Физрук-5: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович

— Поехали! — скомандовал ментяра. — Медленно, соблюдая правила дорожного движения.

— Стволы уберите! — потребовал я. — А то, хрен вас знает, приторможу на светофоре, а вы и пальнете сдуру.

— Не боись, — буркнул один из сидящих сзади.

Тем не менее, пушку от моего затылка убрал. Сидящий рядом мент тоже спрятал свой «Макаров».

— Я не понял, вам чего от меня надо? — осведомился я.

— Босс объяснит, — сказал оборотень. — Ехай, тебе говорят.

— Ехаю, — хмыкнул я.

Пришлось подчиниться. Справиться с тремя в узком пространстве автомобильной кабины вряд ли бы смог даже профессионал. Это не с хулиганами на просторной улочке махаться. Причем двое еще со стволами.

Я чуть прибавил газу и мы медленно покатили по мирному вечернему городу. Вряд ли меня сейчас захочет тормознуть еще один служивый в серой шинели, а если тормознет какой-нибудь гаишник, то увидев в салоне коллегу, откозыряет и отпустит. А если не отпустит, будет еще хуже. Не, лучше не останавливаться, пока ситуация не прояснится.

— Ехай до Круговой, а там — налево! — продолжал командовать мент.

Скосив глаза, я увидев знакомую ряху. Как это я сразу его не узнал! От неожиданности, наверное. Это же Мишаня Гришин! Правда, погоны у него на широких плечах были теперь младшего сержанта. Отпустили, видать, и даже из органов не поперли, только в звании понизили. Неужто развалилось дело, которое вел старший лейтенант Свиридов? Ну если Рогоносец подсуетился, могло и развалиться. Тогда понятно, к какому боссу меня везут. Вернее — я сам себя везу. А заодно и трех козлов.

Достигнув Круговой, я как и было велено, повернул налево. А через пару километров, Мишаня приказал сворачивать с Круговой на Садовую. Смутное подозрение закралось мне в душу и вскоре оно полностью подтвердилось. Оборотень в погонах сказал: «Тормози!», когда моя замечательная машинка поравнялась с домом номер 17.

Ну, точно! Здесь жила когда-то Эсмеральда Робертовна Кривошеина и здесь должен до сих спиваться ее муженек. Выходит, теперь здесь окопался Сильва? Ну-ну…

— Выходи! — скомандовал Гришин, снова вынимая пистолет.

Пока я, нарочито неторопливо, вылезал из салона, мои «попутчики» повыскакивали. Этих типов я прежде не видел, но судя по нежному пушку на щеках — молокососы. Киреев верен себе. Опять втягивает в свои сомнительные делишки молодняк. Ему бы только за одно это рога поотшибать! Ничего, сопляки, если что, не противники так себе. Правда, одному из них доверили ствол. Как бы и впрямь не пальнул с перепугу. Ладно, будем действовать по обстановке.

— Руки за спину! — распорядился младший сержант.

Я завел руки за поясницу, и Мишаня тут же нацепил на них наручники. Конечно, в случае надобности, я могу драться и ногами, но вот при двух нацеленных на меня пушках это мое умение может не сработать должным образом. Подталкиваемый в спину, я побрел к калитке. В свое первое посещение этого дома, я дошел только до крыльца. Что ж, теперь, выходит, придется продвинуться дальше. Даже затрудняюсь предположить — насколько далеко я зайду сегодня.

Меня втолкнули на крыльцо. Потом — в дом. Переступив порог, я сразу увидел босса. Он сидел, развалясь, на диване перед большим цветным телевизором, на экране которого кривлялись полуголые девицы, а из динамиков вырывалась разухабистая музычка. И сидел на диванчике, перед столиком с импортной выпивкой и высококачественной отечественной закуской, капитан из ОБХСС не один, а в обнимку с блондинкой, в блузке с широким декольте и в юбке, почти не прикрывающей налитые ляжки.

Услышав стук двери, блондинка оглянулась. И это был второй сюрприз. Не то, что бы я не ожидал ничего подобного, но все же не предполагал, что скромная и невинная бывшая старшая пионервожатая нашей школы все-таки станет любовницей Рогоносца! А как же принцип — близко к себе мужиков не подпускать? Или они тут обжимаются исключительно на высокоморальной основе? И вискарик Егорова кушает на той же основе? Вон в ее стаканчике, который она подносит к пухлым губкам, льдинки побрякивают в коричневой жиже. Или — это «Кола»?

— Сильверстик, ты зачем к нам позвал в гости этого грубияна? — капризно надув губки, осведомилась Симочка.

