Первый Мир - Андрей Ливадный

Внезапно вспыхнувшая и не угасшая любовь к Гюнтеру толкала к действию, сводила с ума, стоило лишь на миг остановиться...

Он там... Холодный, неподвижный, заваленный камнями, но Ника, пересилив горе, разобравшись в данных, считанных с его запоминающих устройств, обрела новую надежду.

Модуль «Одиночка».

Основа возрожденной личности. Главный компонент его рассудка, о котором не догадывалась ни она, ни Шершнев.

С точки зрения современных технологий морально устаревший, но исправно работающий набор нейрочипов, истинное «ядро» его личности, о существовании которого не ведал никто, кроме одного человека, под чьим руководством десять лет назад производилась коренная реконструкция пехотного андроида.

Ника не знала, что ей делать.

Вернуться к Гюнтеру?

Но чем я смогу ему помочь? Без должных знаний, без доступа к технологиям, без соответствующего оборудования?

Ей виделся лишь один выход из создавшегося положения: вернуться в Обитаемые Миры и призвать к ответу тех, кто владеет технологиями, заставить их вернуть Гюнтера к жизни.

Никой двигали чувства.

Она балансировала на зыбкой грани вероятностей, в душе умирали одни порывы, зарождались другие, но цель оставалась незыблемой.

Спасти любимого.

Ради этого она была готова убивать и прощать, жертвовать собой и требовать жертв от других...

Мне не справиться в одиночку...

Окончательно оформившаяся мысль толкала к немедленному действию.

Зона Сумерек еще не вернулась.

Над головой по-прежнему сиял ослепительный сгусток энергии, но на лишенной атмосферы планете нашлось достаточно укрытий, позволяющих передвигаться между древними кораблями без риска заработать глобальный системный сбой.

Ника вела медленный и тщательный поиск.

Исходные данные, полученные при чтении долгосрочной памяти Гюнтера, указывали, что объект ее интереса расположен неподалеку от портала древней транспортной системы.

Лишь бы его не разобрали, не эвакуировали в рамках начатых тут работ по расчистке завалов, мысленно молила Ника.

Ее сознание претерпевало быстрые, болезненные метаморфозы. Менялись чувства, возвращались фрагменты памяти о прожитом, хладнокровие, присущее машине, становилось чертой неестественной, в мыслях то и дело возникала невосполнимая пустота, ведь по большому счету у нее не было прошлого, лишь обрывки воспоминаний, запечатленные в нейросетях... но они несли лишь боль, информации о мире на поверку оказалось – минимум.

Борьба с собой, целенаправленное уничтожение всего навязанного привели к возникновению серьезных пробелов.

Некоторое время Нике казалось: еще немного, и она окончательно потеряет себя, но, пытаясь заполнить тревожную пустоту, собирая воедино фрагменты прошлого, она лишь усугубляла ситуацию, едва не уничтожив остатки собственного «я».

Что она в состоянии вспомнить?

Бесконечную череду поставленных над нею экспериментов?

Отладку программ, которые после уходили в сеть – анонимным покупателям?

Да, именно так. Ей становилось страшно, вся душа – сплошные раны, нет ни единой позитивной мысли о людях, и любой из мыслимых вариантов будущего – лишь короткая и беспощадная месть.

В какой-то момент, инстинктивно сопротивляясь ощущению безысходности, она внезапно открыла еще один пласт воспоминаний.

Ольга.

Смутный поначалу образ, когда-то близкий и понятный, но вытравленный после выполнения очередного задания, стал той соломинкой, за которую отчаянно ухватилась ее погибающая душа.

Ольга Нечаева.

Пресс-секретарь сенатора Столетова.

Имплантированная память, когда-то ставшая базой для формирования достоверного человеческого характера, исчезла, ее уничтожили, но подручные Олмера пропустили или просто проигнорировали вторую составляющую: впечатления, полученные Никой за год самостоятельной жизни, оказывается, никуда не исчезли – огромный массив воспоминаний, способный претендовать на звание «прошлого», сохранился в искусственных нейросетях.

Ника внезапно увидела все в ином свете.

Образ Ольги, потерявший связь с реальностью, задавленный стрессовыми впечатлениями более поздних периодов существования, сейчас внезапно ожил, стремительно заполняя возникшую в душе и сознании пустоту, и Ника неожиданно ощутила себя той женщиной, которую так страстно и безнадежно с первого взгляда полюбил Гюнтер.

