«Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается - Анатоль Имерманис

Не успев смыть с лица мыльную пену после бритья, вбегает Густав.

— «Исчез советский штурман. Не для того ли, чтобы из подполья руководить забастовкой лоцманов?» — читает вслух Берлинг. — Послушай дальше: «Как нам сообщают из достоверного источника, латышский моряк Аугуст Тайминь до сих пор не возвратился из увольнения на берег. Вчера его видели беседующим с членами забастовочного комитета, после чего он пропал без вести. Если мы вспомним у кого этот самый Тайминь нашел убежище десять лет тому назад, нетрудно будет догадаться о его сегодняшнем местонахождении. Логическим продолжением этой мысли является единственно верный вывод: если бы штурман решил навсегда отвернуться от красного рая, он пришел бы в полицию и просил предоставления ему политического убежища. Однако он устанавливает связь со своими бывшими друзьями, которым именно сейчас позарез нужен матерый агитатор и советник, необходимы деньги, а может, и еще более опасное оружие для борьбы против судовладельцев и других столпов нашего государственного правопорядка. Разумеется, еще не настало время для окончательных выводов, ибо возможны всякие случайности, однако мы надеемся, что уже в ближайших номерах газеты сможем сообщить о развязке этой темной аферы…» Нора, ты куда?

— Узнать правду. На «Советскую Латвию».

— Этого еще не хватало.

— Отец прав, — загораживает дорогу Норе Густав. — Теперь это было бы только лишним подтверждением наших «связей с Кремлем».

— Вы что, и впрямь намерены сидеть сложа руки? — Нора возмущена. — Оставить в беде старого товарища?

Берлинг пропускает обвинение мимо ушей.

— Куда Аугуст вчера вечером так скоро удрал? — задумчиво спрашивает он. — Что он мог вычитать в газете? У нас еще цел вчерашний «Курьер»?

Немного погодя входит Нора с газетой.

— Ну, теперь мне все понятно! — возбужденно сообщает она. — Здесь же черным по белому: «Элеонора Крелле»!

— Что еще за Крелле?

— Певица, которая вчера начала свои гастроли в «Хрустале», — поясняет Густав. — Мне еще кажется…

Но Нора не дает ему закончить фразу:

— Элеонора Крелле. Неужели ты не помнишь, папа? Это же пропавшая невеста Аугуста!

— И, судя по фотоснимку, это та самая, что весь год выступает в «Веселом дельфине».

— Откуда ты так здорово знаешь дам из портовых кабаков?

— Нора! — прикрикивает Берлинг на дочь. — Нашла подходящее время закатывать сцены ревности… Лучше давайте подумаем, не могли ли ее использовать как приманку, чтобы заманить Аугуста в капкан.

— Да иначе просто и быть не может, — соглашается Густав. — С чего бы ее вдруг взяли в «Хрусталь»?

— Кузнечик, сбегай в театр-варьете и попробуй разузнать, не был ли там Тайминь. А Густаву надо бы официально заявить в полицию о том, что мы тоже разыскиваем штурмана. — Берлинг встает с дивана, подходит к окну и гладит ветку жасмина. — К дьяволу! — Он нахлобучивает фуражку. — Надо подправить настроение кружечкой светленького.

— Значит, тебя искать в «Спасении моряка»? — спрашивает Нора, открывая дверь.

— Нет, сегодня я себе позволю зайти в «Корону», — таинственно улыбается Берлинг.

Начальник полиции Криспорта всей своей выправкой стремится подчеркнуть, что он двадцать лет прослужил в армии полковником, но даже отлично сшитый мундир не в состоянии скрыть намечающееся брюшко. Справедливости ради следует сказать, что оно отнюдь не следствие сытой и беспечной жизни, а как раз наоборот — нажито в немецком лагере военнопленных, где те, кто умер с голоду, пухли от помоев, которыми их кормили. Выдвинутый на пост префекта города, он в первые послевоенные годы пытался беспощадно бороться с предателями родины и с теми, кто нажился за счет патриотов. Однако со временем пришел к выводу, что этак недолго и поста своего лишиться и на старости лет остаться без пенсии. Единственно, что в его власти, — это следить, чтобы в Криспорте царил порядок.

Именно в этом и состоят заботы начальника полиции в данную минуту. Причиняет беспокойство щекотливая ситуация, в которую он попал в связи с таинственным исчезновением советского штурмана. Многолетний опыт подсказывает, что в этом деле замешаны весьма влиятельные лица. Стало быть, сейчас главное — не выдать своего беспокойства перед капитаном Акменом, явившимся при полном параде, и перед уравновешенным, ироническим Дубовым.

