Капитан Быстрова - Юрий Рышков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подошли к самолету.
— И как ты в нем летаешь?! — с настороженным удивлением взглянула Елизавета на дочь. — Он как рыбка или птица какая. Видать, шустрый, как ветром заглаженный.
— Ты, мама, правильно заметила! Это называется обтекаемой формой. Встречный воздух его хорошо обходит, не мешает быстро летать.
— О том я и толкую. Сразу видать, что быстрехонький!
Наташа помогла матери взобраться на крыло и, откатив колпак кабины, стала разъяснять устройство машины.
— И как тут упомнить, что к чему?! — всплескивала руками Елизавета, заглядывая внутрь кабины. — И ручки, и крючки, и зацепочки всякие… А на передке часов-то разных сколько!.. Чудеса!.. До чего дожили!..
Откуда-то, словно из-под земли, возле машины появился Кузьмин.
— Все же я стерпел, Наталья Герасимовна, ничего вам не сказал, а знал… Машина уже двое суток у меня под надзором стоит.
— Вижу… Звездочки — твоя работа?!
Кузьмин поморщился:
— Получается, не моя! Старшина Дубенко опередил и вроде назло мне вывел их. Потом смеялся: «Примите работу своего ученика!» Как же было не принять, если справно выведено?
— К чему их столько, — полюбопытствовала Елизавета, — звездочек-то этих?
— По числу сбитых самолетов, — объяснил Кузьмин.
— Кто ж их сбил-то?
— Наталья Герасимовна…
— Ты, сынок, при матери таких страстей не говори! Подумать ведь страшно…
— Экая ты, маманя?! Не сама ли только что посылала меня врагов сбивать?
— Так то я как представитель народа посылала!
— А как мать, стало быть, нет?
— И как мать велю! Может быть, наперекор сердцу велю, да это уж мое дело… Тебя оно не касается…
Наташа повернулась к Кузьмину:
— Значит, ты на Дубенко обижен?
— А как же! Опередил!..
— Мы с тобой что-нибудь выдумаем, отомстим… А сейчас помоги матери слезть. И — познакомься…
— Мы с Елизаветой Петровной знакомы. Майор Станицын меня к вашей мамаше приставил. «По наследству в восходящем колене!» — сказал…
— Паренек-то твой, Тихон, мне как сын стал… Полюбился. И тебя он больно уважает. Мы с ним, как сойдемся, только о тебе и толкуем… Ты его в случае чего не допекай, если ему начальница… У него характер золотой, и работник, и солдат, видать, справный. Звездочку красную и медали носит!.. И погоны, гляди, не хуже твоих: и вдоль и поперек с золотом…
— Тиша! Ты уже на военной службе протекцию имеешь! — засмеялась Наташа и спрыгнула с крыла.
Кузьмин подошел к ней, зашептал:
— Еще одно дело…
— Какое?
— Машина того же завода, а номерок ее за две тысячи перевалил. Не в шутку жмут?! А?
— Рассуждаешь правильно!.. Вечерком приходи к нам в землянку и Дубенко прихвати. Украинские песни споем…
— Благодарю… Только Дубенко не за что баловать. Если из-за песен только. Голос у него богатый.
— А хотя бы и из-за песен… В восемь часов оба будьте…
50
Через два дня Елизавета выехала на Урал, в семью дальнего родственника, старого доменщика на Белорецком заводе.
А еще через день началась историческая битва на Курской дуге.
Накануне ночью сотни немецких бомбардировщиков налетели на город, где размещался штаб дивизии Головина. Они бомбили предполагаемые узлы связи и штабы, рассчитывая поразить ближние центры руководства боевыми действиями на фронте. Во время налета бомба разнесла левое крыло дивизионного медсанбата. Груды битого кирпича, рухнувшие стены, обвалившаяся штукатурка, погнутые железные балки лестницы схоронили под собой изувеченные человеческие тела, и среди них гвардии полковника Смирнова и старшего лейтенанта Тенгиза Бокерия…
Наташа узнала о гибели Смирнова и младшего Бокерия только через три дня, когда была командирована Станицыным в штаб дивизии.
Пробираясь среди руин, неподалеку от медсанбата, Наташа встретила изможденного тяжелой бессонницей и горем доктора Бокерия. Его лицо посерело. Воспаленные глаза с припухшими красными веками изменились до неузнаваемости.
Бокерия взглянул на Наташу.
— Вы знаете… Тенгиз…
— Да, знаю.
— И Николай Николаевич…
— Да.
Доктор закрыл глаза ладонью, собираясь с мыслями и стараясь хотя бы минуту не думать о Тенгизе.
— Вы не сообщали о нем родителям? — спросила Наташа.
— Нет… А вы не писали Кето?
— Ни слова. Мы же договорились.
— Я ждал… В простреленном легком было не все благополучно. Предстояла сложная операция.
