Банда профессора Перри Хименса - А. Вороной

Он подошел к телефону, осторожно, с трепетом поднял трубку.

— Да, мисс Доротти, это я, он самый, Берни Шенк, начальник федеральной тюрьмы в Питтсбурге… Да, если можно… Доброе утро, господин губернатор!.. Что, день уже?… Ха‑ха‑ха… Это я, господин Хилдбер, он самый, Берни Шенк, начальник федеральной тюрьмы в Питтсбурге. Как ваше самочувствие перед сражением?… Что? Отличное!.. Что?… Ха‑ха‑ха… Я рад, господин Хилдбер, очень рад. Простите, что вас побеспокоил. У меня ученые от доктора Мак‑Кея. Да… да… настраивали биогенератор. Да… да… с ними и мистер Ричардсон, представитель фирмы «Хименс и Электроника»… Да… да… Они еще собираются заехать в Джонстаун… Да… Да… Нет… Приехать к вам?… Да, передам, господин губернатор. Обязательно передам. Да… Да… До свидания.

Берни вытер вспотевшую красную лысину, отдуваясь, будто он вышел только что из парилки.

— Кажется, пронесло, — простонал он. — Губернатор очень занят, как я понял. Приглашает в свой Белый дом вас, мистер Ричардсон, и вас, мистер Хейс. Передайте от меня наилучшие пожелания нашему губернатору и его семье, если, разумеется, это вас не затруднит, господа.

Тюрьма в Джонстауне была добротной: два десятка бетонных бараков со всеми удобствами, разгороженных бетонными стенами на отдельные секции, чтобы, возможно, не так мешали прогуливающиеся внизу друг другу. У каждого свой нрав, свой характер, свои взгляды на низменное и возвышенное. Камеры были оборудованы кондиционерами, цветными телевизорами, многоканальными стерео‑динамиками, по которым можно было слушать и симфоническую музыку, и многоголосное церковное песнопение, и хоралы Баха, и камерную музыку, и даже легкую развлекательную в стиле рока, божьего рока. Так же хорошо были обустроены и вышки для стражей, летом в них не жарко, зимой не холодно. Вот только никаких там развлекательных устройств не было. Лишь пулеметы с лазерными приставками самонаводки на живую теплую цель.

Здесь содержались особо опасные государственные преступники: подстрекатели, поджигатели, террористы, экстремисты, взрывоопасные круглики, зачинщики беспорядков и погромов. Одним словом — всякий уголовный сброд, который нужно было перевоспитывать лет по восемь, по десять, от одного двухсрокового правления президента до другого двухсрокового правления другого президента. В перерывах правления объявлялась, как обычно, амнистия.

Биогенераторы ГСД лаборатории «Послушные животные» с приставками излучателей альфа‑волн фирмы «Хименс и Электроника» были проверены, настроены, испытаны. Но здесь уже Фрэнк спасовал, оробел. Заключенные в длинных черных пижамах держались степенно, словно на них и не арестантское одеяние, а мантии профессоров и епископов. Их, не спрашивая на то разрешения, какая‑то сила, что‑то неведомое заставило пробежаться по двору, лечь на землю, встать, попрыгать на месте. И все делалось без единой словесной команды. Чудилось, что внизу бегают не люди с индивидуальной психикой, а подопытные шимпанзе, какие‑то полуживотные‑полуроботы. Напоследок Фрэнк дал им возможность отдохнуть и посмеяться. Смех гремел минут десять, хохот, лошадиное ржание, хрюканье. Заключенные, будто обезумев от чего‑то неимоверно смешного, пронесшегося в их головах, катались по бетону, взявшись за живот, задыхаясь в неистовом веселье.

Когда был выключен ГСД, растерянные и опустошенные заключенные поплелись в свои камеры, волоча ноги, поплелись как послушные животные.

Начальник тюрьмы, высокий и тощий, с благородным и одухотворенным как у Дон Кихота лицом, увлекающийся в свободное время игрой на электронной флейте, остался доволен наладкой биогенераторов. Как и в тех, в предыдущих ГСД, вышли из строя фокусирующие головки излучателей альфа‑волн. Дик еще подумал, что нужно перестроить схему фокусировки, но что‑то внутри него уже противилось этому, что‑то уже протестовало, возмущалось, захлестывая его сомнениями и противоречиями.

«Что же мы разработали? — думал он. — И принесет ли оно всем равенство, а мне успех? Или мы начнем пятиться к первобытному строю, пойдем назад, опять к пещерам? А не права ли и та, юная боевичка? Ведь эти люди совершенно беспомощны! Они и не знают, с кем им бороться. А с другой стороны, если у них дурные наклонности, если вся их воля направлена на одно, на нарушение закона, на совершение преступления, то что же тогда плохого в наших ГСД?… Преступность‑то в этом образцовом штате и впрямь уменьшилась, и значительно… Разве это плохо?…»

В столицу штата Гаррисберг они приехали рано утром на следующий день. Это был всенародный праздник — День благодарения. Его отмечали все и во всех штатах, отмечали в последний понедельник ноября. В этот день граждане Штатов, богатые и бедные, благодарили свою землю за ее щедрость, благодарили за хорошие урожаи, за хорошее лето, за удачу.

Улицы города были усыпаны цветами. На площадях уже собрались к построению голенастые девицы в коротеньких белых юбках с булавами и жезлами в руках; толпились музыканты, сверкали начищенные старательно медные духовые трубы. Скоро вся эта пестрая толпа промарширует по центральной авеню, под грохот барабанов, музыку оркестра, вопли и аплодисменты жителей города.

Белый дом губернатора почти ничем не отличался от Белого дома президента в Вашингтоне. Такая же архитектура здания, такой же скверик перед ним, огороженный металлической решеткой, такой же фонтан перед главным входом, такая же форма у охраны, такой же государственный полосато‑звездный флаг на шпиле дома.

Ральф Хилдбер принял их в своем Овальном кабинете. По богатому и красивому узорчатому ковру ползал его сынишка, целясь в вошедших неизвестных джентльменов позолоченным кольтом. Губернатор был одет по последней моде, строго и со вкусом: двубортный коричневый шерстяной костюм, с пропущенной в материи часто золотой ниткой, переливающийся сейчас дорогой желтизной, светло‑голубая рубашка с тончайшей нитью серебра, гофрированный галстук, взявший на себя нагрузку соединить воедино оба эти цвета, создать единый гармонический ансамбль, полуботинки из кожи крокодила на толстой подошве. И губернатор казался еще выше, чем был на самом деле. Короткая стрижка выделяла большие уши губернатора, делая его загорелое лицо деревенским, открытым, спортивным, а седина на висках прибавляла солидности и степенности.

Дику губернатор понравился, он подумал, что и себе не мешало бы заказать такой костюм. И еще ему показалось сейчас маловероятным, чтобы он, этот человек, с такими умными и искренними карими глазами, так одетый, мог совершить ту аферу, о которой намекал через юную бомбометательницу «Дже».