Полюс капитана Скотта - Богдан Сушинский

Однако и это «торжество технического прогресса» длилось недолго: шестого ноября конная группа Скотта увидела на санной колее Южного тракта и вторую брошенную машину, с той же поломкой, что и в машине Дэя: лопнул цилиндр. Как и было условлено, «моторная» группа ждать «конников» не стала. Она погрузила на свои сани столько мешков, сколько способна была тащить, впрягаясь в них, и двинулась дальше, в сторону «Однотонного» лагеря.

Наверное, капитан воспринял бы это поражение спокойнее, если бы не вид его лошадок, которые постепенно выбивались из сил, становились привередливее к корму и неотвратимо превращались в шкап. Именно так, «шкапами», капитан и называл их теперь в своих дневниковых записях.

Пока Скотт молча осматривал брошенные мотосани, полярники напряженно ждали, что он скажет. Однако капитан молча отошел от них, поднялся по склону холма, верхушка которого напоминала разрытый курган, и уже оттуда, с кромки «кратера», вновь внимательно осмотрел машину. Это был взгляд полководца, который перед самой битвой потерял свою последнюю боевую машину, последнюю надежду.

— А ведь как все заманчиво, обнадеживающе начиналось, лейтенант! — с какой-то неадекватной веселостью произнес начальник экспедиции, обращаясь к поднявшемуся вслед за ним Бауэрсу, который в последние дни вел себя, как подобает адъютанту.

— Понимаю, теперь придется рассчитывать только на пони.

— Я не об Антарктиде, — покачал головой Роберт. — О том, как все это начиналось еще там, в Европе.

— На всякий случай я сфотографировал эти мотосани, а в отчете укажу, с какими трудностями в эксплуатации пришлось столкнуться нашим механикам.

— Заодно приложите отчет самих механиков с полным перечнем всех замеченных недостатков.

— Несомненно. Вот уж их конструктору Белтону Гамильтону[33]будет что читать и над чем работать!

— Увы, лорду Говарду де Уолдену тоже будет что читать, — с грустью уточнил Скотт. — Хотя мне очень не хотелось бы ни огорчать, ни разочаровывать его.

Да, перед самым богатым пэром Британии, молодым двадцатисемилетним лордом Говардом де Уолденом, который финансировал строительство всех трех машин, ему будет особенно неудобно. Капитан прекрасно понимал это. Впрочем, как бы ни складывались их дальнейшие отношения, Скотт всегда будет признателен этому меценату, бывшему лейтенанту 10-го гусарского полка, проявившему себя во время Англо-бурской войны. Праведно или неправедно нажил он в свое время огромное состояние на земельной ренте, которую получал с лондонских землевладельцев, сие известно только Богу. Но даже перед ним Скотт мог засвидетельствовать, что частью этих прибылей лорд сумел распорядиться по-божески, во имя исследования Антарктики, а значит, во имя отчизны.

Обнаружить «Однотонный» склад оказалось делом нехитрым: помогали шесты и гурии, установленные и во время осенней экспедиции, и совершенно недавно, партией лейтенанта Эванса. Здесь же отыскалась и датированная еще девятым ноября записка самого лейтенанта, в которой сообщалось, что его группа достигла этого рубежа, имея в запасе всего четыре ящика сухарей. Поскольку читали они это послание уже пятнадцатого ноября, Скотту не составило труда представить себе, какой жестокий голод терпят в эти дни бывшие «мотористы». Да только помочь им ничем не мог. Когда шесть дней спустя группа Скотта наконец-то настигла партию Эванса, оказалось, что члены её все шесть дней ждали приближения основной группы в лагере № 17.

— Вы очень вовремя прибыли, господин капитан, — обрадовался Эванс, у которого еще хватило сил выйти навстречу «конникам». — Мы настолько изголодались, что если бы так пошло и дальше…

— Становится ясно, что количества пищи, которое вполне устраивает людей, выступающих в роли возниц, явно не хватает для тех, кто сам впрягается в сани, — похлопал его по предплечью Скотт.

— Особенно отчетливо это проявляется в моей фигуре, — отрекомендовал себя в роли экспоната механик Дэй, который и так особой упитанностью не отличался.

— Но праведный дух Антарктиды видит, что в своих продовольственных расчетах мы весь этот дисбаланс предусмотрели. Вы, механик, пройдете с нами еще трое суток, после чего вместе с Хупером отправитесь назад, — объявил Скотт. — А вот лейтенант и Лешли еще какое-то время будут сопровождать нас в составе вспомогательной партии.

— Как прикажете, сэр, — покорно согласился Дэй, но капитан почувствовал, что сообщение это механик воспринял с облегчением.

После этого Скотт вместе с Мирзом, Аткинсоном и ротмистром Отсом принялся оценивать шансы лошадей. Они тоже оказались безрадостными. Мирз призывал капитана уже сейчас застрелить пони Джию, чтобы вдоволь накормить его мясом собак. Следующим на очереди были Виктор и Японец, которые тоже долго идти в упряжке не могли.

Скотт воспринимал эти доводы спокойно, признавая их правомерность. Но уж очень ему хотелось, чтобы полярники продержались еще хотя бы трое суток, поскольку лишь через трое суток они достигнут местности, в которой забил своего первого коня Эрнест Шеклтон.

Услышав эту аргументацию, Мирз лишь снисходительно пожал плечами: она явно выглядела неубедительной. Начальник экспедиции и сам понимал, что такого рода принципиальность никому не нужна, и все же оттягивал забой животных, понимая, что после этого весь груз придется тащить на себе. Но, с другой стороны, в тот день, когда капитан разрешил застрелить Китайца, лошадиного корма у них оставалось всего четыре мешка, так что деваться было некуда. Тем более что добытого таким образом свежего мяса хватило не только для подкормки собак, но и для питания самих полярников. Из него получилось несколько порций прекрасного рагу.

25

Они шли и шли, проклиная мороз, пургу и проникающую во все щели одежд и палаток снежную крупу; шли, обливаясь потом, который тут же превращался в ледяную осыпь; проклиная свою полярную прихоть, которая, как известно, пуще неволи, а вместе с ней — и свою распроклятую судьбу.

Они обессиленно брели, теряя счет дням и милям, ежеминутно ощущая боль в обмороженных натертых конечностях и в любую минуту рискуя свалиться в прикрытую легким снежным настом ледовую трещину или в материковую бездну. И когда в этом снежно-ледовом бреду вдруг раздался крик лейтенанта Бауэрса: «Земля!», полярники встрепенулись так, словно голос этот прозвучал на палубе судна, давно лишившегося компаса и парусов и безнадежно заблудившегося посреди океана.

Это действительно была земля, восстававшая посреди ледового безбрежья треглавой вершиной горы Меркхема, рядом с которой в подзорную трубу хорошо просматривались окаймленные базальтовыми скалами мысы Литтлтон и Голди. Люди настолько устали от бесконечной снежно-ледовой пустыни, настолько истосковались по виду обычной земли, что интуитивно потянулись к ней взглядами, как-то сразу же почувствовав себя защищеннее и увереннее.