Кошка Белого Графа - Калинина Кира Владимировна

Именно эта история вспомнилась мне, когда я смотрела, как под ногами одетых в меха придворных расцветают цветы, а вокруг покрываются зеленью ветви.

Хорошо, если эти летние чудеса покорят сердце Камелии. Но король мне по-прежнему не нравился. Как бы принцессе не замерзнуть потом с мертвым подснежником в руках…

Тут деревья за спиной Альрика всколыхнулись. Взмыли в небо птицы, послышался треск сучьев, придворные отпрянули в испуге. На поляну, раздвигая ветви кустарника, выступил бурый гигант с желтыми бивнями, такими огромными, что от их тяжести голова с мохнатым хоботом клонилась книзу.

Никогда не понимала, почему символом королевского дома Бордикетов избран мамонт. Теперь поняла. В три раза больше обычных мамок, седой и косматый, он казался изначальным божеством, плоть от плоти самой земли: шерсть подобна диким зарослям, бивни в мшистых пятнах – осколкам скал, грузная неспешная поступь – движению времени. Мне так и виделись птицы, свившие гнездо на его темени, и белки, скачущие по горбатой спине.

– Не бойтесь, господа, – король небрежно взмахнул тростью. – Габор безобиден, как котенок.

– Я думал, большие мамонты вымерли, – герцог Клогг- Скрапп первым пришел в себя.

– Габор – последний.

Казалось, он явился из седой древности, из времени легенд, и безмерная усталость плескалась в сумраке его глаз.

Король отвинтил набалдашник трости, достал из нее свирель, и легкая мелодия запорхала над поляной, как бабочка.

Бога лета изображали юношей со свирелью. А звали его просто Лет.

Наверное, это была игра солнечных лучей, но на миг мне почудилась на спине мамонта призрачная фигура – правда, не юная, а сгорбленная, унылая, старческая.

Альрик галантно повернулся к Камелии:

– Не желаете прокатиться?

– Нет-нет! – она замахала руками с такой милой непосредственностью, что король засмеялся.

А мамонт тяжко вздохнул, развернулся и побрел обратно в заросли.

Вечером Кайсе передали записку, и фрейлина сейчас же вызвалась вывести меня в парк по известной кошачьей надобности. Теплая уборная в принцессиных покоях, на мой вкус, была куда удобнее, но Камелия, лукаво блеснув глазами, дала дозволение, и я не стала упираться.

Кайса быстро накинула лисью шубку. Идя по длинным переходам, она тихо шептала сама себе:

– Открытая галерея… Налево, опять налево… Прямо до конца и свернуть к лестнице…

Мы спустились, Кайса толкнула тяжелую дверь, и я шмыгнула у нее под ногами – навстречу снегу и звездам, мигающим из-под навеса.

Летом в галерее, увитой каменно-живым душистым горошком, наверняка сохранялась приятная прохлада, но и зимой это место отлично подходило для тайных свиданий. Сюда, как видно, даже слуги не каждый день заглядывали: снег с пола не сметен, и следов почти нет – одна-единственная цепочка у самой стены. Там, где ждал фендрик Ойсин в своей гвардейской шинели с меховой пелериной.

Я сразу поняла, что это он. Но Кайса застыла у входа, с тревогой всматриваясь в мужскую фигуру, выступившую из густой тени.

– Барышня Кайса, вы пришли! Я так давно вас не видел!

Фрейлина с облегчением улыбнулась:

– Как же давно? Всего несколько часов!

– Это не в счет. Вы прошли мимо, как прекрасное видение, и даже не взглянули на меня.

– Неправда, очень даже взглянула.

– Я целую вечность не слышал вашего смеха, – Ойсин преподнес Кайсе плетеную коробочку, перевязанную розовым бантом.

– Ой, яблочный зефир в шоколаде – мой любимый! – и барышня, к радости фендрика, счастливо рассмеялась.

Оставив парочку любезничать, я вскочила на балюстраду, спрыгнула вниз и пробежалась вдоль галереи. Снег мягко похрустывал под лапами, будто посмеивался от удовольствия.

Интересно, если позвать Рауда Даниша прямо отсюда, он услышит или дворец с его летними чарами станет помехой?

По мраморным перилам над головой заскрежетали когти, и в снег рядом со мной бухнулось что-то темное. Я хмыкнула: во дворце Кавалер двигался изящнее.

– Пр-ривет, хр-рабр-рая кр-расотка! Мы не договор-рили.