— Мы явились с официальным уведомлением, — говорит капитан. — Требуем немедленно освободить штурмана Аугуста Тайминя.

Вместо ответа начальник полиции нажимает кнопку.

— Подождите! — приказывает он вошедшему в кабинет офицеру. — Был сегодня ночью задержан кто-либо из советских моряков?

— Никак нет, господин начальник, — щелкает каблуками офицер.

— Так я и предполагал, — обращается к капитану начальник полиции. — Драки затевают англичане, американцы, финны, разные там турки, а с вашими русскими моряками в этом случае никаких хлопот не бывает.

— В таком случае, он похищен, — спокойно говорит капитан.

Начальник полиции от неожиданности даже садится.

— Абсолютно исключено! Криспорт — тишайший город на всем земном шаре…

— И все-таки он исчез именно здесь, — отрезает Акмен. — Штурман Тайминь до сих пор не вернулся на корабль.

— Если б вся беда только в этом! Бывают случаи, когда моряки по трое суток проводят в дамском обществе… Я совершенно уверен, что к отходу судна господин Тайминь прибудет сам.

— Совершенно исключается! — стоит на своем капитан. — Советские моряки никогда не останутся на ночь в чужом городе.

— Видите ли, господа, — еще любезней говорит начальник полиции, — это, как говорится, ваше внутреннее дело, в которое я не желаю вмешиваться. У нас иностранные моряки имеют право быть в городе сколько угодно. Если хотите, чтобы я на законном основании мог предпринять энергичные действия, объявите его уголовным преступником или дезертиром, в таком случае…

— Так мы долго не договоримся, — вмешивается в разговор Дубов. — Вы читали сегодняшний «Курьер Криспорта»?

— Я газет вообще не читаю.

— Очень жаль. В ней есть статья, от которой за милю пахнет провокацией. Вам стоило бы познакомиться с ней.

— Помилуйте, господа, у нас в стране печать свободна. За газеты я ответственности не несу.

— Но вы несете ответственность за каждого человека, который исчезает в Криспорте, — возвращается к исходной точке разговора капитан.

— Сделаю все, что в моих силах! Можете спокойно отправляться к себе. — И префект встает в знак окончания аудиенции.

— Без Тайминя мы из Криспорта не уйдем! — заявляет капитан.

Префект снова садится.

— Но вы не имеете права находиться здесь бесконечно. Завтра заканчивается разгрузка вашего судна.

— Хорошо, мы уйдем, — неожиданно заговорил Дубов, — как только нам дадут лоцмана!

— Вы же пришли без лоцмана! — возражает начальник полиции.

— Судно привел Тайминь. Отыщите его, и мы сразу же выходим в море. И по возможности, поскорее, — добавляет капитан. — Через два дня в Криспорт прибудет наш дипломатический представитель. — Он подносит руку к козырьку фуражки: — До свидания!

Холодно раскланявшись, Акмен и Дубов уходят.

— Вот видите, — говорит капитан немного погодя, — все без толку.

— Не согласен, — качает головой Дубов. — Разговор с начальником полиции подкрепил мою уверенность в том, что имеет место поставленная на широкую ногу провокация. Более того, я предчувствую, что и начальник полиции признает это… Поди знай, какие сюрпризы еще ожидают нас в Криспорте. Пожалуй, было бы разумней всего запретить команде увольняться на берег.

4

Без малого девять, а Борк все еще нежится в постели — как ни восхищают его американские методы труда, привычку рано начинать свой день он так и не приобрел. Однако это не означает, что дорогое время упущено. Связавшись по телефону со столицей, переговорив с консулом Фрексой, отдав кое-какие распоряжения, Борк теперь может спокойно познакомиться с утренними газетами. Перелистав очередную, он откладывает ее и тянется к стакану с молоком.

— Читали, Дикрозис? — спрашивает Борк у журналиста, примостившегося на краешке стула. — Дебаты по торговому договору с Советским Союзом начнутся через три дня. Мы должны поторапливаться.

— Что я могу ему обещать?

— Да что угодно! Судовладельцы, как ни скупы, на сей раз раскошелятся… Войдите! — громко произносит Борк, услышав стук.

Входят Керзен и Зуммер, оба очень взволнованы и явно спешили.

— Вы нам звонили, доктор Борк? — первым начинает Керзен.

— Быть может, мы слишком рано? — робко вставляет Зуммер.

— Я не девица, которая стыдится своей ночной сорочки, — шутит Борк. — Сейчас не время думать о хорошем тоне.