Ожерелье Монтессумы - Жюльетта Бенцони

— А молодой человек?

— Он часто куда-то уезжал. Меня это заинтриговало, и я немного понаблюдал за ним. Возвращался он поздно и несколько раз в сопровождении не слишком порядочных людей. Как-то вечером я выносил мусор, и поблизости оказались двое из них. Так вот: они забавлялись, пиная мусорные ящики ногами. Мне пришлось собирать отбросы, а их это только веселило. Правда, они не французы.

— Мексиканцы, конечно?

— Вряд ли! Они больше были схожи с гангстерами, каких в кино показывают. Когда эти парни приходили, в доме гуляли далеко за полночь… Скажу только, что утром от их гулянок не было и следа, только в мусорных ящиках появлялись пустые бутылки…За свои услуги консьерж получил ассигнацию, и друзья ушли. Оба не скрывали своей тревоги. Альдо первым нарушил молчание:

— Почему же Ромуальд ни разу не упомянул о ночных пиршествах молодого Мигеля? Если судить по его донесениям, получалось, что все ложились спать в десять часов…

— Если я не ошибаюсь, слуги жили в отдельном строении, стоящем в глубине сада.

— И наш дворецкий ничего не заметил, а консьерж из дома напротив был в курсе событий?

— Ты прав, это очень странно. Интересно, не совпадали ли эти пирушки с исчезновением картин? Как только вернусь домой, сразу же поговорю об этом с Теобальдом. А вот насчет дома Вобрена… Мое желание посетить его без свидетелей становится все сильнее. Не навестить ли нам особняк этой ночью?

— Я как раз собирался тебе это предложить!

Несколькими часами позже они вернулись на улицу Лиль. Робко светила молодая луна, и ночь была достаточно темной. Зато фонарь, неисправный накануне, ярко сиял. Подойдя к маленькой дверце со своим набором отмычек, Адальбер все время оглядывался по сторонам и молился о том, чтобы на этот раз консьерж на противоположной стороне улицы не наблюдал за соседями.

— Зачем ему следить за домом, если он прекрасно знает, что там нет ни души?

— А вот в этом я далеко не так уверен, как ты… Адальбер легко толкнул дверцу, и та открылась. Он даже не успел воспользоваться отмычкой.

— Кто-то вернулся? — прошептал Морозини.

— Так как это явно не Дух Святой, то в доме один… Или несколько посетителей. Что будем делать?

— Где твой дух авантюризма? Мы идем туда! -объявил Альдо, доставая из кармана револьвер. -Я должен наконец все выяснить!

Миновав калитку, они остановились в тени мощной стены, окружавшей двор. Здесь было темно, но за высокими окнами особняка, где, как оказалось, никто не удосужился закрыть внутренние ставни, было заметно медленное движение узкого луча карманного фонарика.

В доме явно кто-то находится! Сколько же там человек?

— Лучше всего пойти и посмотреть… Друг за другом мужчины прокрались вдоль стены дома, пригибаясь, когда проходили под окнами. Они поднялись по пяти ступеням крыльца и только там выпрямились во весь рост. Ночной гость покинул вестибюль и перешел в гостиную с окнами в сад. Свет от его фонаря светлым пятном падал на ступени, и друзья увидели на белых мраморных плитах с мелкими черными квадратами обрывки бумаги и клочки соломы, свидетельствующие о недавнем переезде. Когда с максимальными предосторожностями друзья подошли к входу в гостиную, они с облегчением обнаружили, что посетитель один. Он был настолько занят тем, что водил лучом фонаря по стене, обитой желтой шелковой узорчатой тканью, но лишившейся всех картин, что не обращал никакого внимания на происходящее у него за спиной, испуская горестны вздохи.

Без большой надежды — потому что великолепная старинная хрустальная люстра исчезла — Альдо нащупал выключатель и нажал на него. Зажглась одинокая лампочка, висевшая на шнуре в центре гостиной. И одновременно прозвучал голос Морозини:

— Если вы ищете то, что можно украсть, то вы пришли слишком поздно!

Незваный гость обернулся, ничуть не испугавшись направленного на него оружия. В одной руке он держал фонарь, в другой — браунинг. Мужчина сразу же положил его в карман.

— Я вижу, — констатировал он спокойно. — Я представить себе не мог, что все настолько плохо.

Его флегматичное поведение ассоциировалось с туманным Альбионом, об этом же напоминал и спортивный костюм — черный свитер с высоким воротом, пиджак и бриджи из серого твида, сшитые явно по другую сторону Ла-Манша. Мужчину можно было бы принять за англичанина, если бы не его безупречный, без малейшего акцента, французский, выдававший его хорошее происхождение. Это был высокий молодой человек лет двадцати пяти, худощавый, с широко раскрытыми честными голубыми глазами на приятном лице. Приподнятые уголки губ выдавали человека веселого и общительного. Если добавить к этому портрету шелковый шарф фирмы «Гермес», небрежно завязанный, чтобы скрыть нижнюю часть лица, то вор-домушник выглядел более чем необычно.

— Что же вы рассчитывали найти? — поинтересовался Альдо, в свою очередь убирая револьвер.

— Прекрасные вещи…

И он принялся перечислять предметы мебели и интерьера, некогда украшавшие гостиную. Это свидетельствовало о том, что молодой человек не раз прежде бывал в этом доме.

— Так кто же вы такой? — не выдержал Адальбер.

— Простите меня! Я должен был представиться, -ответил молодой человек и широко улыбнулся. -Меня зовут Фожье-Лассань, я заместитель генерального прокурора в прокуратуре Лиона.

Если он надеялся ошеломить своих собеседников, то ему это явно удалось.

— Ах, вот оно что! — протянул Альдо. — И это на факультете права вас учат открывать запертые двери и наведываться в дома в отсутствие хозяев?

— Нет. Этому я научился благодаря частому посещению тюрем. Должен признать, что мои таланты более чем скромные, но мне этого достаточно. Я не прошу вас назвать себя. Вы, — он повернул голову к Альдо, — князь Морозини, а вы, — кивок в сторону Адальбера, — его второе «я», господин Видаль-Пеликорн, известный египтолог.

Так как мужчины смотрели на него, оторопев от изумления, заместитель прокурора продолжал:

— Я много раз видел вас на фотографиях. Добавлю, что меня зовут Франсуа-Жиль, и я крестный сын господина Вобрена.

— Святые угодники! Почему он никогда не говорил мне о вас? — удивился Альдо.

— Видите ли… Я был в некотором роде его тайной. Мы состояли в переписке, иногда я его навещал.

— И это к вам он поехал в Лион! — закончил Альдо, не отрывая взгляда от этого молодого лица, которое вдруг показалось ему странно знакомым.

— Ни в коем случае! Он… поссорился с моим отцом, и вы же знаете, какие мы, лионцы! Мы злопамятны… А теперь, надеюсь, вы позволите мне дальше осматривать эту… пустыню?