Определенно голодна - Челси Саммерс

элегантный процесс, но тот же гейзер крови. Затем металлический опрокидыватель поворачивался вертикально, опуская корову на пол, а потом, так же как и у гоев, бесцеремонно поднимая ее за заднюю ногу.

В одном животном было тысяча двести фунтов, или больше пятисот килограммов мяса, кожи, корма для животных, косметических средств, удобрений, обоев, струн для теннисных ракеток, биодизельного топлива, фейерверков, шампуня, рафинированного сахара, воздушных фильтров и кондиционеров для белья. Это только мы можем представлять прах к праху, пыль к пыли, но с точки зрения скота все это чистая мозаика.

Нет ни одного гуманного способа превращать животных в мясо. По статистике, традиционный способ через оглушение и убийство шойхетом терпят неудачу одинаково — примерно в десяти случаях из ста. Так что способ здесь не главное. Животное убивают, чтобы его великолепные мышцы превратить в мясо. Смерть редко бывает приятной. В действительности именно склонность смерти приходить непредсказуемо и наперекосяк натолкнула Марко на гениальную идею развивать органическую линию путем традиционного забоя. Потому что бывает так, что шойхет ошибается и режет слишком близко или неглубоко; бывает, его нож не слишком остро отточен, триммер пробивает желудок, а легкие оказываются не слишком гладкими; всякий раз, когда что-то шло не так и коровья туша становилась некошерной, Марко кидался накормить гоев. У него всегда был готов план Б. Решение оказалось великолепным. Один скот, два зала, пропитанные медным запахом свежей крови.

Технические специалисты на обеих сторонах выглядели одинаково. С традиционной стояла целая цепочка мужчин в белых халатах, высоких резиновых сапогах, сеточках на голове и огромных перчатках. Они постепенно превращали коровьи туши в куски мяса и целые ванны блестящих внутренностей. На кошерной происходило все то же самое плюс еще много-много своих приемов и шагов. Коровьи туши здесь не просто разбирали на куски, их тщательно изучали, выворачивали наизнанку, привязывали вверх ногами, внимательно изучали каждый элемент плоти. Любой, даже самый маленький, недостаток делал тушу неприемлемой. Ее спешили унести на другую сторону, к гоям. Если же недостатков не было и мясо оказывалось одобренным, тушу подвешивали на крюках конвейерной ленты. Мясо солили и промывали, промывали и солили спокойно и аккуратно, точно ноги куртизанки перед свиданием. В конце конвейера располагались двойные холодильные камеры, где рядами висели расчлененные туши, красные и сочные, похожие на плоды маракуйи.

Я должна была прийти в восторг от того, как Марко все придумал, автоматизировал весь процесс и удвоил прибыль не просто за счет расширения бизнеса, а за счет того, что производил мясо и нашим и вашим. Распоряжался им, как сутенер шлюхой. Это была идеально организованная, предельно честная империя смерти. Все здесь было устроено в интересах смерти — и меня это возбуждало. Я хотела Марко. Я дико хотела трахнуть его прямо тут, на полу этого забойного помещения. И я не могла этого показать сейчас. Ни вздохом, ни взглядом, ни стоном — ничем. Если мне нужна была его смерть.

13

Грудинка

Марко жестко стоял на принципах приверженности своему браку и ни разу за все время нашего путешествия ни на мгновение, ни на миллиметр не смягчил своих позиций. Я подыгрывала ему. Возмутительно флиртовала за ужином во флорентийской «Ора д’Ария» с третьим региональным менеджером по продажам, который маячил между мной и Марко все эти дни. А зачем тогда ставить передо мной огромные тарелки с тосканскими закусками в ресторане с тремя мишленовскими звездами и не ждать, что я запущу туда свои пальцы? Кто виноват в том, что я попала в рот этого менеджера своим пальцем, покрытым масляным соусом из нута цвета девичьего соска? Что может сделать женщина с последним кусочком свиной грудинки в лавандово-чесночном соусе, если слева от нее сидит неженатый мужчина? Я же была в Италии, в конце концов, и если Марко отказывается от меня, это же не значит, что я должна превращаться в монахиню!

Кстати. Я так и не переспала с третьим региональным менеджером по продажам — ему так и не удалось увлечь меня. Мне потребовалось все мое огромное самообладание, чтобы оставить отношения с Марко сугубо профессиональными. Но все это было частью игры, в которую играл ничего не подозревавший Марко.

В Чикагском институте искусств есть зловещая картина, изображающая дверь. Черную, богато украшенную орнаментом и венком из конфетно-розовых цветов, практически в натуральную величину, жутковатую, как викторианские головные уборы, затейливую и таящую в себе смутные угрозы, как будто она пропитана кровью, хотя крови на ней точно нет. Это работа Айвена Олбрайта с названием «То, что мне следовало сделать, я не сделал». Она о выборе, как мне кажется. И о том, что выбор сам находит нас. О тех моментах, когда мы вдруг поворачиваем направо, хотя нужно было повернуть налево. О времени, когда мы могли бы вернуться назад, но продолжаем упорно двигаться вперед. О том, как в какое-то мгновение мы приняли решение, о котором впоследствии будем сожалеть. Я ничуть не жалею, что убила Марко. В конце концов, это было почти его решение.

Если бы он нарушил моногамию, отказался от буржуазных притязаний своей донны, от своей веры и эгоистичной респектабельности, если бы он просто решил раствориться, утонуть в тумане наших отношений, он остался бы жить. Он бы ходил, говорил, тайком пробирался в неизвестные траттории, чтобы съесть прошутто и там же, под столом, запустить пальцы в мое до боли знакомое ему лоно. Я бы утыкалась лицом в его мохнатую, как у медведя, грудь и заказывала еще одну бутылку шампанского. У нас были бы устрицы и анал, неважно, в каком порядке, но все было бы правильно в этом мире.

Однако все пошло иначе. Поздним вечером пятницы я открыла заднюю дверь мясной лавки Марко в Риме. Это оказалось почти легко, ведь я запланировала убить Марко буквально в дюйме от его жизни, чтобы он, соблазнившись перспективой увидеть, как его империю превозносят на страницах «Гурмана», упал в мои руки, точно жертвенный агнец. Мой визит в мясную империю Марко завершался посещением его macelleria в Еврейском квартале Рима в ночь шаббата. В это время здесь никогда никого нет, так что никто не увидит нас и не расскажет его супруге, что он опять встречается со своей testarossa, рыжухой с дурной репутацией. Мясная лавка находилась немного в стороне от главной улицы квартала и была скрыта религиозной тишиной ночи. Мы пришли сюда порознь. Я надела плащ и фетровую шляпу.

Как мы и договаривались, я пришла первой. Марко был не совсем уверен, когда именно