Потрясающий мужчина - Ева Геллер

Потом Бенедикт позвонил господину Вельтье и пожелал ему, чтобы новый год был лучше старого. Вельтье на это ответил:

— Мне на все наплевать!

Я прижалась ухом к другой стороне трубки: Вельтье говорил неестественно медленно, словно оглушенный большой дозой транквилизаторов. Он рассказал, что решил как можно быстрее сдать вторую квартиру, чтобы зря не платить аренду. Ему пришла в голову идея спросить Детлефа Якоби, который хотел уйти от этой мегеры Тани. И он позвонил ему. Детлефа не было дома, только его мегера. Ей он ничего не сказал. Потом перезвонил, и Детлефа опять не оказалось. Мегера сказала, что понятия не имеет, когда тот вернется. Сегодня после обеда повторил попытку, и Детлефа опять не было. Тогда он рассказал мегере, что его квартира освободилась. Заинтересует ли это Детлефа? А Таня вдруг обрадовалась и заявила, что это замечательно и Детлеф, разумеется, снимет квартиру. И немедленно. Подруга была на удивление любезна и очень благодарила его. Сразу же после этого перезвонил Детлеф. Он даже готов купить кровать, которую Вельтье приобретал специально для этой квартиры. Так что во всей истории было хоть что-то хорошее.

— Что именно? — с иронией спросил Бенедикт. — Что Детлеф взял кровать или что они расстаются с Таней?

— А мне на все наплевать, — снова ответил господин Вельтье.

— Тогда до вторника, — Бенедикт нетерпеливо взглянул на часы, но Вельтье продолжал так же мучительно медленно:

— Надеюсь, можно будет вернуться к более или менее нормальной работе. Эти внебрачные отношения ужасно мешают.

— Тогда до вторника, — повторил Бенедикт и повесил трубку. Он посмотрел на часы. — Этот разговор обойдется мне марок в пятьдесят! Я бы не удивился, если бы Вельтье специально говорил так долго, из зависти к моему автотелефону. Он жутко рад, что Детлеф и Таня тоже расстались. Теперь он не чувствует себя единственным неудачником и может утверждать, что не отстает от общей тенденции.

Я сказала, что это ужасно — находиться в окружении разорванных связей. На что Бенедикт заметил:

— Если рвутся непрочные связи — это даже хорошо.

Тут он прав. Счастливые, мы въехали в Новый год.

29

После Нового года у меня не было денег на продолжение ремонта. Так что и дома я осталась безработной.

Когда мы попросили Мерседес отсрочить плату за комнату, она заявила, что твердо рассчитывает на эти деньги. Если она своевременно их не получит, ей придется платить в своем банке драконовские пени. Но тут же согласилась на отсрочку, когда я пообещала возместить и пени тоже. Лучше уж платить Мерседес, чем доить моего отца.

Бенедикт дал мне денег на текущие расходы, но теперь за завтраком и ужином Нора изводила нас информацией о распродажах по сниженным ценам. Где-то салями была на тридцать пфеннигов дешевле, чем в супермаркете, куда я хожу; там сыр аж на пятьдесят пфеннигов дешевле; а масло всюду дешевле того, что покупаю я. Нора осуждающе смотрела на баснословно дорогое масло, намазывала его на хлеб и вздыхала:

— И все это из твоих денег.

Мне стало ясно, что я должна как можно скорее подыскать себе временную работу, хотя бы на один-два месяца.

Я просмотрела все газеты, не требуются ли где-нибудь дизайнеры по интерьеру. Ничего. Разумеется, ничего. Я с болью вспомнила о том, что дизайнер по интерьеру — это красивая, типично женская профессия, и поэтому считается особенно ненужной. В отличие от нее архитектор — типично мужская профессия, и поэтому законом предписывается не строить без архитектора ничего, что размерами превосходит скворечник. У нас в институте одна феминистка написала на стене: «Мир уродлив, потому что без архитектора не разрешается ничего построить. Он был бы прекраснее, если бы без дизайнера не разрешалось ничего обустроить». С одной стороны, я нашла это несколько преувеличенным, с другой — в общественном сознании мир действительно поделен на мужскую и женскую сферы. Мужчинам принадлежит внешний мир, женщинам — внутренний. Мужчины распоряжаются общественными учреждениями, женщины — обстановкой квартиры. Все, что относится к мужской сфере, — более высокая материя. А сейчас у меня не было места даже в своей собственной сфере. Я чувствовала себя никому не нужной.

Утром я поехала в город, облазила все строительные и хозяйственные фирмы и магазины, в надежде увидеть объявление «Срочно требуется дизайнер по интерьеру». Но лишь на двери дешевого супермаркета висело: «Требуется кассирша на почасовую работу», а у витрины гриль-бара был приклеен заляпанный жирными пятнами клочок бумаги: «Требуется женщина для разделки и жарки». В окошко я понаблюдала, как пожилая женщина снимала вилкой с вертела прижатых друг к другу жареных цыплят, делила их пополам или на крылышки и ножки и складывала в ящик-термос. Гадость! Что, если какой-нибудь коллега Бенедикта увидел бы меня за таким занятием, или, что еще хуже, Анжела? Это было бы убийственно для репутации Бенедикта, да и для моей.

Тем не менее я не могла оторвать взгляда от цыплят, потому что страшно проголодалась. Но полцыпленка в моей ситуации — непозволительная роскошь. Я позволила себе порцию картофеля во фритюре с большим количеством майонеза. Этим тоже можно наесться.

Я поехала домой, и тут повалил снег — впервые за эту зиму. Наш пригород превратился из серой унылой местности в скучное место. Снег прикрыл унылые коричневые крыши, а крохотные садики смотрелись как один большой белый сквер. Все было словно только что отремонтировано заново. Лишь въедливо скребущие снег лопаты нарушали иллюзию совершенства.

За несколько домов от нашего чистила снег какая-то женщина. Когда я увидела, что она примерно моего возраста, мое сердце подпрыгнуло: мне сразу захотелось познакомиться с соседкой.

— Добрый день! Хорош снежок, не правда ли? — радостно произнесла я и остановилась.

— Замечательный, Лара-Джой вне себя от радости, — сказала женщина и показала на ребенка чуть поменьше Сольвейг, сидевшего у обочины и собиравшего снег в кучки.

— Как ее зовут? — я не разобрала имя.

— Л-а-р-а — черточка — Д-ж-о-й. Джой — значит радость. Потому что моя малышка для меня — радость.

На Ларе-Джой была грязная ярко-красная курточка, ярко-зеленая шапочка с ярко-желтым помпоном и грязно-желтые варежки. Я наклонилась к ней:

— Привет, Лара-Джой, я Виола.

Она подняла голову. Из-под шапки выбивалась соломенная челка, а из маленького курносого носа тек сопливый ручей. Она посопела и сказала:

— Пливет.

— Какая очаровашка, — сказала я, — сколько ей лет?

Она выглядела как ребенок из рекламы детской одежды. Правда, у рекламных детей не бывает грязных курток и сопливых носов.