— Да так, разговор у меня с ним будет, — пробурчал тот. — Ты пока иди, лапонька, в спаленку, а мы с ним тут потолкуем.

— Вот еще! — взъерепенилась она. — Сам с ним иди в спаленку… Тут у тебя концерт хороший и вкуснятины много.

— Тащите его в холодную! — приказал Киреев. — Пусть там посидит, подумает о своих преступлениях, а я чуть позже подойду.

Мишаня и один из пухлощеких подхватили меня под локотки и вытащили из жилой части дома на веранду. Здесь и впрямь было не жарко, хорошо хоть с меня дубленку не сняли. На веранде тоже имелся стол и длинная, вдоль всей остекленной стены скамья. На нее-то меня и усадили. Из скованных за спиной рук, сидеть было не слишком удобно. К тому же один из уродов, меня захвативших, видать, чтобы согреться, принялся дымить. В стылом воздухе дым не улетучивался, а скапливался, как назло, примерно на высоте моего роста.

— Да перестань же смолить, придурок, — не выдержал я.

— Ты чё хвост подымаешь! — заверещал курящий, разбрызгивая слюни. — По рылу захотел!

— А ты попробуй!

Слюнявый шагнул ко мне, замахнулся, но Гришин лениво двинул его локтем поддых и тот отлетел в угол.

— Босс не велел трогать, — объяснил младший сержант свой поступок. — Тронете, закопаю!.. А ты цигарку брось!

Сбитый с ног захныкал, поднялся, затоптал свой окурок, но и этим не угодил Мишане.

— Ты совсем охренел, что ли! — рявкнул тот. — Ты где гадишь! Подобрал и вылизал!

Юнец подобрал окурок и все, что из него высыпалось, до последней крошки табака. Второй шкет, тот самый, у которого был пистолет, смотрел на это действо с угрюмым презрением. Та-ак, интересно. Значит не все они здесь в едином порыве… Похоже, этому, с пестиком, не слишком нравится, что Гришин командует, а этот, с окурком, так унижается. Ладно, запомним. Авось еще пригодится… Что-то не торопится Сильвестр Индустриевич. Неужто все-таки уговорил Серафиму Терентьевну посетить спаленку? И не в одиночестве…

Легок на помине! Распахнулась дверь, ведущая в дом. И из нее вывалился укутанный в шубу до ушей «босс». Шуба ему была велика. Видать, досталась в наследство от Дмитрия Дмитриевича. А кстати, где сам хозяин дома? Может, его уже закопали, где-нибудь в садочке? Рогоносец взгромоздился на стол и начал меня разглядывать, будто впервые увидел. Взгляд его мне не понравился. В нем не было ни угрозы, ни самодовольства, как обычно, а только любопытство, вернее — чисто практический интерес, словно он взвешивал — пристрелить меня сразу или помучить?

— Я вот никак понять не могу, физрук, — заговорил Киреев, — ты совсем отмороженный или просто идиот?

— Если я тут еще с часик посижу, то буду совсем отмороженный, — ответил я. — А что касается почетного звания «идиот», то здесь мы можем с тобой посоревноваться.

— Ты на кого хвост поднимаешь, гаденыш! — зашипел Мишаня.

— Заткнись! — цыкнул капитан. — И вообще, забери своих дошколят и погуляй с ними на свежем воздухе!

— Водочки бы, босс! — проныл младший сержант. — И жрать охота!

— Марш, отсюда!

Вся троица выкатилась наружу.

— Насчет идиота я тебе вкратце сейчас все объясню, — продолжал Сильва. — Я знаю, кто тебя сейчас крышует, но это тебя не спасет. Я тебе обещал отомстить за Эсмирочку мою ненаглядную, и я это сделаю…

— А почему сейчас-то? — хмыкнул я. — Уже с месяц, как твоя ненаглядная на нарах, а ты только сейчас спохватился!

— У-у, сука! — завыл Рогоносец.

Соскочил со стола и кинулся ко мне. Я откинулся назад и поднял ноги, чтобы с удовольствием засветить каблуками ему по холеному рылу. Киреев сообразил, что безнаказанно меня ударить не удастся и потому отступил на исходную позицию. Мне терять было нечего и потому я продолжал:

— Я не завидую тебе, капитан. Ведь Эсмирка твоя идет по статье госизмена, а в КГБ следаки не такие, как ты, они мигом из нее выпотрошат всю правду. И если в нашем захолустье тебе удалось выкрутиться, даже после того, как ты ранил старшего лейтенанта Красавину, то на Лубянке ты ответишь за все. Так что не бери на себя лишнее. Сам знаешь, что полагается в СССР за общественно опасные преступления! А уж за их организацию — тем более.