Мадьярская венера - Лин Гамильтон

— Спасибо за помощь, — поблагодарила я Лори. Мы позвонили в дверь.

— Пожалуйста, — улыбнулась та. — Наверное, это так волнительно, проследить путь венеры за последние сто лет. Здесь нет Надашди, как видите, да и Фэкэтэ тоже. Но я позвонила управляющей.

Она поговорила с вышедшей к нам женщиной некоторое время, прежде чем обратиться ко мне.

— Похоже, что мы сможем кое-что узнать здесь, — сказала она. — Эта женщина спрашивает, зачем вам это знать. Я не совсем уверена, что мне следует говорить об этом, поэтому я сказала ей, что я только переводчик, и мне нужно спросить у вас. Что вы хотите, чтобы я сказала?

— Полагаю, вам следует передать ей, что я веду исследование об одной женщине, жительнице Шотландии по имени Селена Б. Морисон. Она снимала здесь квартиру в конце прошлого столетия и знала семью Надашди и их работников, Шандора и Марику Фэкэтэ. Вы можете сказать, что она жила и здесь, и в их загородном поместье. Передайте ей, что я надеюсь поговорить с кем-нибудь из потомков этой семьи. В конце концов, это правда, даже если не достает некоторых деталей.

— Хорошо, — кивнула она и начала быстро говорить на венгерском.

Женщина что-то ответила и закрыла дверь перед нашими лицами. Было слышно, как удаляются ее шаги.

— Полагаю, это было «нет», — протянула я.

— Нет, это не так, — возразила Лори. — Она сказала, что вернется через минуту.

Прошло намного больше, чем минута, но дверь снова открылась и нас пригласили войти. В малюсеньком лифте, который всю дорогу скрипел и скрежетал, мы поднялись на самый верхний этаж, где нас провели в квартиру. Мы обнаружили, что стоим в довольно-таки аскетичной передней. С одной стороны было видно крохотную кухоньку. Впереди перед нами была, как бы мы сказали, жилая комната, или мастерская. Мы так и стояли там, не зная, что делать дальше, пока мужчина лет шестидесяти не выглянул из-за угла и жестом пригласил пройти.

Квартира была очень маленькой, но все же здесь был небольшой балкон, где все еще цвели последние летние цветы. Комнату нужно было срочно перекрасить. На стенах, где когда-то висели картины, остались пятна, выцветшая краска на обоях и пустые крюки. Повсюду были книги. Пол устилал старый потертый, а некогда роскошный ковер. Я подумала, что в такой комнате, или похожей на нее, когда-то жила автор дневников.

Лори продолжала переводить:

— Этого господина зовут Янош Варга, а это, — кивнула она в направлении кровати, где на подушках лежала пожилая женщина, — его мать, Агнеш, тоже Варга. Если я правильно поняла, она Надашди.

— Спросите, как звали ее отца? — попросила я.

Лори перевела мой вопрос.

— Золтан, — ответила женщина. Ну конечно же, подумала я, он был одним из команды копателей на раскопках, сыном семьи, что владела этим зданием в Будапеште и сельским поместьем.

— Спросите ее, всегда ли она жила в этой квартире, — был мой следующий вопрос.

Мужчина заворчал, а потом заговорил довольно зло.

— Он говорит, что если вы спрашиваете, семейный ли это дом, то, да, так и есть, — перевела Лори. — Если вы интересуетесь, всегда ли они жили здесь, тогда, говорит он, вы не знаете историю Венгрии.

— Скажите ему, что мне бы хотелось узнать ее, — попросила я.

— Он говорит, что хотя здание по праву принадлежит им, его у них украли. Его матери предоставили возможность — очень милое выражение! — вновь приобрести его. Он говорит, они не могут позволить себе этого, но он смог перевезти ее снова сюда, в одну из маленьких квартирок. Она ведь крошечная, так?

— Ее семья жила когда-то в бельэтаже, — вспомнила я. — Очевидно, это был очень милый дом.

Лори перевела им мои слова.

— А еще на стене висела замечательная картина, горный пейзаж. На нем была изображена местность, где был расположен загородный дом.

Лори снова перевела. Мужчина ничего не ответил, но пожилая женщина внезапно попыталась сесть.

— Она хочет знать, откуда вы это знаете, — сказала Лори. Я рассказала, что об этом говорится в дневниках. Затем достала фотографию Мадьярской венеры и показала старушке. Она приблизила изображение к лицу, а ее сын поднес лампу, чтобы она смогла ее рассмотреть. Она очень долго смотрела на фотографию.

— Да, — наконец, нарушила она тишину. — Да, это принадлежало нам.