Едва не сойдя с ума от затягивающей пустоты, она вновь обрела себя, теперь уже опираясь на ставшие отчетливыми воспоминания: образ Ольги стал четким и недвусмысленным, Ника идентифицировала себя, обретя имя, прошлое, все, что должно быть у нормального человека, и даже больше, – она вспомнила других людей, в корне отличающихся от Олмера...

Ее ненависть к врагу не угасла, но перешла в разряд контролируемых чувств.

Не все так просто...

Уже Ольга пробиралась теперь между мрачными искореженными космическими кораблями, решительная здравомыслящая женщина, для которой память Ники – кошмарный сон, злой морок, а окружающая действительность – чудовищная и непонятная, пробирающая дрожью абстракция.

Она бы погибла тут, ведь у пресс-секретаря известного сенатора нет того опыта выживания в экстремальных условиях космоса, которым обладала Ника.

И вновь начался болезненный слом сознания, пока две души, две памяти, два образа мышления не совместились, образовав жизнеспособный синтез.

Кем она стала?

Наверное, она стала собой – уже не хладнокровной машиной, не игрушкой чуждой воли, но и не той Ольгой, что вращалась в светских кругах Элио и Грюнверка.

Нику и Ольгу объединил образ Гюнтера.

Единственное чувство, горькое, отчаянное и в то же время светлое, дающее надежду, стало основой новой личности.

Отчаянная любовь к Гюнтеру пересилила справедливую ненависть к Олмеру, дав Ольге шанс возродиться, окрепнуть, обрести смысл и вновь обрести угасшую надежду.

Она продвигалась все дальше, медленно пробираясь среди опасных нагромождений древней техники.

Небольшой участок расчищенного пространства давно остался далеко за спиной.

Постоянное сканирование, на фоне которого шла жестокая внутренняя борьба за возрождение едва не угасшей личности, пока что не давало результатов.

Теперь Ольга ощущала уже не страх, а оторопь.

Словно упала с глаз пелена, и она смотрела на реальность с совершенно другой точки зрения.

Что я намереваюсь сделать? Воззвать к дремлющим призракам прошлого?

Выпустить эхо далекой, но не ставшей от этого менее ужасной или назидательной войны? Не играю ли я с огнем?

А что мне делать?

Все пути отрезаны. На Арасту просто так не вернешься.

Есть еще портал, ведущий на Ганио, но одинокая женщина среди пустыни – легкая добыча для кочевников.

Ее черты исказила тень.

Пусть попробуют взять меня. Обломаются...

Хорошо, доберусь до Ганиопорта, что дальше? Как взять Олмера за глотку? И чем свершившаяся месть поможет Гюнтеру?

Его необходимо эвакуировать с Арасты, найти аппаратуру для тестирования нейрочипов, и действовать нужно без промедления.

Я не могу обратиться за помощью к людям. Даже к Ивану или к полковнику Кречетову. Столетов не простит мне смерти отца, полковник связан многими условностями системы, дающей жесткие инструкции и предписания. Вряд ли он станет помогать мне, скорее передаст в руки «компетентных» служб.

Вернуться на Арасту одной?

Чего я добьюсь? Буду стенать над Гюнтером, не в силах ему помочь?

Ее мысли пошли по кругу, вновь вызвав глухой приступ отчаяния.

Существовала лишь одна зацепка: некий Сергей Петрович Романов, ведущий специалист института биокибертроники, основанного на планете Дарвин правительством Грюнверка. Если следовать информации, полученной из блоков долгосрочной памяти Гюнтера, – именно он много лет назад реконструировал Шрейба; значит, на Дарвине есть все: и необходимая аппаратура, и квалифицированные специалисты. Как склонить Романова к сотрудничеству? Вопрос сложный, но решаемый. Гораздо сложнее эвакуировать тело Гюнтера с Арасты и доставить его на Дарвин.

Нет, одной мне не справиться.

Но на кого я могу положиться?

Только на тех, кому всецело доверял капитан Шрейб.

Правильно она поступала или нет, ответить сложно.

Было ли ей страшно?

Да. Но гораздо сильнее угнетало чувство мнимой беспомощности.

Она вздрогнула, когда сканеры, несмотря на частые искажения и помехи, неожиданно идентифицировали среди нагромождений различных конструкций штурмовой носитель класса «Нибелунг-17NT» с серийным номером 2348765.

Он оказался не в том месте, на которое указывала информация, считанная из памяти Шрейба, – произошедшее смещение планет Ожерелья потревожило завалы техники, переместив штурмовой носитель на три километра относительно порталов, оставшихся единственными незыблемыми ориентирами.