Тайны уставшего города (сборник) - Эдуард Хруцкий

Теперь же Сева придуривался в районном комитете ДОСААФ и вел жизнь вполне беспечальную.

Меня не удивило, что он стал «вольным каменщиком», в те годы многие мои знакомые выбрали занятия, близкие к криминалу.

Но однажды, в разговоре с Игорем Скориным, бывшим в пятидесятых годах замначальника уголовного розыска Московской области, всплыл курьезный факт, как угрозыск и МГБ совместно занимались делом замкомандующего военно-транспортной авиацией, у которого прямо от дачи угнали новенький «хорьх», практически разобрали его, а кожаную обивку безжалостно порезали.

Я прочитал документы и понял, что речь идет о том самом автомобиле, который старшина Сева пригнал генералу.

Но дальше произошло еще более невероятное событие. Некие злоумышленники, споив охрану из солдат-срочников, проникли на дачу, перерыли все и, ничего не взяв, ушли.

Через несколько дней то же случилось и в городской квартире генерала.

Дело попахивало не столько уголовщиной, сколько политикой. Хочу напомнить, что это был генерал, подаривший моему приятелю за ударный труд бутылку водки и банку консервов.

Что же искали злоумышленники в квартире авиационного начальника?

Предполагаемый ответ я получил совершенно случайно в знаменитой «Яме».

Одним из ее завсегдатаев был Володька Уськов, в свое время отсидевший по статье 58–10, но тщательно скрывавший это и выдававший себя за крупнейшего российского разбойника.

Я знал его с 1950 года и, хотя он был из другой компании, поддерживал с ним прекрасные отношения. Ему очень хотелось, чтобы его считали не просто вором в законе, а крупным уголовным авторитетом. У Володьки были обширнейшие связи с уголовниками, они, «откинувшись от хозяина», на нормальном языке – освободившись, кантовались на его московской квартире, и, думаю, следы целого ряда крупных квартирных краж вели на Лесную улицу в дом покойного адмирала, Володькиного отца.

Уськов, кроме всего прочего, был неким уголовным Баяном, великим фольклористом преступного мира. Обычно, выпив или наглотавшись кодеина, он начинал свои истории с коронной фразы:

– Слушай, сука, я рассказывать буду.

Особенно он любил посвящать меня в тайны преступного мира. И однажды рассказал занимательную историю.

Второй раз Володька сел по хозяйственному делу. Работал где-то экспедитором, пустил налево какой-то дефицит, получил трояк, но всем говорил, что «парился за гоп-стоп с волыной», то есть за вооруженный налет.

На зоне он подружился с вором Костей Вороном, рассказавшим страшную историю своей жизни.

Надо сказать, я «пробил» эту кликуху, и оказалось, что в Кунцеве, тогда еще Московской области, действительно по учетам проходил Константин Сергеевич Воронцов, кличка Костя Ворон, 1915 года рождения, дважды судимый.

Так вот, Ворон поведал, что в июле 1941 года его, естественно, забрали в армию. Под Минском он сбежал из своей части и отправился к корешам в столицу Белоруссии. Когда пришли немцы, он не пошел наниматься к ним на работу, а сколотил банду и начал грабить возродившихся после оккупации частников. Хозяев ресторанов, комиссионок, бакалейных магазинов. Вспомогательная полиция, занимавшаяся уголовниками, была совершенно непрофессиональна и остановить ребят Ворона не могла.

Когда началось наше наступление, Костя Ворон, сообразив себе подложные документы, ушел на запад, промышляя грабежами в Польше и Германии. А в сорок пятом, найдя себе подельников из бывших уголовников, он взял банк в небольшом немецком городке, думая, что там спрятаны советские деньги, а их не оказалось, и он взял драгоценные камни.

Ему удалось, естественно за энную сумму, у штабного писаря выправить подлинные документы, и он прилетел домой. На военном аэродроме под Москвой он сговорился с молоденьким шофером «хорьха», что тот довезет его в Фили, до знакомой блатхаты.

В самолете Ворон вместе с офицерами весьма серьезно отметил победу над фашизмом и продолжал пить в машине. В Филях он выгрузил четыре чемодана с добром, а портфель с камнями по пьяни забыл.

Ему удалось узнать, кому пригнали «хорьх». Он с подельниками угнал и обшмонал машину, а потом квартиру и дачу генерала.

Вполне естественно, что в рассказе виновник шофер был найден и поставлен на ножи, а камни вернулись к Ворону. Возможно, так закончилась история, но какая-то другая.

Я же иногда встречал Севу в Таллине, куда он перебрался из Москвы поправлять здоровье в курортном поселке Пирита.

Когда смотришь на Москву сверху, то видишь сумятицу домов, горбатые переулки центра, новые проспекты и одинаковые, как солдатский строй, дома. Сколько же маленьких и больших тайн хранят они…

История стрелка-радиста Севы и уголовника Ворона – одна из тысяч тайн, которые хранит наш город. Но иногда так складываются обстоятельства, что рождается вполне реальная версия происшедших событий.

Глеб Алексеев писал о некоем черном поясе, в котором может затеряться все что угодно. До чего же прозорливым оказался он в двадцатых далеких годах!

Нынче в Москве исчезает все – люди, дома, драгоценности из государственного хранилища, миллиарды долларов, и занимаются этим не уголовник из Кунцева Костя Ворон и не бывший стрелок-радист Сева, а вполне респектабельные люди, потому что, видимо, черный пояс и эти энергетические слои создали в нашем городе зону зла и безнаказанности.

«Осадное положение»

Двадцать второе июня 1941 года. Война.

Но она еще не пришла в Москву. Еще торгуют мороженым, и газировка, шипя, льется в стаканы. Еще женщины не сменили пестрые летние платья, а в ресторанах вспоминают с эстрады утомленное солнце.

Еще молодые лейтенанты, герои дня, сверкают начищенными голенищами, милиционеры не сняли белые гимнастерки. И все, в том числе мы, мальчишки, верим, что через месяц, не больше, наши войска возьмут Берлин. И никто не знает, что танки фон Бока идут на Москву, разметая все на своем пути, а летчики легиона «Кондор» прогревают моторы, чтобы атаковать наш город.

…А музыка все громче и трагичнее. В ней стоны поверженных воинов, треск пожаров, степной злой ветер, плач девы Февронии.

И, слушая ее, словно видишь поле брани и победителей в меховых малахаях на маленьких косматых лошадях, слышишь звуки молитв в лесных скитах и голос непоколебимой веры.

Б-о-м!

Ударил колокол на дне озера. Это невидимый град Китеж зовет сыновей.

Он ушел под воду, чтобы не достаться победителям.

Старая легенда, положенная на музыку Римского-Корсакова. Опера, о которой сегодня редко вспоминают.

И мой город, в котором я вырос, тоже должен был уйти под воду. Горбатые переулки Сретенки, элегантные арбатские улочки, деревянное Замоскворечье и росистые Сокольники.