Цейтнот. Том 1 (СИ) - Корнев Павел Николаевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем это всё?! — не выдержал я уже ближе к полуночи. — Альберт Павлович, неужели обычного описания недостаточно? Неужели эти мелочи так важны?
— Ещё как важны! — подтвердил куратор, устало плюхнулся в кресло, взглянул на часы и раздражённо прошипел: — Ну где же он?!
Я вполне отдавал себе отчёт, что рискую угодить под горячую руку, но всё же продолжил расспросы:
— И что такого важного в этих образцах? Светятся они и что с того?
Альберт Павлович недобро глянул на меня покрасневшими глазами и передразнил:
— Что с того?! — Он тяжко вздохнул, махнул рукой и в свою очередь спросил: — Имеешь представление о свойствах грязи из болота на двенадцатом витке?
— Имею.
— В курсе, что на её основе разрабатываются взрыватели для мин-ловушек против операторов и защищённые от телекинеза замки?
Тут уж я кивнул не столь уверенно, но всё же кивнул. Ходили такие слухи. Да и учёт в лабораториях этой самой «грязи» не так давно ужесточили самым серьёзным образом. Теперь сувениры из отработанного материала никто не мастерил, а те из аспирантов, кто промышлял этим прежде, имели крайне неприятный разговор с сотрудниками контрольно-ревизионного дивизиона, о подробностях которого предпочитали не распространяться.
Альберт Павлович вновь вздохнул.
— Это единственная известная субстанция, которая напрямую взаимодействует со сверхэнергией, если не брать в расчёт радиоактивные вещества. Практическому её применению мешают два критических недостатка: невозможность синтезирования и нестабильность. Обеспечить постоянную интенсивность излучения на уровне двенадцатого витка не в состоянии ни одна лаборатория, а вне его субстанция достаточно быстро деградирует и не просто безвозвратно утрачивает свои свойства, а даже разлагается. На Кордоне за полгода, в Новинске за месяц, вне пределов научной территории — в считанные часы. Дальше объяснять или выводы сделаешь сам?
Я покачал головой и признал:
— Не понимаю.
Куратор аж ладонью себя по лбу хватанул. Он откинулся в кресле, потом заговорил размеренно и без эмоций, будто лекцию читал:
— Первое, что приходит на ум — это изготовление световых индикаторов сверхэнергетических аномалий. Операторов в вахтёры не от хорошей жизни набирают, они во многом такую роль сейчас и выполняют. Ещё — сигнализации, детонаторы, приборы наведения. Средства визуального контроля скоплений сверхэнергии в конце-то концов! Это — начало целой индустрии! Да за этот патент любое из государств без разговоров выплатит миллион золотом. Или два. Или десять. Если только всё, как ты говоришь…
— Видел собственными глазами! — подтвердил я.
— Ну вот! — вздохнул Альберт Павлович. — А в перспективе это ещё и осветительные приборы, не требующие источников традиционной энергии. Или и вовсе пресловутый вечный двигатель. Но в первую очередь — новый виток гонки вооружений, который приведёт к серьёзной девальвации боевых возможностей операторов.
У меня от обрисованных куратором перспектив аж дух перехватило.
Такой удар по интересам республики!
— Не в моих принципах плохо думать о людях, — вздохнул Альберт Павлович, — но, судя по имеющимся вводным, наш злоумышленник вознамерился эмигрировать.
— Леопольд не такой, — возразил я не слишком-то уверенно.
— Все мы не такие, пока жизнь не прижмёт! — сходу отмёл этот аргумент куратор и отвлёкся на стук в дверь.
Курьер контрольно-ревизионного дивизиона под роспись вручил ему папку с материалами обследования лаборатории и заключением патологоанатома по убитому ассистенту.
— Время смерти — вечер субботы, — пробормотал себе под нос Альберт Павлович, вскрыв пакет. — Следов энергического воздействия на орудие убийства не обнаружено, но это и понятно. Давно развеялись. Два набора отпечатков… Схема прилагается... Один набор частично накладывается на другой… Хм, а вот это уже интересно.
— Мои пальчики сверху, — предположил я.
Альберт Павлович задумчиво постучал пальцами по столу и потребовал:
— Помолчи, пожалуйста! — Он наскоро пролистал все бумаги, потом сказал: — О содержимом сейфа никому ни полслова. Это приказ!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— А…
— А Городца я сам в курс дела введу. Больше — никому. Ясно?