— Вы хотите скрыть от родных гибель Тенгиза?
— Хотел бы… Правда, потом мне будет тяжело молчать, но пока я предпочел бы беречь мать и семью. Неведение лучше. Оно оставляет надежду, а надежда подбадривает человека…
— Вы правы, — тихо сказала Наташа, обдумав слова доктора. — Ксению Афанасьевну надо беречь…
Бокерия нерешительно взглянул в скорбное лицо Быстровой.
— Простите, мне очень некогда… Надо идти… Много раненых.
— До свидания, Шакро!
Доктор крепко пожал Наташину руку.
51
То, о чем предположительно говорил генерал Головин, когда Наташу вывезли из немецкого тыла, сбылось в середине сентября. Полк, которым теперь командовал подполковник Станицын, после кровопролитных боев на Курской дуге был выделен в особую группу и переброшен на Кубань, вернее, несколько южнее и ближе к морю. В ту пору здесь развернулись сильные бои. Черноморский флот топил немецкие транспорты, самоходные баржи и катера, шнырявшие между Крымом и Таманским полуостровом. Летчикам Станицына вновь пришлось сражаться над водой. Бои гремели и над землей и над морем. Наши истребители сопровождали бомбардировщиков, охраняли боевые порядки войск на суше, прикрывали действия флота. Они героически бились с врагом над Темрюком и Таманью.
В первый же боевой вылет море, широко раскинувшееся под самолетом, с новой силой напомнило Наташе о Сазонове. Письма никак не могли заменить его самого. И встретиться с Игорем так хотелось! Увидеть его, поговорить. «Может быть, — думала Наташа, — он где-то здесь, совсем близко, рядом, и не знает, что я тоже тут, недалеко от тех мест, где началась наша дружба, где родилась наша любовь. Надо написать ему, намекнуть, где я, и спросить, где он».
Постоянные думы о Сазонове не только не мешали, наоборот, помогали Наташе драться с врагом. За полтора месяца она увеличила боевой счет. Теперь на ее машине красовалось шестнадцать звездочек, а на груди — второй орден Боевого Красного Знамени.
Сазонов так и не узнал, где Наташа, не понял, что она вновь летает над Черным морем. Она в свою очередь не могла понять, где базируются его корабли. Скупые номера полевых почт строго хранили военную тайну. А дивизион торпедных катеров, которым командовал Герой Советского Союза капитан второго ранга Игорь Константинович Сазонов, воевал как раз в тех местах, где сражались летчики Станицына, охраняя подступы к только что освобожденному Новороссийску.
Накануне выхода на очередное задание Сазонов получил письма от матери и Наташи. Он нетерпеливо сошел в свою каюту, надорвал конверт.
Мать писала:
«Спасибо, дорогой Игорек, что аккуратно сообщаешь о себе. Последнее твое письмо меня особенно порадовало. Я счастлива вместе с тобой. Горжусь сыном Героем Советского Союза! Значит, повоевал хорошо. Благодарю тебя, родной мой.
Тем не менее помни, что ты у меня один, и я обязательно хочу видеть тебя живым и невредимым. Понимаю, что вмешиваться в твои военные дела не смею, но очень прошу, думай о себе и не забывай меня. Не сердись, что так пишу…
Почему я всю жизнь гордилась твоим покойным отцом? Потому что он не был трусом и, как тебе известно, погиб геройской смертью. О его подвиге на Балтике писали газеты. С тех пор мы с тобой остались вдвоем…
По отцовской линии ты — четвертое поколение замечательных русских моряков. Прадед твой сражался в Севастополе под командованием адмирала Нахимова, дед воевал на флоте в русско-японскую войну, отец погиб на Балтике в первую мировую войну…
Присланную тобой фотографию храню. Только почему ни слова не написал, кто она, эта милая девушка? Может быть, невеста или жена? Обязательно напиши… Обо мне не беспокойся. У нас в Ташкенте стоит невероятная жара. Тянет обратно в родной Ленинград. При первой возможности вернусь туда.
Целую и обнимаю. Мама».Сазонов закрыл глаза, улыбнулся, представив себе мать — старую, поседевшую, но, как всегда, бодрую, по-житейски мудрую и бесконечно дорогую…
Потом он прочел письмо Наташи.
Вечером, вернувшись из плавания, написал обеим большие, теплые письма.
«… О девушке, — писал он матери, — я промолчал умышленно. Мне хотелось, чтобы ты спросила о ней…
Нет, она не жена мне. Эта девушка — летчик-истребитель. Я был с нею знаком, но не очень долго… Мы по-настоящему полюбили друг друга и переписываемся. Не правда ли, какое у нее чудесное лицо?.. Теперь она далеко от меня. Мне известен только номер ее полевой почты. Но полевая почта скрывает наше местопребывание. Таков закон войны.
