Фердинанд Врангель. След на земле - Аркадий Кудря

Колмаков, встав во весь рост и прикрывая глаза от солнца, внимательно изучал лежавший к северо-востоку рельеф гор.

— Кажется, там еще одно озеро. Может быть, Туксю, о коем говорили туземцы.

Васильев достал из рюкзака подзорную трубу и повел ею в ту сторону, куда указывал креол. Окуляр позволил различить петляющую в горах речку, впадающую в озеро Нушагак, и отливающее серебром пятно у ее истока.

— Да, — подтвердил он, протянув трубу Колмакову, — это может быть Туксю.

Вновь забрав трубу, Васильев стал медленно осматривать с ее помощью те дали, которые лежали к северо-западу от замыкающего озеро горного кряжа. Кругом леса и леса, кое-где снег на вершинах гор, но вот мелькнула одна светлая точка, другая... К ним тянется лента неизвестной реки. Не те ли это озера, о которых говорили туземцы? Не за той ли рекой заветный волок к долине реки Кускоквим?

— Похоже, перенос на Кускоквим там, — Васильев вновь передал трубу креолу. — Ежели туземцы не врут, до Кускоквима дней пять пути. А оттуда можно добраться и до Квихпака.

Прежде чем начать спуск с горы, вскипятили чай из собранного на камнях снега, поджарили на костре кусок оленьего мяса. Перекусив, креол раскурил короткую трубку. Колмаков, как убедился Васильев за время их похода, был надежным помощником, почти таким же толковым и надежным, как Лукин. Семену Лукину он поручил в этот день договориться с туземцами-киятайглютами о выступлении к Кускоквиму. На этом озере делать уже нечего. Берега его описаны, глубины измерены, выявлены места на устьях впадающих в озеро речек, где бобры строят свои хатки. Пора двигаться дальше. Для полноты картины этой озерной системы стоит, пожалуй, прежде чем идти к Кускоквиму, осмотреть и озеро Туксю.

Васильев и Колмаков спустились в лагерь под вечер. На берегу трещал костер. Однако сразу насторожило, что в полуверсте, где разбили свои походные жилища киятайглюты, ни костра, ни шалашей уже нет.

Встретивший начальника экспедиции Лукин был настроен мрачно. А Васильев, уже догадываясь по лицу креола, что хороших новостей у него нет, не торопился выспрашивать о переговорах. Присев у костра, рассказал для затравки, какой чудесный обзор на все стороны света открывается с горных вершин и что видели даже предполагаемый путь к Кускоквиму — озерами и долиной небольшой реки.

— Так что, Семен Иванович, как переговоры с проводниками?

— Они отказались, — Лукин зло сплюнул. — Мол, нечего нам там делать, они и без нашей помощи с кускоквимцами торговать могут. Советовали поворачивать назад.

— Так-так, — пробормотал Васильев, — и что же вы им ответили?

— Я им, как вы велели, хорошую награду сулил, да все попусту. Совсем плохой народ: еще и угрожали мне. У нас чуть до драчки не дошло. Не успел отплыть от их табора, вижу — жилье свое разбирают, костер затушили и поминай как звали! Очень гордо мимо нас проплыли, к озеру Нушагак.

— Да... — удрученно протянул Васильев, — скверно дела наши повернулись. На аглегмютов надежды нет, они к Кускоквиму никогда не ходили. Что ж, придется, видно, самим тот путь искать.

В отдалении с шумом плюхнулась в воду стая крупных птиц — лебеди, гуси? В темном зеркале озера плясал отраженный огонь костра.

После короткой паузы Лукин выложил еще одно тревожившее его подозрение:

— Я так думаю, Иван Яковлевич, киятайглюты в покое нас не оставят. Они мне в открытую сказали: сами, мол, на Кускоквим не суйтесь — воронью и зверю лесному хорошая пожива от ваших тел будет.

— Вот как? — изумленно крякнул Васильев. — Ну посмотрим, посмотрим...

Пока он не был готов дать своим спутникам определенный ответ, пойдут они на Кускоквим или нет. Эту ситуацию надо бы как следует обмозговать.

Да какое же имел он право подвергать Лизоньку и их невинную малютку столь тяжким испытаниям? Так корил себя в душе Врангель, когда под проливным дождем преодолевали очередное болото.

Гиблые топи сменялись черными горными хребтами с лежащими меж них озерами — их гладь была затянута льдом. Но вот добрались до цветущей долины, где сам Господь словно предлагал расположиться на ночлег.

— Привал! — с облегчением объявил Врангель.

Но проводники-якуты с испугом закричали:

— Барда свалом — надо ехать дальше.

На расспросы Врангеля, почему нельзя остановиться здесь, последовало укоризненное разъяснение, что тут растет «пьяная трава» и если лошади будут есть ее, они обезумеют и издохнут.