— Так точно! — по-военному отрапортовал я. — Разрешите вопрос?
Куратор досадливо поморщился.
— Ох, Петя! Завязывай ты с этими играми в субординацию! Есть о чём спросить — спрашивай! Не в армии, чай!
Мне не очень-то хотелось демонстрировать собственную ограниченность, но и оставаться в неведении я не желал, вот и произнёс, аккуратно подбирая слова:
— Вы же мне всю душу наизнанку вывернули, требуя описать бутыльки с образцами бактерий во всех подробностях, а теперь засекречиваете сам факт их существования. И как их люди искать станут? Где логика?
Альберт Павлович закрыл глаза и устало помассировал веки.
— Информация эта слишком ценна, чтобы делать её всеобщим достоянием. Образцы — единственная материальная улика, которая связывает злоумышленника с местом преступления. Документацию он может перевести на микрофиши или даже полностью уничтожить, предварительно запомнив. Образцы же станет хранить до последнего. Это его главный козырь, наглядное доказательство ценности свершившегося прорыва. Из эмиграции раздобыть образцы культур с двенадцатого витка будет архисложно. И ещё сложнее окажется переправить их в новую лабораторию. Плюс нельзя исключать фактор случайной мутации…
— Да! — встрепенулся я. — Леопольд как раз что-то такое и говорил об уникальности!
— Вот видишь! — вздохнул куратор и покачал головой. — Нет, эту информацию мы до поры до времени придержим. Значит так: об успешном завершении первого этапа исследований Леопольд проболтался на прошлой неделе, а когда ты не принял это заявление всерьёз, он рассказал о стабильном штамме, жизнеспособном во внешней среде и вне зоны активного излучения Эпицентра. Плюс отметил, что при подборе верной интенсивности сверхэнергетического воздействия наблюдается эффект флюоресценции.
Продолжить разговор помешало появление контрразведчиков.
— Ну что у вас ещё стряслось?! — с порога прорычал Георгий Иванович. — У нас работы по горло!
— Опять анархисты? — встрепенулся я, безумно жалея об упущенной возможности поучаствовать в бою с террористами.
— Нет, новые какие-то прорезались, — поморщился Эдуард Лаврентьевич и потребовал: — Альберт, не тяни, работы непочатый край!
Альберт Павлович тянуть и не стал, вкратце пересказал мои показания, затем присовокупил к ним собственные выводы. Ух, что тогда началось! Орала эта троица друг на друга столь самозабвенно, что едва уши от их криков в трубочку не свернулись.
Сходу разбить аргументы Альберта Павловича представители контрольно-ревизионного дивизиона не сумели, и поскольку вывоз научных разработок и стабильных образцов бактерий за границу мог обернуться совсем уж нехорошими последствиями, они выдернули на работу секретчика, курировавшего исследовательскую деятельность первой лаборатории. Стоило только пройти в кабинет гражданской наружности господину средних лет, все принялись орать уже на него, но не тут-то было: секретчик стал трясти какими-то отчётами и вопить в ответ чуть ли не громче наседавшей на него троицы. Ну а когда к нам пожаловал господин Вдовец, и вовсе началась натуральная собачья свадьба. Крайним не хотел оказаться решительно никто.
Я — тем более. Поэтому тихонько сидел в уголке и старался не привлекать к себе внимания, лишь отвечал на прямые вопросы. Понемногу все угомонились, только продолжал нервно вышагивать по кабинету господин Вдовец.
— Заявляю со всей ответственностью, что не имел ни малейшего понятия о столь прорывных результатах этого злополучного исследования! И, честно говоря, испытываю на этот счёт определённые сомнения, — вещал заведующий первой лабораторией, весь какой-то непривычно дёрганый. — Леопольд Медунец всегда отличался психической нестабильностью, но я полагал это обратной стороной творческой натуры. У нас были сложные отношения, а в последнее время они окончательно испортились, нельзя исключать и преднамеренной провокации с целью нанесения урона моей репутации, — Лишь поэтому я и не бегу с повинной к ректору. Исключительно по одной только этой причине! Но если вы отстраните меня от расследования и не позволите держать руку на пульсе, я буду вынужден незамедлительно доложить обо всём на самый верх! И в ректорат, и в министерство!