Я - оборотень - Window Dark

Когда-то здесь обосновался довольно уютненький район. Везде росли невысокие деревья, ветви которых то и дело цеплялись за мою куртку. Но прогресс неумолимо двигался вперед, сурово подминая под себя все несовременное и неугодное ему. Пришло время высотных домов, и одноэтажные деревянные домики должны были уступить свое место им.

Впрочем, так и произошло. Через дорогу, справа от меня, где-то в полукилометре уже вовсю хозяйничали новые громадины, а на пустых пока местах чернели ямы котлованов, из которых торчали столбы свай. А ведь и здесь, наверняка, раньше располагались маленькие домишки с уютными садиками вокруг.

Вместо размытой тропинки ноги ощутили под собой крепкий асфальт. Я оказался на мосту. Внизу протекала крохотная речушка, склоны оврага сплошь занимали ступеньки садовых участков, неясно проступавшие в темноте, а надо мной пролегла темно-темно-синяя поляна с мерцающими серебристыми цветами звезд. Поблизости не было домов, и поэтому небо выглядело почти как дома. Как давно я не видел такого неба. Да, в панораме вечернего города есть свое очарование. Огоньки звезд переливаются вокруг, а внизу светятся квадратики окон. И среди них тоже нет двух одинаковых. Разноцветные абажуры и закрытые занавески создают свои, неповторимые оттенки. Руки мои сжались, ноги перешли на осторожную раскачивающуюся походку, а глаза жадно впитывали эту прекрасную картину. Пусть вокруг расстилалась грязь. Пусть мне некуда было идти. Все проблемы отошли далеко-далеко. Бывают в жизни прекрасные минуты, и теперь я догнал одну из них.

Мост закончился и дорога пошла на подъем. Слева от меня теперь раскинулось поле, за которым виднелась ограда небольшого стадиончика, справа уходили в темноту ряды гаражей. Все ближе и ближе я подходил к домам. Вот-вот покажется какой-нибудь случайный прохожий. Я вновь должен был окунуться в городскую жизнь, и стало отчего-то немного грустно. Что ни говори, а даже одиночество бывает иногда довольно приятной штукой.

Навстречу мне двигалась шеренга из пяти силуэтов — то ли компаха на гулянке, то ли местная мафия на охоте. Я инстинктивно прижался к краю дороги, чтобы пропустить их, но они свернули в эту же сторону. Вот так всегда, только расслабишься, позабудешь обо всем — глянь, неприятности уже сами отыскали тебя. Я кинул отчаянный взгляд на другую сторону дороги, но и там виднелась парочка подозрительных личностей.

Тогда я смело зашагал прямо на тех пятерых и взглянул в лицо идущего в середине. Это был… Федя. Он глядел на меня сурово и вызывающе. Я мог развернуться и побежать, но у меня не было ни малейшего желания сделать это. Ноги несли меня вперед почти автоматически. Глаза неярко вспыхнули, язык облизал высохшие клыки.

— Пора! — услышал я приказ Феди.

Силуэт левого крайнего взорвался огненными вспышками. «Автомат», успел подумать я. Очередь пронзила мою грудь.

По всему пережитому я был стопроцентно уверен, что пули пробьют меня насквозь и не причинят никакого вреда за исключением боли. Но они вдруг застряли где-то там, внутри. Жгучая боль прокатилась по мне, заполнила, стала совершенно непереносимой. Ноги мои подогнулись, не в силах сдержать выросшую тысячекратно тяжесть тела, и я полетел вниз, с ужасом глядя сквозь кровавую пелену, застилающую глаза, на приближающийся асфальт…

… Первым к телу подскочил Гена. Он быстро засунул пальцы в рот пацана и развел губы. Мощные клыки быстро уменьшались, приобретая обычные для человека размеры.

— Дело сделано, — пояснил он.

Хенсель подошел к неподвижному Сверчку и резко ударил его ногой в живот. Тело не согнулось от боли, а продолжало безвольно лежать, не подавая никаких признаков жизни.

— Собаке — собачья смерть, — Хенсель пнул его еще раз, а затем уступил место Феде.

Тот молча смотрел на поверженного врага, который убил двух его лучших корешей и вовлек Федю в громадные расходы. Глядя на худенькое тело, это казалось сейчас настолько невероятным, что Федя нагнулся, стараясь поближе рассмотреть неподвижный труп. Федя все-таки достал его! Да будь этот пацан хоть сто, хоть тысячу раз оборотень, но он, Федя, нашел на него управу, чтобы с процентами рассчитаться за свою порванную щеку.

— Дело сделано, — повторил он генины слова.

Глава четырнадцатая. Восставший из мертвых

Соколов мрачно смотрел на лежащий в грязи труп.

— Александр Филиппович, зачем Вы это дело на нас то взяли? За что? И без того раскрываемость хуже некуда. Мало нам грабежей, краж, Полынцева…

— Не вешайся, Саша, а лучше поверни-ка его лицом.

Соколов брезгливо взялся за испачканный рукав куртки рывком перевернул его на спину.

— Не узнаешь?

— Нет, товарищ майор!

— А зря! Это тот самый пацан, что заделал Полынцева и, по всей вероятности, двух мужиков из детского сада.

Приглядевшись, Соколов начал смутно признавать полузабытые черты.

— Не может быть! Добрались до него все-таки.

— Да, опередили подлюки, — вступил в разговор Бахарев, — и все же жаль, что не мы первые.

— Все бы ничего, — сказал Колбин, — но есть одна деталь.

— Какая? — в один голос спросили заинтригованные Соколов и Бахарев. Это дело пестрело странностями, и вроде пора было бы уже перестать им удивляться. Но лейтенанты не сомневались, что Колбин припас для них что-нибудь совершенно необыкновенное.

— Смотрите, — Колбин разжал кулак. На ладони лежала чуть сплющенная пуля серого цвета.

— Серебро, — удивился Бахарев, — да нет, вряд ли.

— Именно оно, — подтвердил Колбин.

— Обычная пуля калибра 5,45 с серебряной оболочкой, вступил в разговор эксперт, тщательно копавшийся в грязи у тела. — Первый раз вижу такие.

— Серебряные пули, — задумчиво произнес Соколов.

— В нем сидит по крайней мере еще две, — уверенно заявил эксперт. — Ну ничего, сейчас отвезем в морг, а завтра займемся им как положено.

— Пули только сегодня достаньте, — попросил Колбин.

— Эксперт — не человек! — возмутился тот. — Целый день только и слышу: Цветков — туда, Цветков — сюда. Целый день мотаешься с места на место.

— Это очень важно, — твердо сказал Колбин, выделив слово «очень».

— Ладно, сделаем, — более миролюбиво произнес эксперт. — Все же не каждый день в нашем районе такое.

Вздохнув, он отвернулся и продолжил работу.

— А нам пока предстоит выяснить: кому и зачем понадобилось так упорно бегать за этим мальчиком, — обратился Колбин к своим подчиненным.

Лица Соколова и Бахарева приняли грустное выражение…

… Глаза мои приоткрылись, и я с трудом разглядел бетонный потолок плохо освещенного помещения. Все тело дико ныло, и я боялся пошевелить рукой или ногой, чтобы не усилить пронизывающую боль. Я лежал на какой-то твердой поверхности в совершенно незнакомом месте. Я дал бы хвост на отсечение, что никогда тут раньше не бывал. Впрочем хвоста у меня на данный момент не имелось, и поэтому мысли в моей голове побежали в другом направлении.