Орел и Дракон - Елизавета Дворецкая

– Ты нас за кого считаешь? – Рери обиделся. – За дурней с дальнего хутора? Мы ездим верхом! Мы не сражаемся верхом, потому что возить за собой через моря еще и лошадей – это сколько же кораблей надо! А еще сено! Нет, мы сражаемся пешими, но ездить верхом умеют все. Лошади есть, и ты, я надеюсь, знаешь место, где раздобыть еще. Мы наденем ваши шлемы, возьмем ваши щиты, и прикажи твоим женщинам побыстрее сшить несколько стягов. Я не знаю, что там изображено на стяге вашего короля…

– Я никогда не позволю изготавливать стяг, похожий на королевский! Меня тут же обвинять в измене, в желании захватить престол и Бог знает в чем еще! – Граф метнул обеспокоенный взгляд на Гизелу, вследствие брака с которой и правда мог ожидать подобных обвинений.

– Ну, ладно, пусть просто будет попестрее и повнушительнее, – Рери не стал настаивать. – Ингви тоже едва ли точно знает, как выглядит стяг вашего короля и его хёвдингов. Можешь принять участие, если хочешь. Все-таки сын твоей жены – твой близкий родич.

В последнем граф несколько сомневался. Адалард в его глазах был в основном владетелем соседнего графства, а уж потом пасынком, – но снова взглянул на графиню и не стал возражать. Он дал ей слово, да и просто долг благородного человека требовал от него продолжать войну.

– Коннице надо будет в основном отвлечь свеев, напугать, заставить смешаться. Тем более что они останутся без вождей! А там уж мы ударим как следует. Ну, что? Ты согласен обучить нас конному строю?

– Этому так быстро не обучишься…

– У нас есть еще несколько дней. Лучше обождать, но подготовиться как следует, верно я говорю?

С этим все согласились, хотя на многих лицах виднелись сомнения – мысль выйти на бой таким непривычным образом, верхом на лошади, да еще в чужом шлеме и со щитом непривычной формы, викингов смущала.

– А если ты не желаешь принимать в этом участия, то я сам могу изобразить графа Амьенского! – Рери улыбнулся, мысленно примеривая к себе эту должность.

– Нет уж. Лучше я сам! – ответил граф.

На том и порешили. В путь собрались два отряда один за другим: первый совсем маленький, второй большой. Первым отправлялся в путь Хериберт с новым письмом графини и с прислугой, везущей бочки с вином. Он должен был прибыть в Сен-Кантен среди дня. Ночью или перед рассветом должна была настать очередь Рери с прочими вождями и всеми их дружинами.

Выкуп за графа Амьенского и за город, уплаченный графиней и епископом, они везли с собой. Добыча, составлявшая теперь триста фунтов серебряных монет, не считая драгоценной утвари из Сен-Рикье и четырех золотых чаш, выглядела весьма и весьма внушительно. Как заметил Орм, на серебро, равное весу здоровенного мужика в кольчуге и шлеме, можно купить половину Смалёнда. И люди, привыкшие, что целый хутор с многочисленными хозяйственными постройками продают и покупают за одно серебряное обручье весом в треть марки, считали, что он не сильно преувеличивает. А впереди ждало нечто еще более головокружительное.

Наутро, когда войско собралось трогаться в путь, Рери снова увидел графиню Гизелу. Она вышла проводить своего мужа, который вместе с конным отрядом, собранным частично из своих людей, частично из смалёндев, наиболее ловко держащихся в седле, сопровождал корабли по берегу. Но, пока все готовились к дороге, она, в сопровождении двух служанок, приблизилась к Рери и Харальду, стоявшим возле своего корабля.

Харальд приосанился. Хоть он и отказался от видов на руку графини, тем более что муж ее не только уцелел, но и был нужен как союзник, однако, не мог оставаться равнодушным в присутствии такой блистательной, красивой, знатной и учтивой женщины. Сегодня она снова была одета как для праздника – в платье из красного шелка, и золотисто-коричневый плащ был сколот на ее груди застежкой в виде орла с расправленными крыльями и крючковатым клювом, украшенного гранатами и красными эмалевыми вставками.

– Я желаю вам удачи, Рейрик и Аральд, – сказала она. – Да благословит вас Бог. Хоть вы и язычники, но иногда Господь помогает и язычникам. Один из древних королей франков, Хлодвиг, когда шел на битву с алеманами, призвал Христа, которому поклонялась его жена, королева Хродехильда, и пообещал принять христианскую веру, если Бог поможет ему в этом сражении. И алеманы немедленно обратились в бегство, а король Хлодвиг возвратился невредим. Помните об этом. И я верю, что Бог поможет вам, хотя бы ради моего сына… Ведь у вас тоже есть мать? Она жива?

– Да, – Харальд кивнул, вспомнив фру Торгерд. Их мать по-своему тоже была красивой женщиной, хоть и лет на десять постарше графини, но никогда ей не удавалось выглядеть такой блистательной, величественной и притом изящной, словно изысканная драгоценность из королевской сокровищницы.

– Она живет в вашем королевстве?

