Кошка Белого Графа - Калинина Кира Владимировна

Художники любят изображать королевский дворец летом – в буйстве зелени, в ярких пятнах цветов. Сейчас все его краски поблекли. Дворец стоял посреди заснеженного парка призраком лета, уснувшим и печальным, но все равно потрясал воображение.

Я так загляделась, что пропустила выход короля. Его величество вышагивал в окружении собственной свиты, наряженной не менее пышно, чем спутники Камелии. Шубы, как у нас заведено, шиты ворсом внутрь и крыты тканью, но до того затейливо скроены и щедро украшены изысканными мехами необычной выделки, что казались богаче вайнорских. Блестели на солнце драгоценные застежки, в кокетливых эгретках на шапочках дам вспыхивали алмазы и сапфиры.

Сам Альрик щеголял в шубе, отделанной куницей и рысью, и на этот раз был похож на свои портреты. Здоровый цвет лица, вальяжная поступь, благосклонная улыбка. В руке легкая тросточка, как королевский скипетр.

Два шествия сошлись в начале широкой аллеи, и принцесса склонилась перед венценосным женихом. Альрик стремительно шагнул вперед и поднял ее.

– А я гадал, отчего день нынче такой чудесный, – разнесся его мягкий и звучный голос. – Теперь вижу: Альгота озарена вайнорским солнцем, и даже зима отозвала свои вьюги, чтобы без помех любоваться прекрасной камелией Севера!

Если бы я не видела его вчера, не поверила бы, что этот человек мог быть неучтив с гостями, тем более с дамой.

Король предложил Камелии руку и повел по аллее. Обе свиты двинулись следом, постепенно смешиваясь в общую толпу, а я сопровождала их на расстоянии – белая кошка на белом снегу.

В зимнем парке было чем полюбоваться. Среди заснеженных деревьев прятались гроты и беседки, подобные драгоценным шкатулкам, в аллеях зябли статуи героев и героинь древних сказаний.

За шеренгой елей обнаружился снежный городок с замками, мостами, фигурами сказочных чудовищ и ледяными горками. Короля и его невесту ждали нарядные санки, в которых можно было сидеть друг за другом, держась за поручни, и принцесса звонко смеялась, летя с высоты.

Кайсу тоже позвали кататься, и она наконец перестала поминутно искать меня взглядом.

Хорошо.

Отгородившись от королевского веселья елями, сугробами и кустами барбариса, я собралась с духом и мысленно выговорила:

«Ваше сиятельство граф Рауд Даниш-Фрост!»

Секунду-другую ничего не происходило, потом шарик у меня на груди стал видимым и засветился, и в нескольких шагах возник призрачный граф.

«Здравствуй, Кошка Карин. Я уже думал, ты забыла о нашем уговоре», – произнес он вроде бы с усмешкой, но голос был мягким и, несмотря на ранний час, звучал устало.

Мое восприятие снова раздвоилось. Я сидела под кустом в королевском парке и в то же время была… не знаю где. В каком-то снежном чертоге, достойном служить тронным залом самой богине Зиме. Пока я рассказывала о разговоре между секретарем и его слугой – или помощником-телохранителем? – граф пересек огромное ледяное пространство, затем свернул в комнату, похожую на обычное человеческое жилье, и сел на диван.

«Они любовники?»

«Кто?» – опешила я.

«Камелия и принц Фьюго».

«Так вы знали?!»

«Теперь знаю», – граф хмыкнул, и я прокляла свой язык.

Прости, Камелия, прости меня, неразумную!..

«Вы знали, что кавалер Джеруч на самом деле принц, я хочу сказать! А что до вашего вопроса, они поклялись на мече не делать глупостей, как выразился герцог Клогг-Скрапп. Не знаю, что это значит – клясться на мече…»

«Меч Дакха, – граф вмиг стал серьезен. – Творение древней магии, на котором дают смертные клятвы».

При имени Дакха меня передернуло.

«Значит, если они нарушат клятву, служители Дакха их убьют?»

Дочь и сына самых могущественных королей Оссидены?

«Меч Дакха не принадлежит храму, он хранится в сокровищнице короля Альгредо. – Теперь Даниш был откровенно мрачен. – Клятва убьет нарушителей сама».

«И ее нельзя отменить?»

«Можно. Так же – на мече. Карин, я не знал, что кавалер Джеруч и есть принц Фьюго, – сказал Даниш, глядя мне в глаза. – Но узнал благодаря тебе. Ты даже не представляешь, как мне помогла. И я помогу тебе, как обещал».

