Начальник милиции – 2 - Рафаэль Дамиров

металлических до самодельных деревянных, с застарелыми слоями гудрона и облупившейся краской на боках.

— Вот! — отрешенно показывал руками потерпевший на свою лодку без мотора. — Ночью сп*здили!.. Руки бы оторвать! Японский городовой! Такой «вихорёк» был, от отца еще остался… Я на нем столько всего перевозил. Во-от такенного налима вытянул в прошлом годе!

— «Вихрь»? Сколько кобылок? Добрый мотор, — жевал ус участковый, пристально вглядываясь на транец лодки, где был когда-то навешан двигатель, будто хотел увидеть недалекое ночное прошлое и разглядеть вора. — У меня такой же есть…

Не удивительно, ведь лодочный мотор этой марки — самый массовый и популярный в СССР. Вот его и своровали, оставленный без присмотра. Каждому второму есть куда его приспособить.

В качестве дежурного оперативника на место происшествия выехал сам Антошенька Трубецкой. Несмотря на то, что он теперь был вроде начальника угро, должность все-таки у него по бумагам значилась, как старший инспектор, маловато у этой важной шишки народу в подчинении, тянуло лишь на группу, а не на отделение. И должность начальника отделения ему не светила, он был старший группы, и ему приходилось дежурить. Это всё и было крупными буквами написано на его кислой и привычно пренебрежительной морде.

Дежурным следователем сегодня был Голенищев.

— Я уже сюда выезжал, — задумчиво сообщил я Голенищеву. — Только в прошлый раз украли не «Вихрь», а «Ветерок» восьмисильный.

— М-м… Ничего не знаю о той краже, — мотнул головой Голенищев, сразу погрузившись в написание протокола осмотра и оградив себя от лишней информации.

— Я тоже выезжал на этот бережок, — сообщил вдруг седой участковый. — Вон тот контейнер взломали да и вытащили лодочный мотор.

— «Ветерок», на который я выезжал, тоже из контейнера прибрежного уперли, а «Вихрь», стало быть, вы прямо на лодке оставили? — обратился я к потерпевшему. — На всю ночь?

— Ну да… — развел тот руками. — Найду, ухи пообрываю и в милицию сдам.

— Ухи?

— Нет, вора…

— А почему вы думаете, что вор был один? — впился я в него взглядом.

— Ну как же? Чтобы мотор утащить, одного мужика достаточно. И вон ещё ж — следы я нашел, видите, вдавленные — от кирзачей, по берегу идут аккурат в сторону города. Как пить дать, свежие, к бабке не ходи, вора это. Вчерась вечером их еще не было.

— Следы? — оживился криминалист Загоруйко, оторвав от глаза фотоаппарат. — Какие следы? Где?

— Так, товарищи! — поднял я руку. — К следам не подходить!

Я опередил эксперта и первым приблизился к следовой дорожке, что действительно тянулась вдоль берега в сторону города и терялась в траве.

— А то затопчете…

— Да, да, — поддержал меня Валентин. — Сначала собака пускай занюхает, потом я сфотографирую и слепок гипсовый залью.

— Я же говорю! — махал руками потерпевший по фамилии Ткачук (мужик вида рабочего, не слишком умный, но зато внешне слишком уж дельный). — Евоные это следы, ворюги того! Аккурат от моей лодки идут и во-он туды! В город. У-у, сволота, ворье… Поймал бы — ухайдакал! Такой «Вихрь», такой «Вихрь» был…

Мы с Загоруйко внимательно осмотрели следы. Размер — примерно 43–44.

— А с чего вы взяли, что это кирзовые сапоги? — спросил Валентин. — Рисунка подошвы нет, не отобразился. По форме, конечно, похожи, но…

— Не резиновые это, точно, — снова замахал руками Ткачук, он был огромный и напоминал ветряную мельницу в рыбацком плаще. Я посмотрел на небо. Несмотря на начинающуюся жару, мужик был довольно тепло одет.

— Ну не знаю… — пожал плечами Валентин. — Надо с каталогом гостовских подошв сравнить, посмотреть размерные характеристики подметки, каблучной и промежуточной частей подошв. Я так, навскидку не могу сказать, что это кирзовые сапоги.

— Я вам и без вскидки и без каталогов всяких скажу, что кирзачи енто! Все у нас в них ходют… Их на работе выдают.

Не удивительно, что все в них «ходют». Русское изобретение, доработанное советскими химиками для нужд солдат ВОВ — кирзовые сапоги, сейчас годились почти для всех работ. Потому что выдержат что жару, что мороз. А ведь это ткань, только каучуком пропитанная.

Но мне, а тем более Мухтару, было без разницы, юфть это или кирза. Нам самое главное, что следы эти являются носителем запаха человека.

Я подвел пса к цепочке следов и отдал привычную уже команду:

— Нюхай, нюхай…

Мухтар навострил уши, пригнул морду к земле, даже почти коснулся почвы носом, потянул ноздрями воздух. Один раз, другой, чуть тряхнул мордой, потом «затянулся» в третий раз и затрусил вдоль отпечатков. Я за ним, держа длинный поводок.

Мухтар добрался до того места, где следы оборвались. Им перегораживала путь травянистая растительность. Местами примятая и истоптанная настолько, что уже не разобрать, вчера это натоптали или на прошлой неделе.

Все с интересом наблюдали за нами. Весь состав опергруппы, Ткачук и двое понятых с удочками, которых мы выловили тут же на бережке.

Мухтар остановился. Снова поводил носом. Вокруг тишина, все внимание на нас, только слышно, как авторучка Голенищева по бумаге шуршит. А Мухтар стоит, нюхает.

— Ну все, — всплеснул руками Ткачук. — След потерял! Эх! Японский карикатурист! Там натоптано, как на базаре, вот и потерял! Это же тропка в город. Эх… Думал, раз собака приехала с милицией, так быстро найдете мотор, но нет… видать, новый придется покупать… — он повернулся к понятым, которые оказались его знакомыми. — Глядите, мужики! Как Лешка Ткачук без рыбалки и сенокоса теперь остался. Это когда же еще я накоплю на новый? Только к следующему лету… Что за жи-ись пошла?..

— Не переживайте, гражданин, — ухмыльнулся Трубецкой. — На новый год у деда Мороза попросите мотор. Мы, конечно, будем тоже искать ваш двигатель, днем и ночью, не покладая рук, но я вам сразу хочу сказать, что чудес не бывает. А пёс у нас, как видите, действительно след потерял, но это все вина кинолога. Не сумел собаку направить должным образом…

— Антон Львович, — зыркнул я на оперативника, — шёл бы ты… подворовый обход делать прилегающих домов и возможных свидетелей устанавливать. А вы, гражданин Ткачик, оставьте ваши причитания для своей бабушки или супружницы, или не знаю, кому вы там обычно жалитесь.

— Я не Ткачик, — обиженно пробурчал терпила. — У меня фамилия на «чук» заканчивается…