Каждому по заслугам - Людмила Мартова

Он говорил тихо, потому что осознавал, что они стоят в школьном коридоре, где вокруг достаточно ушей, для которых подобная информация точно не предназначена. Прозвенел звонок, давая сигнал, что перемена закончилась. В коридоре моментально стих гул, дети разошлись по кабинетам. Из учительской начали выходить спешащие в свои классы педагоги, поглядывая на разговаривающего с двумя незнакомцами Карпова. Впрочем, без особого интереса. Стоит учитель, беседует с чьими-то родителями. Ничего особенного.

– Вы же сказали, что не из полиции, – криво усмехнулся собеседник. – Откуда вы знаете про кепку?

– Полиция про кепку как раз не знала, – Дорошин вовсе не собирался его жалеть. Наворотил дел и сбежал, оставив украденную картину в стене. Даже если он блестящий учитель и прекрасный человек, а все равно вор. – Ваш отец ничего никому не сказал, а кепку спрятал. Единственный человек, с которым он поделился своим ужасным открытием, что его сын – преступник, организовавший налет на картинную галерею, был его друг Вершинин, хранивший доверенную ему тайну больше двадцати лет.

– А, дядя Вова… Он хороший. – Карпов снова усмехнулся. – Как человек, он гораздо лучше моего отца. И, разумеется, мой папаша не сказал ему правду. Точнее, всю правду.

– Отца у вас нет, а папаша, значит, есть. Иван Алексеевич, расскажите уже, что тогда случилось. И душу облегчите, и в поисках истины поможете. Ну не верю я, что вам все равно. Вы, кстати, о смерти Ивана Дубинина знаете?

– Да, – Карпов судорожно сглотнул. – Мне Никита сразу позвонил. Так же, впрочем, как и я ему. Он с детства был моим лучшим другом. Им и остался, несмотря на все обстоятельства и расстояния. Когда мне сообщили о гибели отца, я первым делом сообщил Никите. А спустя несколько дней раздался ответный звонок. Никита уверен, что между двумя этими смертями есть какая-то связь.

– А вы так не считаете?

– Нет. Точнее, я не знаю. Никита убеждал меня рассказать о событиях двадцатилетней давности, потому что, по его мнению, они могли стать причиной случившегося. Я упросил его немного подождать, а он был так раздавлен смертью брата, что у него не было сил спорить. Мы с ним решили, что если полиция за месяц-два не разберется, то мы оба приедем в город своего детства и во всем признаемся.

– Признаетесь в налете на картинную галерею?

Их собеседник криво усмехнулся:

– Да. Все сроки давности давно вышли, да и картина, как я понимаю, нашлась. Все эти годы я думал, как ее вернуть, не вызывая подозрений.

– Зачем вы вообще ее украли? – воскликнула Настя и испуганно ойкнула.

В пустом коридоре ее звонкий голосок моментально разнесся, эхом отскакивая от стен. Карпов заметно побледнел.

– Давайте выйдем на улицу, и я вам все расскажу, – попросил он. – В конце концов, Никита именно этого хочет. Значит, пусть так и будет.

Они вышли из здания, в соседнем дворе нашли какую-то пустующую лавочку, на которой не было любопытных старушек, и Иван Карпов начал свой рассказ.

В их семье царил культ отца. Мать Ивана, беззаветно любящая своего мужа, слушалась его во всем, создавая условия для научной работы, не вовлекая в бытовые вопросы и самостоятельно воспитывая сына. В советские годы семья неплохо жила, поскольку директор картинной галереи, уважаемый в городе человек, член партии, имел доступ к специальному распределителю.

Они жили в трехкомнатной квартире в «дворянском гнезде», не страдали от недостатка продуктов, выдаваемых простым людям по талонам, ездили отдыхать в Сочи. В годы перестройки ситуация изменилась. Зарплату работникам культуры платили с задержками, распределители отменили, продукты появились, но стоили столько, что денег на них категорически не хватало, и семья еле-еле сводила концы с концами.

В такой обстановке, которую можно было назвать почти нищенской, Иван Гольцов окончил школу, поступил в местный педагогический институт, поскольку о том, чтобы учить ребенка в Москве, не могло быть и речи, получил диплом учителя истории и устроился на работу в школу.

Почти все однокурсники Ивана пошли работать в милицию. Но Гольцова-младшего погоны не прельщали. Ему нравилось учить детей, он любил историю, поэтому поступил в заочную аспирантуру и был вполне доволен своей жизнью. Погруженный в нее, он не сразу заметил, что обстановка в доме кардинально изменилась. У родителей теперь снова появились деньги. На ужин мама готовила не пустую картошку, а жаркое, курицу или блины с икрой. В квартире сделали ремонт и заменили старую, хоть и чешскую мебель на антикварную. Матери купили сразу две шубы, и отец тоже теперь одевался если и не броско, но довольно дорого.

При этом Гольцов-старший по-прежнему всего лишь возглавлял картинную галерею, остальные сотрудники которой выглядели так, словно голодали. Мама работала учительницей музыки, и Иван вдруг осознал, что она какое-то время назад отказалась от частных уроков, которые до этого помогали как-то сводить концы с концами.

С вопросом «откуда деньги» Иван пришел к матери, которая ответила, что отец пишет статьи в заграничные научные журналы и гонорары там платят вполне приличные. Иван принял сказанное на веру, тем более что перед глазами был пример отцовского друга дяди Вовы, писателя Вершинина, авторские отчисления которого позволяли тому вести безбедную жизнь.

Однако через какое-то время сомнения стали одолевать молодого человека с новой силой, и он начал приглядываться к происходящему вокруг. Выглядело это так, будто Иван вел расследование. Он регулярно наведывался к отцу на работу, а потому хорошо знал, как устроено хранилище и какие ценности в нем есть.

Отцу он свой внезапный интерес пояснял подготовкой диссертации, тема которой находилась на стыке истории и искусствоведения. Разумеется, подобные начинания сына Гольцов-старший поддерживал, даже не догадываясь, что фактически сын шпионит за ним, пытаясь разгадать источник неожиданного благосостояния.

Каков же был ужас Ивана, когда он понял, что его отец выносит из галереи неучтенные объекты хранения, продавая их на черном рынке. Алексей Аркадьевич регулярно ездил в столицу, объясняя это научной необходимостью. На самом же деле тот оказался вхож в круги коллекционеров, не брезгующих ворованными произведениями искусства.

– В фондохранилище был ужасный бардак, – рассказывал Иван Дорошину и Насте. – Неучтенных фондов имелось много, очень много. Отец обнаружил несколько ящиков с картинами, которые вывезли на хранение в годы войны из блокадного Ленинграда. Их просто задвинули в дальний угол и совершенно о них забыли. Он нашел их случайно. Галерея же располагалась в старом здании, практически аварийном, и в какой-то момент у нее протекла крыша и промокла одна стена в подвале. Тогда все экспонаты отодвигали подальше от стены, и отец