Очевидно, он хотел подбодрить меня, но настроение только упало.

«Вы скажете королю, да?»

«Нет, – медленно произнес граф. – Пока нет. Потерпи, я скоро буду во дворце».

Я не знала, можно ли ему верить. Но внезапно поняла, что не хочу прекращать разговор и что рада его видеть, как это ни удивительно.

Он один знал, что я человек. Камелия и Кайса при всей их доброте видели во мне просто очень красивое животное.

«Хочешь еще что-то сообщить?»

«Вы, когда приедете… – даже зажмуриться захотелось от собственной дерзости, – не могли бы передать на кухню, чтобы мне давали человеческую еду, а не сырые потроха! Я не могу их есть. Сегодня Кайсе – это фрейлина ее высочества – опять пришлось делиться со мной завтраком, а ей самой еле хватает».

Граф озадаченно нахмурился:

«Людей принцессы плохо кормят?»

«Ее и саму не балуют».

Почему-то в этот момент в памяти возникла янтарная стружка строганины, которую Рауд Даниш предлагал мне по дороге в Лейр. Сейчас я, пожалуй, отважилась бы ее отведать.

Может, в следующий раз попросить?..

После полутора часов катаний и игр на свежем воздухе придворное общество во главе с королем и принцессой направилось обратно во дворец. Я тоже неплохо побегала, гоняясь за снежными феями, и сейчас следовала за процессией, держась в стороне.

Мне казалось, что, гуляя, мы сделали круг и теперь подходим к зданию дворца с тыльной стороны. Но деревья впереди становились только гуще. В воздухе повеяло… весной? Из глубины голых зарослей щебетали птицы, и король повел принцессу прямо туда.

– Прелестная Камелия, вы не устали от зимы? – воскликнул он, поигрывая тростью, затем оглянулся на придворных: – А вы, господа?

Сугробы вокруг как-то разом опали, сделались пористыми, сквозь голые ветви впереди проглянула зелень.

– Мне кажется или стало теплее? – удивленно произнесла графиня Виртен.

– Смотрите, – ахнула Кайса, – снег тает!

Сугробы на глазах превращались в ручьи, и дамы стали с визгом прыгать туда-сюда, боясь замочить сапожки.

– Держитесь тропинки, – велел король.

Тут я заметила, что с нами остались одни вайнорцы. Свита короля в дебри не полезла.

Под снегом скрывалась довольно широкая галечная дорожка, и придворные сбились на ней в тесную кучу, с удивлением озираясь по сторонам. На проталинах уже прорастала трава, желтела мать-и-мачеха, раскрывались кро- кусы.

– Это как в сказке о подснежниках! – воскликнул кто-то.

Не знаю, как в Вайноре, а у нас эта сказка известна каж- дому ребенку.

Как-то раз по весне встретились бог лета и богиня зимы и заспорили, кто из них краше. Мимо проходила девочка, посланная в лес за подснежниками, и боги попросили ее разрешить спор. Каждый показал красоты своего времени года. Но девочка понимала, что, присудив победу одному из богов, восстановит против себя другого. «Вы одинаково прекрасны, – попыталась схитрить она. – Я не могу выбрать». Тогда боги спросили, что из увиденного пришлось ей по душе больше всего, и девочка ответила: «Подснежники! Ваше общее творение, общее дитя. Их не будет без лета, но не будет и без зимы. В них теплый трепет жизни и чистота холодных снегов». Богам понравился ответ. Они щедро одарили умную девочку и отпустили домой, а дальше все кончилось тем, чем кончаются все сказки – свадьбой.

Но в книге Старой Хель у этой истории был грустный финал. Девочка влюбилась в бога лета и осталась с ним. Когда пришла зима и кругом легли снега, в лесу сохранился крохотный островок зелени и тепла, где бог жил со своей возлюбленной. Однажды девочка отправилась навестить своих родных, и бог дал ей с собой подснежник, наказав вернуться до того, как тот завянет. Девочку, конечно, задержали, и она вышла из дома слишком поздно. Она бежала сквозь пургу, прижимая к груди умирающий цветок, а зима бесновалась вокруг, не в силах достать ее, пока в подснежнике теплилась жизнь. Наутро девочку нашли замерзшей в нескольких шагах от большой проталины, а в руке ее был мертвый подснежник.