Якуты знают, что говорят, незачем спорить с ними. Уж лучше, чтоб сохранить лошадей, — в новые топи под проливным дождем.

У реки Белой наконец-то поставили палатки, стали сушиться у огня. Но среди ночи часовой толкнул крепко уснувшего начальника каравана:

— Беда, ваше благородие, вода прибывает!

От дождей река переполнилась, и вода уже грозно бурлила возле палаток. Быстро поднятые на ноги люди начали снимать палатки и переносить лагерь на возвышенность.

— Прости меня Лизонька, — сжав руку жены, виновато говорил Врангель. — Я не должен был подвергать опасности ваши жизни, и тысячу раз правы те, кто не советовал мне брать вас с собой. Никогда себе не прощу, если с тобой или с малышкой что-то случится.

— Зачем опять говоришь об этом, — покачивая подвешенную в палатке люльку, ответила жена. — Вот увидишь, все обойдется и мы будем знать: самое тяжелое уже позади.

Благодарно глядя на нее затуманившимся от нежности взглядом, Врангель молча гладил ее руку и думал: «Ты сокровище, а я безумец, недостойный безумец!»

Пройдя мрачным ущельем, поднялись к горам, называемым «Семь хребтов». Реку Аллах-Юна преодолели на лодках, а лошадей пустили вплавь, и на ее берегу устроили дневку. Пограничный столб удостоверил, что здесь заканчивается Якутский уезд и дальше лежит уже Охотская область.

Из всех ранее осмотренных отрядом Васильева озер Туксю оказалось наиболее глубоким и богатым рыбой. Поставленные на ночь сети приносили неплохой улов сигов, щук, нельмы. Слегка посолив, ее подвяливали впрок, коптили на огне.

Сопровождавшие отряд туземцы каждый день уходили на охоту и возвращались с подстреленными в горных лесах оленями. Добывали и бобров — их караулили у южного, низменного берега, где из озера истекала река, впадающая в Нушагак.

Наступил июль, и солнце нагревало воздух почти до тридцати градусов. Спасаясь от жары и буйно расплодившихся кровососов, Васильев раздевался и, презрев советы осторожного Лукина, лез в ледяную, прозрачную как слеза воду. Наслаждаясь привольной жизнью на берегу Туксю, он все оттягивал выступление к Кускоквиму, тем более что надежных проводников, готовых вести отряд к этой реке, найти так и не удалось.

Бежавшие из отряда туземцы вдруг обнаружились по соседству. Однажды Лукин передал Васильеву, что заметил на южном конце озера, где беглецы поставили свои шалаши, их встречу с пока не изменившими русским аглегмютами. По словам Лукина, две партии туземцев сошлись друг с другом на лодках и долго о чем-то беседовали.

— Не к добру все это, — выразил опасение креол.

— Чего же нам теперь ждать? — хмуро спросил Васильев.

— Боюсь и этих сговаривают оставить нас, — предположил Лукин.

Несмотря на приказ прапорщика удвоить бдительность и зорко наблюдать за туземцами, в ночь отряд покинуло четверо аглегмютов из пяти. Последнего Лукину удалось все же схватить и силой удержать на берегу. Через час пристрастного допроса Лукин выжал из него признание, что киятайглюты угрожали убить аглегмютов, если они не покинут русских, а потом расправиться и с русскими. Потеря проводников ломала планы. Теперь нечего и думать идти на Кускоквим.

Сидевший, припав спиной к дереву, туземец-аглегмют смежил веки. На его лице, разрисованном цветными полосами, играл отсвет восходящего солнца. Резкий крик чайки, взлетевшей в небо с серебристой добычей в клюве, пробудил тишину будто спавшего озера. И вновь назойливо напомнили о себе комары.

Васильев перевел взгляд на затухавший костер и сказал Лукину:

— После завтрака сворачиваем лагерь. Будем сплывать по реке к Нушагаку. Они все же вынудили нас повернуть назад.

Близ реки Юдомы опять встретились топкие бадараны, но за ними началась возвышенность, поросшая лиственничным лесом.

Особенно большое, одиноко стоявшее дерево привлекло внимание Врангеля: его кора на уровне человеческого роста была испещрена многочисленными надписями своего рода дорожная почта. Один благодарил судьбу за милосердие. Другой проклинал медведей, задравших последних лошадей. А некий купец, совсем недавно миновавший эти места, предупреждал о близости разбойников, ограбивших его караван.

В тот же день, вечером, переправившись через Юдому, отряд достиг почтовой станции Юдомский Крест, названной так из-за массивного деревянного креста, поставленного в местной часовне. Здесь уже отдыхал от тягот пути незадачливый суздальский купец, у коего, судя по горестному и сбивчивому рассказу, банда разбойников, беглецов с солеваренного завода, отняла пятьдесят тысяч рублей денег и часть товаров.