Следопыт - Чары Аширов

— Когда же они едут в Москву?

— Завтра.

— Ай, не ври, пожалуйста! — недоверчиво покосился на девочку Таймаз.

— Честное слово. Им будут показывать Москву, — говорят, там еще холодно. Вон пограничники папе принесли даже новые сапоги.

Возле стенки и в самом деле стояли новые сапоги.

Вошла мать девочки, поздоровались.

— Ненегуль, жива, здорова? — коротко спросил Таймаз.

— Слава аллаху. Здоровы ли Аннагозель, Сахатли-джан, Сона-джан? — стала расспрашивать женщина.

— Все здоровы, передавали привет, — ответил Таймаз и перевел разговор на то, что его интересовало: — Барат, говорят, в Москву едет.

— Завтра отправляются: и он, и Баллы, и пограничники.

— А Барата-то за какие заслуги берут?

— А за такие, что забежал к нам какой-то шпион, выстрелил в нашу девочку, а Барат его схватил. За это и берут в Москву.

— Передай Барату привет, приехал я к своему родственнику, да по пути и к вам заглянул. Хорошо что живы и здоровы. Ну, до свидания.

СДЕЛКА

Таймаз возвращался из Тязе-Кала в приподнятом настроении. Хорошие мысли обгоняли одна другую: «В Москву увозят лучших пограничников, да вдобавок прихватывают и этого всевидящего Баллы. Конечно же, нам здорово повезло. Туда ехать дней шесть и оттуда столько же. Дня три-четыре проболтаются в Москве. Вот тебе и полмесяца. А за пол месяца мы спокойненько обернемся».

И вдруг он вспомнил о Барате. «Значит и он теперь помогает пограничникам? Одного уже поймали. Ходят слухи, что и жена, и сам он хорошо работают в колхозе, как бы совсем не сбились с пути и не стали нашими врагами. Сколько времени жили у нашего порога, сколько нашей соли съели, одежды износили, а теперь вдруг выходит по пословице: «Пожирнеет ишак, начнет хозяина лягать».

Настроение у Таймаза начало портиться. Чем ближе подъезжал к дому, тем хуже становилось на душе.

«Как начать разговор с Курбанлы? Его старшему сыну, рабочему, тоже нет доверия. Совсем несчастным стал отец, если от собственного сына приходится скрывать свои дела. Придешь к Курбанлы, а там соберутся его сыновья и будут сидеть с разинутыми ртами, мол, о чем они собираются говорить? Звать Курбанлы домой тоже неудобно. Он старше, к нему полагается идти.

А, впрочем, взрослый его сын с семьей, наверно, уже переехал в новый дом. Давно ведь собирался. А младший — совсем непутевый, ходит вечно с разинутым ртом. Хорошо что ни жена, ни он не имеют привычки вмешиваться в дела Курбанлы…

Но идти по такому важному делу с сомнениями и колебаниями тоже нельзя, может и отругать, и прогнать».

Терзаемый горькими раздумьями, Таймаз, наконец, подошел к дому Курбанлы. Тихонько постучал в калитку. Со двора к воротам, покачиваясь, как бурдюк с жидким кислым молоком, направилась жена Курбанлы, грузная Дуиьягозель.

— Кто там? А?

— Это я, гельнедже! Я.

Дуньягозель услышала знакомый голос и открыла.

— Здоров ли, Таймаз?

— Да, слава аллаху. А Курбанлы дома?

— Дома, один сидит, заходи.

В ноздри ударил противный запах. В комнате полумрак. Ссутулившийся Курбанлы походил на приставленный к стене хомут. Услышав приветствие, он отставил пиалу.

— А, Таймаз-джан, заходи. Жив, здоров ли?

Потому как Курбанлы назвал его «джан», Таймаз понял: хозяин принял изрядную порцию терьяка и пребывает теперь в отличном настроении. Гость обрадовался и подумал: «Мне, кажется, здорово повезло».

— Слава богу, Курбанлы-ага, живы-здоровы и я, и мои дети.

— Очень хорошо. А ты по делу ко мне или просто? На-ка, выпей! — протянул он брату пиалу.

— Я только что вернулся из села, — ответил Таймаз и рассказал обо всем, что он там узнал. В конце рассказа добавил:

— Баллы и лучшие пограничники уехали в Москву. Пришел, чтобы посоветоваться с вами, хочу вот съездить в Гошхана к Керим-хану. Как бы на это смотрите? Ведь один раз туда сходишь, а будешь жить в достатке много лет.

Курбанлы помолчал, подумал.

— А с кем собираешься идти? Спутники-то надежные есть у тебя?

Таймаз обрадовался этому вопросу Курбанлы. Да и как не обрадоваться, не стал ругать, не отрезал сразу: «Не ходи, нечего тебе там делать!».

— Вчера у меня до ночи были Селим-ших и Мяткерим. Все мы обговорили, где переходить, каким путем возвращаться.

— Спутники неплохие. Только вот, с чем вы пойдете? Нужны ведь и деньги, и оружие?

— Мы решили то и другое просить у вас, Курбанлы-ага.

— Ты, видно, считаешь, что у меня куча денег? Ну, допустим, я соберу все, что у меня есть, а вы оплошаете да и попадетесь, что мне тогда делать? Идти по миру с сумой? Ведь семью-то нужно кормить?

— Нет, Курбанлы-ага, мы не допустим, чтобы ваши деньги пропадали, напротив, мы постараемся возвратить их вам в удесятеренном размере.

— Как это? Ну-ка, объясни мне.

— Нас три равных партнера. Если вы дадите нам деньги и оружие, мы сделаем вас четвертым. Скажем, каждый из нас троих принесет по пуду товара. Мы же все это разделим на четыре равные доли: каждому по тридцать фунтов. А это для любого из нас огромное богатство. Верно?

— Верно. Только во всем этом есть и существенное «но». Если вы окажетесь в мышеловке, то, опасаясь, вынуждены будете все побросать, а это значит — мое пропадет, а вы останетесь при своих.

— За нас аллах. Такого не случится.

— На аллаха надейся, а осла своего покрепче вяжи.

Таймаз глубоко вздохнул:

— Мы берем оружие, чтобы защищаться в случаечего, значит, мы втроем ставим на карту свои жизни. Но все, что принесем, поделим на четверых.

— Это само собой разумеется, — перебил он Тай-маза. — Если вы съездите благополучно, я обещанное получу. А если дело кончится неудачей и вам придется спасаться, тогда ведь все мое добро пропадет?

Таймаз снова задумался надолго. «Чего он хочет от меня? Отлично же знает, что без его денег и оружия я никуда не пойду».

— Курбанлы-ага, если дело обернется неудачно, то ведь вместе с вашими деньгами пропадет и наш труд.

— Какой это труд, — скривил губы хозяин, — съездить на ту сторону, попутешествовать, а в случае опасности побросать груз и бежать.

— Нет, Курбанлы-ага. Мы рискуем жизнью. А вдруг придется вступить в перестрелку и погибнуть?

— Если человеку суждено умереть, это может с ним случиться и дома, когда он ничем не рискует. Разницы тут никакой, а деньги, в случае чего, пропадают.

Таймаз молчал. Умолк и Курбанлы.

Когда они бежали от маловыгодной колхозной работы в город, у Таймаза было солидное состояние. Долгое время он жил, как говорится, на широкую ногу и растранжирил все свое богатство.

«Не бегай за женщинами, не сори зря деньгами, работай, торгуй…»