Полюс капитана Скотта - Богдан Сушинский

Как она оказалась в такой дали от морского берега, об этом можно было лишь гадать, но в течение целого дня птица сопровождала полярников, время от времени садясь на снег прямо по курсу их движения, а затем взлетая при их приближении.

— Разрази меня гром, если это обычная чайка, — прокричал унтер-офицер, когда птица в очередной раз уселась на ледовый пригорок, чтобы с интересом понаблюдать за движением людей.

— А что вы нашли в этой блуднице морей необычного, Эванс? — насторожился доктор Уилсон, давно увлекавшийся орнитологией. — Поделитесь-ка наблюдениями с научным миром.

— То и нашел, что в чайке этой — душа кого-то из погибших в этих краях полярников, так и не дошедшего до полюса и теперь предупреждающего нас о предстоящих опасностях.

Когда, совершив прощальный круг над экспедицией, чайка наконец устремилась на север, то есть назад, к морю, полярники провожали ее со слезами и завистью в глазах. Да, и с завистью тоже.

Именно под впечатлением от этих проводов Скотт неожиданно вспомнил, что пора отправлять на базу последнюю вспомогательную группу, поскольку до полюса должны были дойти только четверо из восьми, находящихся теперь при нем. После долгих и тягостных раздумий капитан объявил:

— Исходя из создавшейся ситуации, я принял окончательное решение, джентльмены. Завтра на базу уходят: командир судна лейтенант Эванс, а также матрос Крин и старший кочегар Лешли.

Моряки удивленно переглянулись.

— Разве «полюсная» партия будет состоять не из четверых полярников, а из пяти?! — удивился лейтенант.

— Вы наблюдательны, Эванс: лейтенант Бауэрс присоединяется к моей группе.

— Но ведь и я тоже мог бы присоединиться, — сдержанно возмутился Эванс.

Стоянка уже была развернута, и они собрались между двумя стоявшими друг против друга палатками и нартами, на маленьком пятачке, создававшем иллюзию защищенности от окружающего их ледового безумия и хоть какой-то обетованности.

— Не спорю, могли бы. Но вам предстоит довести свою группу до базы, что тоже очень ответственно.

— Поэтому-то лейтенант Бауэрс нам очень пригодился бы, — несмело обронил Лешли, хорошо помнивший о том, что оспаривать решение командира не положено, тем более нижним чинам. Но в то же время он не мог забыть, что только недавно благодаря смекалке этого парня полярники быстро извлекли его из гибельной трещины. — Все-таки еще одни руки, еще одни плечи в упряжке.

— Возвращаться всегда легче, моряк, — без излишней раздражительности напомнил ему Роберт. — Сани будут не тяжелыми; след, ведущий от склада к складу, свежий… Справитесь.

Произнеся это, Скотт интуитивно повернулся лицом к стоявшему у него за спиной драгуну. И не ошибся: тот уже тоже готов был высказать свои претензии. Причем, как один из финансистов экспедиции, имел на них заранее оговоренное джентльменским соглашением право.

— Согласен, появление в нашей группе такого навигатора, как Бауэрс, лишь укрепляет нас в вере, что до полюса мы все же дойдем, — в присущем ему ироническом тоне согласился Отс. — Но позволю себе заметить, что палатка у нас рассчитана на четверых. Запасы продовольствия и горючего во вспомогательных «складах возвращения» — тоже.

Скотт понимал, что это серьезный упрек; увеличивать состав группы, у которой и палатка, и запасы провианта рассчитаны на четверых, — решение не из лучших. Но в то же время он понимал, что при том физическом состоянии, в котором находятся его основательно подмороженные и утомленные дополнительными экспедициями спутники, выносливый, морозостойкий и сообразительный крепыш Бауэрс становился хоть какой-то подстраховкой успеха.

— Предполагаю, что это мое решение будет подвергаться критике не только в нашем нынешнем кругу, — взглядом обвел полярных странников капитан. — Особенно, если мы потерпим неудачу. Но каждый из тех, кому выпало идти со мной дальше, сможет убедиться, что решение мое было правильным. Даже с учетом того, что и в палатке нам придется потесниться, и в отдельных случаях поделиться провиантом. Еще какие-то соображения на этот счет последуют?

Отряд ответил молчанием.

— Благодарю за доверие, джентльмены. Эту ночь вы, лейтенант Бауэрс, уже проведете в нашей палатке. Кстати, запаса провианта, который мы увозим с собой, должно в течение месяца хватить на пятерых, а дальше ситуация покажет.

Утром часть провианта, находившегося на санях вспомогательной партии, Скотт приказал перегрузить на свои. Затем Бауэрс, без лыж, впрягся между капитаном и Уилсоном, только чуть-чуть позади, а за ними — унтер-офицер Эванс и Отс. Все почувствовали, что сани значительно потяжелели, однако тянуть можно. Группа лейтенанта Эванса уже давно должна была уйти, однако еще около получаса все трое полярников провожали их налегке, помогая тащить сани и всячески подбадривая. Когда же настала пора возвращаться в лагерь, прощание оказалось более чем трогательным.

«Товарищи, которые оставляют нас, — записывал потом в своем дневнике капитан Скотт, — еще в течение какого-то времени провожали нашу группу, так, на всякий случай, как бы чего-то ни случилось. Но вскоре я убедился, что у нас все в норме, мы остановились и начали прощаться. Тедди Эванс был очень огорчен (тем, что не попал в штурмовую группу), но бодрился и перенес обиду, как и подобает мужчине. Бедный Крин расплакался, и даже Лешли был взволнован. Я был рад, что их санки теперь будут казаться для них игрушечными; поэтому верил, что в дороге они задержатся не надолго. Расставшись, мы прошли без привала более шести миль…»

Но эта запись появилась лишь со временем, а пока что две группы все дальше уходили друг от друга, оставаясь наедине с безжизненным Полярным плато, с коварной Антарктидой, со своей судьбой…

27

Прошло всего несколько дней с той поры, когда последняя вспомогательная партия ушла на север, а Скотту порой казалось, что на этой ледовой равнине его полярная, от всего мира изолированная группа провела уже целую вечность; причем каждый из полярников наедине с собственным одиночеством и вселенской неизвестностью.

— Докладываю, сэр, — предстал перед ним лейтенант Бауэрс, только что завершивший свои географические изыскания, — наш лагерь расположен на высоте 10 430 футов над уровнем моря, вблизи восемьдесят восьмой параллели, на которой располагался самый южный лагерь Шеклтона, и приблизительно в ста двадцати милях от полюса. До лагеря Шеклтона остался всего один дневной переход.

Они только что поужинали и теперь стояли в своем лагере, образовывавшемся в промежутке между высоким снежным застругом, палаткой и нартами. В этой ледовой пустыне не могло появиться ничего такого, что представляло бы опасность для этих полярных скитальцев. Тем не менее было в этой местности нечто такое, сугубо мистическое, что порождало у видавших виды путешественников чувство полной незащищенности и какого-то неосмысленного страха. Именно этот страх, это ощущение безжизненности, заставляло полярников любую «очеловеченную» вещь, любое проявление человеческой деятельности считать «меткой бытия», радуясь ей, как своему земному следу, как доказательству собственного существования.