги сделает Тэйкин, чтобы стать прадором, обратив в феромонное рабство других людей — «моллюсков». И что, по–твоему, случится с теми из нас, кто отклонил его предложение?

Коул как–то обмяк. Он явно знал.

И Трент продолжил:

— Тэйкин мог бы заставить всех нас силой, но он этого не делает. Почему, как ты думаешь? И как прадоры поступают с людьми–пленниками?

— Э…

— Поверь мне, — упорствовал Трент, — это тут не для того, чтобы обозначить намерения.

Он указал на стоявшую перед клеткой стеклянную бутыль.

— Ты, несомненно, знаком с процессом «потрошения» до применения рабодела? Слово как слово, пока не узнаешь, что потрошить–то будут человеческое существо — извлекут мозг и часть позвоночника, а потом превратят в раба, запустив в череп железного «паука». Но обычный человек такое пережить не способен — только укрепленный вирусом Спаттерджея, который переносят пиявки этой планеты…

— Значит, в бутылке пиявки Спаттерджея… — протянула котофицированная женщина.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Все остальные в страхе уставились на стеклянный сосуд.

— Зародыши, — пояснил Трент, а потом вновь обратился к Коулу: — Давай же.

— Ты должен понять: «моллюски» — больные, — сказал Коул. — А происходящее с ними — массовый психоз, подобный…

— Да, ты мне уже говорил.

Трент взглянул на остальных, надеясь, что кто–нибудь из них что–нибудь сделает, но некоторые уже отступили на другой конец клетки и уселись там. Неужели они не поняли, что пора действовать?