Утраченный покой - Любовь Михайловна Пушкарева

для того, кто почти тысячу лет был в рабстве.

Шон испугано глянул на меня, но увидев, что я не гневаюсь, промолчал. Уже успел понять и запомнить, что меня раздражают избыточные просьбы о прощении.

– А они все такие, – подал голос Самум. – Из суккубов и инкубов плохие рабы. То не думают совсем, то думают слишком много.

Это замечание меня полностью отрезвило и напомнило, с чего все началось.

– И все же, Самум, я хочу услышать ответ на свой вопрос, – твердо произнесла я. – Что значат пятна на вашем vis?

Болотник тяжело вздохнул.

– Это укусы-метки. Этот от Криспина де Майями, – он ткнул в горло. – Эти два от Лорел де Детройт, – указал на грудь. – На запястьях – Алехандро де Нью-Йорк. Видите? Побледнели. Может, совсем сойдут… Я раб многих хозяев.

– Раб? Укусы – рабские метки?

Я судорожно соображала: о том, что вампы ставят обычные метки, мне рассказал Седрик, а он тогда видел vis или еще нет? Я не смогла вспомнить.

– А разве вампы не ставят… ну обычных рабских меток?

– Это им ни к чему. Укусы заменяют все – универсальная привязка, – ответил Самум. – Через укус передаются и боль, и наслаждение.

– Меня сейчас стошнит, – звонко и зло выдала Венди.

– Но они ставят что-то похожее на рабскую метку? Они в принципе, вообще делают это?

– Я понял, о чем вы. Те несчастные… Понимаете, их кусало такое множество, десять, а то и больше вампов могут предъявить на них права…

Мне стало по-настоящему страшно.

– Так что тот черный шнур – это не рабская метка, это нечто большее. Мне думается, это нечто вроде ну… второго рацио, что ли… Рацио, которое перехватывает контроль, когда отдаются приказы… Ну, я так думаю…

– А вы заговорили о них по приказу?

– Не то чтобы… Я просто подумал, что когда со мной свяжутся, то спросят о них.

– Самум, я чую еще одно место гнили, – вдруг вмешался Шон. – Ты не должен врать умолчанием.

Лицо болотника исказил ужас, он перестал дышать.

Иногда я очень быстро соображаю, жаль, что не всегда.

– Прислали замену Алехандро?

Он заметно вздрогнул.

– Из Детройта?

Казалось, невидимая рука сейчас раздавит ему горло. Тут к болотнику подскочила Венди, обняла его и окутала холодно-белым vis-цветом жалости. В ее объятиях он смог вдохнуть.

– Умоляю, умоляю. Не надо таких вопросов, – задыхаясь, прошептал он.

В некоем ступоре я смотрела на эту странную картину: полуживой болотник в объятиях Венди, на ее лице жалость и тень брезгливости: с такой гримасой молодежь помогает немощным и дряхлым старикам.

Закрыв глаза, я попыталась собраться с мыслями. Ландыши!

– «Шон!» – я открыла связь.

– «Я забрал их. Когда провожал ярлов. Они дома», – тут же свалилось на меня.

– «Спасибо!»

От окатившей его теплой волны благодарности Шон не сдержался и светло, и польщено улыбнулся, но тут же снова нацепил маску невозмутимости, пока никто ничего не заметил.

– «Ярлы?» – вырвалось у меня. Все же мое любопытство неистребимо и вечно не вовремя.

– «Тори и Грэд».

– «Угу. Самума нужно спрятать. Но в дом я его не потащу. Куда ж его деть?»

– «Да к Единому его! Он слишком стар и слишком чужд, обессилеет, но жив будет»

– «В церковь? Ох, это слишком радикально.»

– «Да нет. Не совсем в церковь…» – и Шон забросал меня образами-картинками, из которых я поняла, что речь идет о ночлежке при церкви.

– «Это выход!»

– Самум, – он вздрогнул и немного испугано уставился на меня. – Ты понимаешь, ЧТО ты натворил?

– Да.

– Да? А ты готов исправить хоть часть содеянного?

– Как?

– Да уж не легко и просто, – желчно вырвалось у меня. – Я хочу тебя спрятать, чтобы твои хозяева не могли до тебя добраться. Хочу ослабить их власть над тобой, а если получится, то и вовсе избавить тебя от них.

– Да? И что ты хочешь взамен?

Я презрительно окинула его взглядом.

– Твоей помощи в избавлении тебя же от вампов и клятвы не вредить никому из тех, кто мне дорог – будет достаточно.

– Я согласен.

– Может быть больно и плохо…

– Я согласен. Тебе не понять, насколько мне больно и плохо сейчас, ты не была рабом.

– М-да. Ну, хорошо. Эту ночь спишь здесь. На следующую Шон тебя отведет в ночлежку. При церкви.

– Они почти не боятся Единого, – мрачно ответил Самум.

– Но в то место они точно не сунутся. Я выбирал его для себя, – ответил Шон.

– Ты всегда был дьявольски предусмотрителен для безмозглого существа.

– А ты всегда был слишком глуп для бога.

– Хотел бы возразить, да совру, – невесело ответил Самум.

В дверях опять абсолютно бесшумно возник Тони. Я не сдержалась, и со стоном, в отчаянии ударилась о край стола, аккуратно так приложилась: со звуком, но чтоб шишки не было.

– Ник и Тод… – выдала я.

– Ага. Нервничают уже, – доложил Тони.

– Иду. Тебе все ясно? – спросила я Самума.

Тот кивнул головой

– Да.

– Венди, Ники, я вас не задерживаю, но и не гоню.

Девчонки переглянулись

– Мы пока останемся.

– Хорошо, – и я стремительно вышла из комнаты.

20

Ник и Тод, вожак и преемник. Еще один сложный разговор, а я на грани. Взвинчена, издергана и переполнена новой для себя информацией, да и чужая сила все еще на губах как помада. Воспоминание о глотке, подаренном Элвисой, сбило меня с шага, как подножка.

– Эй, хозяйка, ты малость не в себе, – как бы шутя, но все же встревожено выдал Тони.

– Угу. Не малость.

– Хозяйка, – он загородил дверь в мой кабинет, – так не пойдет. Успокойся, обними меня.

Секунду тупо я таращилась на него, а потом до меня все же дошло, что это предложение силы. Я приняла его и обняла Тони, прижимаясь к нему всем телом. Такой горячий, такой сильный и такой простой. Я прекрасно понимала, что Ники нашла в нем, жаль, мне нельзя расслабиться и отдаться этой простоте и чужой силе, переложить все проблемы на него.

– Спасибо, Тони, – отстраняясь, я чмокнула