Начальник милиции – 2 - Рафаэль Дамиров

глухом переулке, где кроме нас был только жирный голубь, паук, притаившийся под аркой, а чуть позже мимо пропорхнула стайка пионеров с воздушным змеем в руках. И больше ни души.

Хорошее место, чтобы провернуть сделку.

— Можешь даже не мерить, — гордо заявил Эдик, распахнув багажник автомобиля и открывая моему взору кучу заграничного шмотья. — У меня глаз — алмаз, тебе все подойдет. Все в размер подобрал. Так что смотри, выбирай… Что возьмешь — то откладывай. Но я бы на твоем месте все взял. В таком и по Красной площади пройти не стыдно, а в Зарыбинске так вообще самый модный будешь.

И Эдик стал мне показывать вещи. Товар оказался, что надо, я даже не ожидал такого качества от заграничных тряпок. В советское время в прошлой жизни я носил все же отечественные вещи, не до фарцы было, а в современное — все больше китайские. До обновок в последний раз я не дошел, когда откинклся. Где там сейчас шьют, в Индии? В Таиланде? Или всё та же «мейд-ин-чайна»?

А тут было на что подивиться.

— Во-о! — Эдик вытащил из багажника первую и самую важную вещь гардероба. — Зацени! Пиджак замшевый, цвет — просто обалдеешь, кофе с молоком. Я его еще называю: «все девки твои». Самый писк. Немецкий, а не это польское или румынское фуфло. И глянь, какая замша, а! Бархатная, что попка у комсомолки, да ты не бойся, потрогай замшу, она вообще не стирается, этим турецкие пиджаки грешат, а тут сноса не будет. Зуб даю. Вот еще зырь, — Эдик вытащил какие-то шелковые полосочки в цвет пиджака. — Это подкладка, подворотнички из «Березки». Стильные, с зубчиками. Чтобы воротник не марать.

— Добрый пиджачок, — одобрительно цокнул я. — Беру. А это что? Рубашка?

— Сам ты рубашка! Батник это… К пиджаку такому полагается именно батник по фигуре. А цвет-то какой, глянь! Небесно-голубой! Смотри, как подходит! — Фарцовщик приложил на меня одновременно рубашку и пиджак и сам любовался. — Батничек венгерский, ткань особая, под джинсу сделана, но не джинса это — ты пощупай, какой мягонький. Ты не смотри, что Венгрия, я такими уже барыжил, за качество отвечаю. А заклепочки, глянь, у него какие, перламутровые. Вещь! Ну? Так ведь⁈

— Угу! Вещь, — согласился я. — Слушай, а не слишком ярко?

Все-таки я — не рокер или там эстрадный певец, а провинциальный кинолог.

— Да ты что? В цвет же все и однотонное. Шик и блеск. Дома померяешь перед зеркалом и обалдеешь. Ты где живешь?

— В общаге.

— В общагу тебя в таком прикиде не пустят. Подумают, что иностранец. Ха-ха!..

Из Эдика получился бы отличный продавец-консультант, или менеджер по продажам, хотя и фарцовщик из него тоже неплохой. Умеет и показать, и рассказать, и самое главное — вещи со вкусом подобрать.

— Ну и самое главное, — сиял Эдик, доставая следующий элемент моего будущего гардероба. — Зацени!

— Джинсы?

— Вот ты деревня! Не просто джинсы, это тебе не самострок паленый, 503-й «Левис».

Джинсы Эдик преподнес с особой гордостью, будто посвящал меня в элитный закрытый клуб. Оно и понятно… «Джинсовая лихорадка» в СССР началась еще с 57-го года, после Международного фестиваля молодежи и студентов в Москве. С тех пор такой элемент гардероба стал не просто одеждой, заграничные штаны были символом всего того, чего не было в СССР, этаким маркером заветной свободы. Ты мог ходить в чем угодно, но если в твоем гардеробе были фирменные джинсы, то, значит, и жизнь сложилась.

— Вот, на сменку возьми… — Эдик вытащил еще одни штаны. — Зацени, вельветки какие. ФирмА… «Ли» называется… Ну на ноги вот тебе шузы моднявые. Кроссовки не стал пока привозить, с пиджаком их не носят, а вот «Сламандра» — самое то будет.

Выговаривал он всё это с особым смаком, и тут же жестом фокусника вытащил туфли из коричневой кожи и ремень в цвет.

— «Сламандра», — одобрительно кивнул я, услышав знакомее название.

— Ага… Ты кожу потрогай… Ну как? Знаешь, из чего шузы? Есть такая ящерка водная, саламандрой зовется, вот из ее брюшка эти шузы и делают, а подошву из ее прессованных коготков.

— Ха! Смешно…

— Шутка, конечно, — улыбался Эдик своему остроумию. — Но тут без шуток — обувка высший класс. Удобная, как кроссовки, и нога не потеет. Хоть на танцы, хоть на работу… Хотя ты с собакой работаешь, на работу тебе кирзачи самое-то. Ха!

— Разберусь, в чем на работу ходить, а тебе спасибо, конечно… И сколько там с меня?

— Ну, смотри… Пиджачок немецкий четыреста пятьдесят рэ. Левис родной двести двадцать рэ. Батник — восемь червонцев. Обувка — сто восемьдесят.

— Не слабо… — присвистнул я. — Полмашины подержанной на себе носить.

Эдик всплеснул руками — мол, ну прописные же истины приходится объяснять.

— А ты как хотел? Мода требует жертв. Иначе в приличной компании не поймут. Нет, я, конечно, как и обещал, скидку тебе сделаю хорошую. Это, что я сказал, цена для клиентов. Для друзей другой расклад.

— А мы друзья?

— Помнишь, как у нас в стране? Ты мне, я тебе…

Я поднял бровь.

— Я мент, я тебе ничего не могу достать.

— Мне достаточно, что ты будешь доволен, — хитро улыбнулся барыга. — И на осень-зиму тоже надо будет тебе подумать про гардеробчик. Я бы взял на демисезон пиджачок кожаный, а на зиму «Аляску». Лучше финскую. Самый шик — снаружи темно-зеленая, как бирюза океанских глубин, а изнутри с оранжевой подкладкой. Ну и мех на вороте. Не лиса и песец какой-нибудь, а мужской мех, волчий. И вот еще, глянь… Лопатничек какой. Кожа буйвола. Недорого отдам, возьмешь? Как раз под туфли и ремень в цвет.

— Давай… Что там еще у тебя есть?

— Из одежды все, а вот штучки-дрючки всякие, аксессуары, так сказать, имеются. Ты куришь?

— Нет.

— Жаль… Вот смотри, зажигалка.

— Зиппо?

— Обижаешь. Зиппо — не то… Нет, конечно, зажигалка модная и не дешевая, но в определенных кругах вовсе не отпад. Средненько так, знаешь… А это, — Эдик щелкнул серебристой зажигалкой с фирменной гравировкой на корпусе. — Самый настоящий «Ронсон».

— Ага, — понимающе кивнул я, будто был великим спецом в зажигалках.

— Что ага? Ой, да что я тебе объясняю. Ронсон же!