— Спросите ее, не продавала ли она статуэтку антиквару с Фальк Микша по имени Михаль Коваш, — попросила я, задерживая дыхание в ожидании ответа.

— Она говорит, что никогда никому ее не продавала, — произнесла, наконец, Лори. — Она сказала, что статуэтку забрали вместе со всем остальным.

— Попросите ее рассказать, что случилось со зданием, картинами и всем имуществом. Как она утратила их, почему она теперь живет в крохотной квартирке, — была моя следующая просьба.

А потом устами Лори Барретт Агнеш Варга начала рассказывать свою историю:

— Я вернулась сюда ради Яноша. Мой второй сын, младший — в Балтиморе, куда его забрал отец более пятидесяти лет тому назад. Он навещает меня, раз в год, и собирается помочь вернуть этот дом. Я вернулась ради Яноша. Я хочу, чтобы дом достался ему, чтобы он смог устроить свою жизнь в Будапеште. Эта квартирка была в ужасном состоянии. Должно быть, тут животных держали, а не люди жили. Но мой сын постарался. Он хорошо помнит, как нам жилось, когда он был маленьким мальчиком, и пытается даже эту квартирку сделать такой же. Ради меня, полагаю. Мы стараемся ради друг друга.

Здесь мы прожили счастливые годы, когда я еще была вместе с его отцом. Но потом он бросил меня, стал жить с другой женщиной на другом берегу реки в Буде. В 1950 году он забрал нашего старшего сына и свою новую жену и бежал за границу. Это были ужасные времена: сосед шпионил за соседом, докладывал о самых незначительных нарушениях коммунистическим властям. Я уже была под подозрением, раз мой муж сбежал с новой женой и нашим сыном в Америку. Я не виню его за это. До того как пришли русские, мой муж был преуспевающим бизнесменом. У нас был красивый дом. Но быть преуспевающим в те дни было проклятьем. Его бизнес отобрала партия, а вместо пятнадцати рабочих Андраш (так его звали, моего мужа, Андраш) смог нанять всего шесть человек — и все ленивые деревенщины, которые считали, что вправе получать зарплату, даже не поработав для этого, выполняя меньше, намного меньше, чем те пятнадцать работяг. И конечно же мой муж больше не владел своим предприятием. Оно принадлежало государству.

Его забрали в то ужасное место, ну, вы знаете, секретное здание полиции на Андраши ут, 60. Когда-то это было замечательное место, но не теперь. Национал-социалистическая партия, люди свастики использовали его как штаб-квартиру, а когда после войны им на смену пришли русские, они просто заняли этот дом. Там в полуподвале и подвале было много камер, а некоторые люди говорят, что и огромная мясорубка, чтобы избавляться от жертв. Не знаю, правда ли это, но туда многие уходили, да так и не возвращались. С тех пор я никогда больше не ходила по тротуару мимо здания на Андраши ут, 60. Я всегда переходила улицу, чтобы не подходить слишком близко. Мы все так делали. Но они забрали Андраша туда, потому что когда-то он преуспевал. Он оказался одним из счастливчиков. Он вышел оттуда, а потом начал планировать побег. Он сказал, что пришлет кого-нибудь за нами, за Яношом и мной, но этого так и не произошло. Возможно, того человека поймали, или он не добрался. А возможно, его никогда и не существовало, — на мгновение женщина умолкла и взяла сына за руку.

Лори глубоко вздохнула.

— Как все это ужасно, верно? — обратилась она ко мне. — Мне едва сил хватает, чтобы переводить это.

— И хотя мы были в разводе, это не имело значения, — продолжила женщина свой рассказ. — Я была подозреваемой, просто потому что он уехал и потому что у вас был красивый дом. И они были правы, что подозревали меня в неподобающем мышлении. Каждый день Янош приходил из школы и рассказывал все, что ему там говорили. То, чему его учили, не было правдой. Я старалась объяснить ему так, чтобы он понял, что было действительно правдой, а не то, что придумали партийные работники. Я старалась ежедневно исправлять тот вред, что они наносили. Но мне приходилось говорить ему, чтобы эти знания, что я ему давала, он хранил глубоко в сердце и никогда не говорил о них вслух в школе. У меня была работа, не очень хорошая, но все же работа. И я знала, как через черный рынок найти пропитание для сына. Он хотел танцевать, его приняли в балетную школу, где тренировали лучших танцоров. Она находилась на другой стороне улицы напротив Оперного театра. Уроки им давали в самом Оперном театре. Янош был членом молодежной коммунистической организации. Мы пытались вписаться в общество, при этом не забывая, кто мы на самом деле. Члены нашей семьи были землевладельцами. У нас было имение, слуги, и мы хорошо к ним относились.