Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939 - Яков Яковлевич Алексейчик

желает действий, независимых от солидарной международной политики». Время вскоре покажет, что чешский автор, которого так пространно цитировал польский журналист, предсказал будущее довольно точно.

В Риме, извещало уже ПТА, тоже «чувствуется тень неудовольствия», поскольку, во-первых, польско-германский пакт был подписан без участия Италии, во-вторых, «договор является подтверждением большей заинтересованности Рейха делами на юге, чем на северо-востоке». В Бельгии сообщение о договоре вызвало «огромное впечатление», в котором все-таки преобладал скептицизм. Даже националистическая газета «La Nation Belge» выразила убеждение, что это является только «маневром со стороны Германии с целью оказать влияние на Францию». Социалистическая «Peuple» снабдила информацию о польско-германском соглашении комментарием, гласящим, что «как маршал Пилсудский, так и Гитлер отдают себе отчет в том, что договор не стоит даже бумаги, на которой он написан», на самом же деле «антагонизмы обеих стран на национальной почве становятся все более сильными и в конце концов громко рванут». В Литве пришли к осторожному, но тоже безрадостному для себя выводу, что «созданная подписанием пакта ситуация в Европе не будет для Литвы излишне благоприятной».

Любопытны были и немецкие голоса. Они гнули свою линию, упорно утверждая, как сообщало ПТА, что «в делах наиболее запутанных быстрее и легче можно прийти к соглашению тогда, когда, исключив женевские институции, государства завязывают непосредственный контакт». Германские газеты подчеркивали, что «возможно это между только странами, обладающими сильными и ответственными правительствами». Параллельно делались абсолютно «неприкрытые намеки в адрес Франции, не лишенные злых и ироничных колкостей». Поводом для таких колкостей, пояснила «Deutche Algemeine Zeitung», является то, что «германская политика после исчезновения на многие годы трений с восточным соседом интенсивно возвращается на западную сторону». Дескать, жди теперь ты, Франция! Газета «Tag» в статье под заголовком «Два вождя при деле» возносила личные заслуги маршала Пилсудского, а также канцлера Гитлера в реализации соглашения, о чем тоже уведомляло поляков ПТА. Только такие политики, обозначила немецкая газета, могут сделать то, на что никогда не способны дипломаты. Настоящим выстрелом в политическое поле, притом весьма крупнокалиберным, стало пояснение, сделанное на страницах «Tag» и гласящее, что отныне «исключено их (дипломатов. — Я.А.) влияние на бег событий в польско-германских отношениях». По главной сути сказанное означало, что впредь политику будут определять люди, руководствующиеся только личными представлениями, амбициями, ненавистью к тем, кто находится на пути их планов, прочими побуждениями подобного ряда.

Днем позже — 29 января — весьма любопытные суждения, доходившие и до Варшавы, вновь были зафиксированы европейской прессой. Лондонские издания пришли к совсем уж неприятному для британских политиков выводу, что подписание польско-германской декларации «является окончательным подтверждением, насколько Англия не ориентируется в польских интересах». Раздавалось много голосов, утверждающих, что «от ослабления напряжения между Польшей и Германией потерпят Австрия и Чехословакия». Случилось так, толковали в Лондоне, что «на фоне махинаций Италии, политической деморализации Франции, недостатка решительности Англии» Польша проявила собственную инициативу и «взяла в свои руки ключ на огромной части континента — от немецкой границы по Урал». Вот так! В британской столице, похоже, помнили о главной геополитической мечте польских политиков и их лидеров, вне зависимости от того, назывались они королями, президентами или просто начальниками — о «Речи Посполитой от моря до моря».

Как и в предыдущие дни, по-прежнему много внимания продолжали посвящать польско-германской декларации и французские периодические издания. В их комментариях, сообщал «Kurjer Warszawski», высказывалось «все больше опасений… что соглашение Гитлер — Липский бьет по франко-польскому союзу и подрывает основы существования Лиги Наций». «Journal des Debats» усматривал в дипломатический ориентации Польши признак двузначности. «Le Jour» утверждала, что пакт «перечеркивает цели франко-польского альянса». Газета задавалась вопросом, что предпримет Польша, «если Франция вынуждена будет мобилизоваться против Германии, чтобы защитить Страсбург или Прагу? Публикация в «Le Jour» выдержана в тональности высоко негативной», констатировал польский журналист в Париже.

Широко разошлось по берлинской прессе и еще одно суждение, о чем в своей телеграмме тоже информировал собственный корреспондент «Kurjera…». Новость о примиренческой польско-германской декларации явилась не только неожиданностью для тех же немцев. На некоторое время она стала и «дезориентацией в немецком сообществе по обе стороны границы». Посыпались вопросы, как быть с «пропагандой в пограничных делах», с недавними утверждениями о «бессмысленности версальских решений». Они ворохом поступали в германское ведомство, занимавшееся иностранными делами, притом не только от общественных структур, а и государственных. Например, Министерство внутренних дел Пруссии специальным письмом в МИД Германии просило развеять «основательные неясности, касающиеся способов и границ пропаганды, допустимой по отношению к Польше». Как потом утверждалось, они стали «сопутствующими издержками», по которым соответствующие пояснения поступили всем, кто ставил подобного рода вопросы. Но 29 января корреспондент популярной варшавской газеты сообщил из Берлина нечто куда более важное. Суть его заключалась вовсе не в том, что декларация предотвратила возможную польско-германскую войну, которой немцы в самом деле опасались, так как польская армия была одной из самых крупных в Европе, в несколько раз превышая германскую по числу штыков и сабель. В таком контексте, если говорить языком цифр, других конкретных фактов, становится очевидным, что это Гитлер спас Германию от польского удара, а не наоборот. Однако не это стало главным в оценке декларации. Корреспондент «Kurjera…» 29 января телеграфировал в свою редакцию, что «по случаю завтрашней первой годовщины прихода Гитлера к руководству правительством часть прессы, делая баланс годичного осуществления им власти, подчеркивает внутреннюю консолидацию и стабилизацию национал-социалистического режима». Оттолкнувшись именно от соглашения с Польшей, сообщал он, одна из газет со всей категоричностью отметила: «То, что еще год назад было невозможно, стало теперь фактом реальным». Свершившееся «является наилучшим доказательством того, что минул временный период, как поначалу смотрели на правительство Гитлера». Польско-германский договор стал «изумительным и ошеломляющим итогом первого года руководства Гитлера!» Важность восклицательного знака, которым заканчивался вывод, подчеркивалась и тем, что как раз назавтра — 30 января 1934 года — Гитлеру предстояло выступать в рейхстаге по случаю первого года своего пребывания в должности канцлера, а польско-германская декларация была единственным достижением в его внешней политике. Говоря другими словами, она помогла Гитлеру удержать власть, а если так, то и по этому поводу не помешает подумать, как могли бы развиваться события в Германии, Европе, если бы не инициатива маршала Юзефа Пилсудского, привезенная в Берлин вновь назначенным польским послом Юзефом Липским.

Конечно же, Адольф Гитлер в своей речи перед парламентариями не оставил декларацию за пределами своего внимания, подчеркнув собственные заслуги в ее подписании. По его словам, когда он принимал правительство, отношения с Польшей были весьма плохими. Существовали опасения, что вражеские