Хмельницкий. Книга первая - Иван Ле

И какой бы горькой ни была эта минута, оказавшись в седле, на резвом турецком коне, юноша прежде всего с детской радостью вспомнил о своих поездках в окрестностях Чигирина. Так и хотелось поскакать между деревьев, крикнув Мартынку: «Агов, догоняй!..»

Однако Мартынко, Мелашка, кобзарь, Сомко…

Сидя на коне, он видел, как вдали, отдаленные от него несколькими рядами деревьев, суетились захватчики, грабившие купеческое добро. Нескольких мужчин, привязанных друг к другу на аркане, всадники выводили из лесу прямо на дорогу. Другие грабители привязывали к седлам товары, имущество… Богдан стоял, натягивая правой рукой поводья, левой сжимая опущенную саблю. Он задумался, настойчиво ища ответа, как ему лучше всего поступить в такой сложной обстановке. Впервые в жизни он не бросился вперед сломя голову, поддавшись настроению. Нет, он должен действовать сейчас рассудительно, наверняка.

6

Это событие произошло неподалеку от тракта, который пересекал известный Черный шлях, шедший из Могилев-Подольска на Паволочь, на Белую Церковь. Отряд турецкой гвардии, во главе со своим энергичным беем, отбившись от распыленных, разгромленных под Белой Церковью крымских орд, прорываясь к Днестру, намеревался укрыться на молдавской земле. Турки благополучно обошли Паволочь, Бар, оторвавшись от преследовавших их казаков, добрались в Приднестровье и здесь успокоились. По многолетнему опыту, после ряда нападений на этот богатый край, где можно было добыть ясырь, так высоко ценившийся на рынках Кафы и Стамбула, они знали, что и здесь за ними охотятся казаки, что нельзя им, беглецам, появляться на большаке. Однако они решили захватить хоть какую-нибудь добычу.

Заметив свежие следы возов, они на какое-то время забыли об опасности и без колебаний ринулись в густой лес. Жадность затуманила разум хищников.

Туркам нужно было торопиться. От казаков им не было пощады — в этом казаки не уступали своим врагам, уничтожая их до последнего. И захватчики беспокоились не напрасно. В этот же день по тракту двигался хорошо вооруженный отряд казаков из Могилева, предполагавших соединиться с отрядом Василия Босого. Однако к ним дошли слухи о том, что здесь поблизости рыщут небольшие группы головорезов. Казаки, выставив дозоры вдоль небольших дорог, отходивших от тракта, и выследив таким образом, куда направились турки, бросились за ними в погоню.

Богдан не видел, кого из их людей турки взяли в неволю. Живых, наверное, пленили всех, а о том, что взяли Мелашку, можно было судить по отчаянному ее крику. Безоружных и женщин турки забирают в неволю, но не убивают. Подумав об этом, Богдан стал спускаться к реке, чтобы окольным путем, незаметно пробраться к месту вооруженной схватки, узнать, что произошло: кто остался жив, а кто лежит мертв. Затем вдруг у него мелькнула мысль — раненые! Ясно, что остались беспомощные раненые…

Стреноженный конь Семена Сомко испуганно бился в камыше на берегу реки. Богдан остановился, прислушиваясь. Доносился лишь отдаленный шум и редкие возгласы, стоны пленных. Турки торопливо удалялись, подгоняя свой ясырь.

Богдан подъехал к разгромленному обозу. Вокруг валялись опрокинутые мажары, разбросанные пожитки. Даже котлы на треногах были перевернуты, дымился залитый ухой костер. Семен Сомко… Весь окровавленный, с ружьем в левой руке, висел на оглобле перевернутой мажары. Голова была рассечена, и вместо правой руки болтался пустой рукав сорочки.

Возле каждой перевернутой мажары лежало по мертвому турку. У одного из них в животе торчало копье, насквозь пронзившее его; враг еще успел, очевидно спасаясь, схватиться рукой за древко, да так и валялся с ним, скорчившись. Между возами, уткнувшись лицом в землю, лежал еще один слуга Сомко с разрубленной головой.

И все. Ни одного живого свидетеля. Богдан не обнаружил среди убитых ни кобзаря, ни Мартынка с Мелашкой, — это было страшнее смерти. Он попытался представить себе Богуна, прикованного цепями к веслам на турецкой галере. Хотя он и слепой, но сильный и гребцом может быть. Своими незрячими глазами он смотрит в безграничное небо. И только слезы, наверное, поведают палачам да соседям, как страдает этот человек, уже познавший радость свободы. А Мартынко, Мелашка…

— Матушка ты моя, золотая!.. — закричал Богдан сквозь слезы, сдерживая себя, чтобы не разрыдаться, как ребенок.