– Нет. Наш отец погиб в битве, когда мы были совсем детьми. Мне было всего три года, а Рери только что родился. Нашей матери едва удалось бежать от врагов. С тех пор она живет у своего брата. То есть жила, пока в начале зимы он не погиб. Теперь его землю унаследовал его сын, и она остается в его доме.

– Мы еще должны завоевать для нее королевство, ибо и она – королевского рода! – подхватил Рери. – И мы это сделаем!

Харальда окликнул Вемунд, и тот, бросив на графиню значительный взгляд, ушел на зов. Рери хотел пойти за ним, но графиня мягко остановила его.

– Рейрик… – судя по ее взволнованному виду, она явно хотела сказать нечто важное, но что-то очень сильно тревожило ее. – Во имя твоей матери… Ты любишь твою мать, я вижу. Я прошу тебя именем твоей матери… Если Господь поможет и вы освободите Сен-Кантен… Я прошу тебя, примите выкуп и не разоряйте город… особенно монастыри. Я прошу тебя…

– Не волнуйся, – Рери кивнул. Его имя в устах графини звучало как-то мило и нежно, и он почти стыдился того, как сильно это трогало его сердце. – Главное, чтобы твой сын был жив. Если он уже мертв, то мы ничего не сможем с этим сделать. А если жив – то получит он свое графство, никуда оно не денется.

– Я думаю сейчас не об этом. Я… У меня ведь есть еще одно дитя. И оно находится в Сен-Кантене. Если город подвергнется разорению… Мое дитя может погибнуть, и никто даже не узнает его участи…

– Еще один ребенок? И тоже там? Но где? Ты уж скажи. Не могу же я опрашивать всех детей в городе, кто из них сын графини Гизелы!

– Рери, ты идешь, или мы отплываем без тебя? – крикнул Харальд уже с борта корабля, недовольный, что его младший брат так долго и доверительно беседует с графиней.

– Монастырь Святой Троицы! – крикнула графиня вслед Рери, который кивнул ей и побежал к кораблю. – Святой Троицы, запомни!

Обернувшись с борта «Змея», Рери махнул рукой – дескать, запомнил. Там же рядом будет этот Адалард – уж он-то верно знает, где искать своего брата.

– Как его зовут-то? – закричал Рери, приложив ладони ко рту.

– Тео… а… – долетел обрывок слабого голоса.

Графиня помахала ему на прощанье, и от этого движения золотой орел на ее плече ярко вспыхнул под лучом встающего солнца.

Глава 12

Ранним утром монастырь Сен-Кантен был разбужен звуками рога. Уже вставало солнце, первые золотые лучи падали на стены из коричневого камня, на свежую зелень, и все вокруг – рощи, дубравы, луга и заброшенный монастырский виноградник на склоне холма – под приветливым синим небом казалось таким свежим, чистым, сладостным. Душистый утренний ветерок нес ощущение бодрости и здоровья, звал спешить куда-то, не теряя времени, любить, совершать подвиги…

Но в монастыре Сен-Кантен сейчас мало кто мог последовать призыву утреннего ветра. За долгую историю обители ее не раз будили по утрам звуки рога под воротами, но едва ли еще когда состав его обитателей выглядел так странно. Вот уже чуть ли не год, как из старинного монастыря исчезли черные фигуры бенедиктинцев – не спешили в церковь на утреннюю мессу усердные слуги Божии, не возносились молитвы. Все помещения монастыря – общие спальни, трапезная, дома для знатных гостей и для их свиты, дом аббата, лечебница, школа, склад для припасов и винный погреб, даже пивоварня, пекарня и хлевы – все было занято бородатыми северными варварами. Ни припасов, ни вина, ни скота давно здесь не осталось, и для пропитания короля норманнов и его дружины припасы привозили, разоряя деревни. Огород, сад для лечебных трав, которым так гордился когда-то брат Годомар, лучший в монастыре лекарь, давно был затоптан и замусорен. Вместо благочестивых братьев, смиренных послушников и благоговейных почтительных гостей везде помещались северяне – длинноволосые, бородатые, грубые. А сейчас они к тому же не могли прийти в себя после вчерашней пьянки, и Хаки Полено, старший в предутренней дозорной смене, едва сумел добудиться хоть кого-то из хёвдингов. В каменном здании трапезной, где монахи в течение нескольких веков вкушали свою скромную пищу под чтение Священного Писания, сейчас вповалку лежали знатные ярлы и хёвдинги, прославленные битвами и походами. Кто на скамьях, кто на полу, а Торгейр ярл устроился прямо на грязном столе, лежа на спине и вытянувшись, прижав руки к бокам. Стояла страшная духота и вонь, везде виднелись лужи от пролитых напитков, а также из того, что извергали желудки, переполненные вином. Валялись огрызки хлеба, обглоданные кости, забытые хозяевами ножи, питейные рога и миски. Причем простые деревянные плошки соседствовали с позолоченными церковными чашами, которые достались викингам в качестве добычи и из которых те, не смущаясь, пили медовую брагу собственного приготовления. Все вино в ближней округе они выпили еще осенью, и вчерашнее подношение графини Амьенской, ищущей путей к новым переговорам, пришлось очень кстати.