Белый шайен - Сергей Юров

— И там будет Хэнкок, — усмехнулся Римский Нос.

— Пусть Вокуини не беспокоится. Генерала уже нет на западе. Его отозвали на восток.

— Это добрая новость.

— Да, белые привезли много даров для вождей и обещают справедливый мирный договор.

— Кто станет говорить о мире с шайенами? — спросил Тонкахаска.

— Генералы Шерман, Сэнборн, Терри и еще много важных лиц из Вашингтона.

— Шерман собирается говорить о мире с шайенами?! — воскликнул Римский Нос. — Это такой же истребитель индейцев, как Хэнкок, если не хуже!

— И все-таки он хочет видеть Римского Носа, — сказал Джордж.

Вокуини подумал и отчетливо произнес:

— Передай ему, сын Маленькой Шляпы, что Вокуини не трус, чтобы бежать на зов того, кто посылает против шайенов Длинных Ножей.

Римский Нос был верен своему слову. Он до тех пор отказывался от участия в переговорах, пока не узнал, что Шермана не будет на них. Наверное, комиссионеры поняли, что отсутствие боевого лидера южных шайенов восполнить ничем нельзя. Любой договор без его подписи превращался в жалкий клочок бумаги.

Переговоры начались 16 октября и продолжались в течение десяти дней.

Берега Мэдисин-Лодж-Крик никогда не видели столь впечатляющего числа индейцев. Их там было не менее четырех тысяч.

Согласившись ехать на юг, Римский Нос, однако, был осторожен. Он разбил свой лагерь в шестидесяти милях от ручья, заявив, что у него нет особой склонности доверять белым. Чарли Бенту, мне и еще нескольким молодым воинам было поручено стать курьерами между нашей стоянкой и лагерем Черного Котла.

Когда я увидел старого верховного вождя южных шайенов, то не мог не признать, что это был действительно великий человек. Нет, ни внешность, ни осанка не произвели на меня впечатления. Его глубокие, полные какой-то неизбывной мудрости и доброты, глаза — вот что запало мне в душу. Это были глаза умудренного опытом индейца, который ведал или догадывался обо всем на свете.

Приняв меня с Чарли в своей палатке, где сидели два его старинных друга, Маленькая Шкура и Маленький Ворон, он угостил нас едой и пустил трубку по кругу. Потом положил трубку в чехол и вежливо узнал мое имя.

Я ответил.

— Ниго Хайез пришел к шайенам в суровый час, — покачал головой он. — И как долго он собирается жить с ними?

— Пока они свободны и сражаются, — самоуверенно ответил я.

Черный Котел вздохнул и, улыбнувшись, сказал:

— Храбрая речь для молодого белого воина… Да, храбрая, и ей трудно что-либо противопоставить. — Его глаза поднялись на Чарли. — Ну, сын Маленькой Шляпы, говори, мы слушаем.

— Мотовато, — сказал Бент. — Римский Нос и вожди Собак не хотят, чтобы ты прикасался к говорящей бумаге без их ведома.

— Я уже не тот вождь, что был раньше. Я не могу отвечать за весь народ. Они должны знать это.

— Они знают и о том, что ты уже подписывал договор без их согласия.

— Я хотел добра шайенам.

— Вожди так не считают.

Старик пожал плечами.

— Я сам был когда-то молодым, и мудрость старейшин не касалась моей головы… Хорошо, я не стану ставить свой знак на бумаге белых… Но я сделаю это, если их требования будут достойными внимания. Ради тех, кто кочует со мной.

— Тогда белые могут воспользоваться твоей подписью для давления на остальных шайенов, — возразил Бент.

В разговор вступил Маленькая Шкура:

— Я поставлю свой знак вслед за Мотовато, если он это потребует.

— Мои арапахи всегда дружили с шайенами Мотовато, — поддержал его Маленький Ворон. — Я поставлю свой символ вслед за ним.

Я видел, что эти слова раздражали Чарли и не удивился, когда он резко встал на ноги и бросил в лицо вождям:

— Вы старые люди и как всем старикам вам хочется покоя. У моего брата уже размякло сердце от ваших трусливых речей, но для меня они — пустой звук!

— Да, я стар, — согласился с ним Черный Котел. — Но и мудр. Очень плохо, что голос мудрости тонет в призывах к войне… Иди, сын Маленькой Шляпы. Я дышу твоей ненавистью.

Всю обратную дорогу до нашего лагеря Чарли кипел от негодования, обзывая вождей то трусами, то старыми, ни на что не годными индюками.

В конце октября после длительных дебатов и разногласий мирный договор был достигнут. Подписавшиеся под ним вожди обязались увести своих людей за Арканзас и никогда, ни под каким предлогом, не покидать резервации. Иными словами, не возвращаться в долины Смокки-Хилл и Рипабликэн, чтобы не мешать прокладке железной дороги «Канзас-Пасифик».

Может быть, эти договоренности и отвечали насущным интересам организаторов переговоров, но полного удовлетворения они вряд ли получили. Почему? Очень просто. По своим соображениям такие влиятельные лидеры южных шайенов, как Римский Нос, Черный Волк и другие не сочли нужным поставить символы под условиями договора. А это означало одно: самая боевая часть шайенов осталась на Тропе Войны. Римский Нос отказался отречься от своей родины, и триста его последователей поддержали его, вернувшись в долину Смокки-Хилл.

Всю зиму и большую часть весны 68 — го года я провел в лагере Римского Носа на пологих берегах истоков Смокки-Хилл. Военные нас не беспокоили, пищи и топлива было вдоволь. Уже в феврале к нам начали прибывать первые шайены и арапахи, которым опротивела полуголодная жизнь за Арканзасом. Белые снова обманули индейцев. Обещанные по договору продукты, оружие для охоты, одежда поступали в индейские лагеря в мизерных количествах, нерегулярно. И никакие увещевания старых вождей не могли остановить молодых воинов. Те шли на север, к Римскому Носу, грабя пристанционные поселки, уводя скот с ферм и захватывая в плен или уничтожая бледнолицых, какие попадались на пути.

Одна такая группа молодых шайенов в начале мая приехала в наш лагерь с белым пленником. Привыкнув за это время к тому, что индейцы привозили с собой американцев, которых обменивали потом на плененных армией воинов, я без особого интереса наблюдал за их приближением, сидя с Чарли Бентом возле палатки.

— Еще один неудачник, — заметил Бент.

— Почему же неудачник? — возразил я. — Он жив и пойдет в обмен в отличие от тех, кого приканчивают сразу… Ого! — вырвалось у меня, когда американец приблизился. — Да он еще и не связан!

Действительно, белый сам управлял лошадью, чего не позволялось другим пленникам.

Я напряг зрение, рассматривая внешность плечистого всадника.

— Бог ты мой! — воскликнул я, вскакивая на ноги. — Так это же Черный Тони!

Мне трудно было ошибиться. Такого крупного лица, утопавшего в жгучей черной бороде, больше не существовало на свете.

Я подбежал к Сайкзу и буквально стащил его с лошади, заключив в объятия.