Вдруг он заметил возле мертвого турка длинную, не турецкого образца саблю. Как искусный фехтовальщик, молниеносно оценил ее преимущества перед своей карабелей[60]. Осторожно соскочил с коня, взял длинный европейский палаш, даже взмахнул им, примеряясь. И в тот же миг вскочил в седло, ударил клинком плашмя резвого коня и стрелой полетел догонять захватчиков.

Приученный к быстрой езде, конь с места понесся вскачь; вытянув вперед освобожденную от поводьев голову, он словно нырял между деревьями. У Богдана была единственная цель — догнать!

— Матушка моя!.. — шептали его губы.

Выскочив на дорогу и оказавшись между двумя полосами леса, казалось слившимися вдали в один массив, Богдан посмотрел вокруг. Турки тотчас заметили всадника, сидевшего на рыжем коне их синопского богатыря, убитого из ружья во время стычки с обозом. Навстречу Богдану ринулись Ахмет-бей с двумя всадниками, за которыми понеслись еще несколько человек, свободных от ясыря и добычи. С дикими возгласами «Алла!» они мчались навстречу растерявшемуся в первое мгновение юноше, судорожно сжимавшему длинную саблю.

Но тут же Богдана осенила мысль: на тракт!.. Скакать на тракт, искать помощи и… увлечь за собой захватчиков вместе с ясырем, задержать их! Ведь они торопятся оттого, что их преследуют казаки!..

Богдан повернул коня в противоположную сторону, на дорогу, выходящую на большой Могилевский тракт. Из разговора Сомко с Богуном, перед этим роковым привалом, он знал об этом обычно оживленном пути.

Турецкому коню не раз приходилось и догонять противника, и убегать от него. Он как ветер понесся туда, куда направляли его поводья в руках умелого всадника. До тракта, как говорил Семен, было самое большее три мили. Догнать Богдана на таком коне могли только самые ловкие наездники.

Конь поднимался на взгорье. Богдан совсем отпустил поводья. Благодарное животное еще больше вытянуло вперед голову, ускорило бег. Недалеко уже и до конца подъема, скоро начнется спуск. Богдан сможет придержать коня, дать ему отдохнуть после бешеной скачки, покуда преследователи взберутся на вершину холма.

Оглянулся. На холм выскочил только один, отлично одетый турок. Увидев Богдана, еще быстрее погнал коня, угрожающе размахивая саблей. Юноша даже заметил, как заискрились лучи солнца на поднятом вверх стальном клинке. Он натянул поводья, соскочил наземь.

Когда турок, собиравшийся было с ходу схватить юношу в черном бурсацком кунтуше, резко приостановил своего разгоряченного буланого жеребца, тот несколько раз подряд упал на передние ноги. Турок теперь уже не думал о ясыре, даже о сабле. Он вцепился руками в гриву коня, чтобы самому не перелететь через его голову и не распластаться на земле.

Богдана подстерегала опасность. На холм уже выскочили остальные турецкие всадники. Правда, теперь они уже не торопились. К Богдану доносились подбадривающие возгласы турок:

— Салдир, Ахмет-бей, са-ал!..[61]

Рассвирепевший турок наконец соскочил с буланого, отпустил из рук поводья и бросился к Богдану, как зверь, с налитыми кровью глазами, с пеной на губах, окаймленных тонкими длинными усами. Он сыпал проклятья шайтану и совсем не ожидал, что юноша осмелится защищаться, видя такое неравенство сил. Моложавый, закаленный в боях Ахмет-бей шел на противника, ослепленный уверенностью в своем превосходстве.

Богдан, как на ковре в фехтовальном зале, стал в стойку, заслонив себя сзади конем. Своей длинной саблей он отразил два сильных удара турка и тут же молниеносным взмахом выбил из его рук оружие. То ли по инерции, то ли со злости, словно обезумев, разъяренный турок бросился на юношу с голыми руками. В тот же миг Богдан стремительным ударом сабли пронзил ему горло и, как сверлом, разворотил его…

Но, уже отскочив от сраженного противника, Богдан почувствовал, как молниеносно кто-то прижал к голове его приподнятую руку с саблей. Аркан дернулся с такой силой, что Богдан упал, точно сбитый с коня. Саблю он выпустил из руки, — его потащили на аркане, от ударов о землю все его тело пронизывала страшная боль, и он, теряя сознание, крикнул: «Матушка!..»

Юноша и не видел, как со стороны Могилевского тракта мчались к месту баталии вооруженные всадники.

Не заметили их и турки. Неожиданная смерть прославленного богатыря потрясла их. Они окружили место поединка, спешились, пытаясь спасти правоверного героя. Подняли его, поставили на ноги, поворачивая ему голову в сторону ветра, всячески стараясь оживить его. И вдруг на них налетели казаки.