Он сунулся ко мне с лаской, получил по носу мягкой лапой, облизнулся и сел напротив, похожий на каминную статуэтку.

– Ты как? – спросила я. – Грыз тебя не сильно помял?

– Ер-рунда, – кот шевельнул кончиком толстого хвоста.

Он весь распушился, не на боевой лад, а уютно, по-домашнему, так что захотелось прислониться к плюшевому боку. Но не было сомнений, что меня неверно поймут. Я бы завела себе такого кота. Чтобы мурлыкал на коленях и грел ноги зимними ночам… Будут ли у меня еще когда-нибудь человеческие ноги?

На крепкой мохнатой шее Кавалера вновь красовалась бархатка с синим камнем. Кто-то дал себе труд отыскать ее на месте драки.

– Это у тебя сапфир?

– Голубой бр-риллиант! – кот задрал нос.

– А кто твой человек?

Сло́ва «хозяин» кошки не понимали. Или делали вид, что не понимают.

– Гр-раф Флоссен, владыка р-речных вод.

Тут у меня возникла догадка.

– А кто человек Грыза?

– Мар-ркиз Гаус-Ванден.

Владыка недр.

– Они ладят?

– Тер-рпеть др-руг др-руга не могут! – глаза Кавалера полыхнули темным янтарем.

Значит, я права: животные сводят друг с другом счеты за своих хозяев. Может, этот Грыз сам по себе не так и плох?

– Как тебя зовут, жар-ркая? – пропел кот. – Ты не сказала.

– Люди во дворце, – ответила я, подражая его манере, – зовут Белкой.

– Фр-р! Ты не белая, ты – сахар-рная! Сахар-рок! Так я буду тебя звать.

– Еще чего. Знаешь, я вообще-то не кошка, – решилась признаться.

– У каждого свой изъян, – философски заметил Кавалер. – Так тебе надо найти ту человеческую кошку?

Человеческую кошку? Хорошее определение для Агды!

– Найду – обещай, что погуляешь со мной, – он потянулся к моей шее, но я уклонилась.

– Сперва найди. А то хвалиться все горазды.

– Хитр-рая кошка! Сделаю. Но потом ты от меня не уйдешь.

Я попятилась, украдкой косясь на балюстраду: допрыгну с места или нет?

– Игр-ра, увер-ртливая кошка. Игр-ра, не угр-роза, – насмешливо мурлыкнул Кавалер. – Та, котор-рую ищешь, какая она? Пр-редставь!

Я вновь вообразила себе барышню Агду.

Кот фыркнул:

– Не глазами пр-редставь, стр-ранная ты. Носом!

Тут я растерялась. Уверена, что узнала бы запах Агды, если бы почуяла, но как передать другому не слова, не образ, а ощущения? Я попыталась вызвать в памяти и разложить на составные части сложную смесь: терпко-пряные духи, не подобающие юной девушке, но необычайно ей идущие, душистое мыло лучшего качества, аромат розового масла, который источали ее волосы, едва уловимые нотки флёрдоранжа и фиалки – от одежды, нежную свежесть кожи… Надо же, сколько всего! А я считала, что человеком слабо различаю запахи.

– Не так, – сказал Кавалер. – Чувствуй в меня.

– Как это?

– Как говоришь.

– Говорю я ртом.

А впрочем… так ли это? Я задумалась. Кошачий язык небогат, кошки любят простые слова и фразы, но, если надо, скажут и расскажут, что угодно, и для меня разговор с ними никогда не составлял труда.

Между тем наши «мрр» и «мяу», как бы разнообразны и богаты оттенками они ни были, вмещают далеко не все смыслы.

Неужели мы общаемся посредством своего сознания?

Рауд Даниш говорил, оборотни так умеют…

– Не думай о др-ругом, когда ты со мной!

– Так ты мысли читаешь?

– Ты думала в меня, – фыркнул кот.

Я по-прежнему не понимала, что это значит, но постаралась вспомнить свои недавние ощущения. Я хотела возразить Кавалеру, убедить его, приводила доводы, мысленно спорила с ним. И теперь нужно сделать то же самое. Заставить кота услышать хрустальный голосок барышни Агды, передать запахи благовоний и нежных цветов, доказать, что все это реально…

– Мр-рм, – кот потерся щекой о мою щеку. – Ты пахнешь вкуснее.

– Что вы себе позволяете, сударь! – прозвенело с галереи. – Думаете, если я согласилась встретиться наедине, со мной можно вот так?..