Чмод 666 - Александр Лонс

22. Линейные крысы

Следующим пунктом в имеющемся у меня списке значился телефон, с пометкой «biol».

— Здравствуйте, — сказал я в трубку. — Извините меня, возможно, что это просто ошибка. Мне нужно поговорить с Вами по очень важному для меня поводу

— Я слушаю, — ответил приятный женский голос.

— С Вами говорит сын Антона Михайловича Карпова.

— А… Антон Михайлович… да, я слышала. Мои соболезнования.

— Спасибо. Меня зовут Виктор. Я хотел бы поговорить об отце. Я встречаюсь со всеми, чьи телефоны зафиксированы в его записной книжке. Мне необходимо выяснить, чем он занимался последнее время, чем жил, про что говорил. Мне очень нужно!

— Хорошо, приходите, — сказала женщина. — Завтра вас устроит? К пяти часам. Только не опаздывайте.

Ровно в пять часов по полудни я входил в квартиру стандартной панельной многоэтажки.

Моя собеседница — приятная интеллигентная женщина, доктор биологических наук. В качестве знака уважения я подарил свои стандартные сувениры — металлический брелок для ключей в виде Эйфелевой башни и бутылочку французского коньяку такой же формы.

— Ну, конечно же, я видела вашего отца! — сказала она после непродолжительного разговора на общие темы. — Он даже как-то приходил к нам. Он был соседом наших друзей и состоял с ними в приятельских отношениях. Мы и познакомились с ним на каком-то их семейном празднике.

— А о своей работе он вам ничего не рассказывал? — спросил я. — Об исследованиях? Он был историком.

— Нет, почти нет. Мы говорили на всякие обычные темы. Вам чаю или кофе? У нас есть эфиопский! Недавно привезли из Африки.

— Кофе, пожалуйста, — сказал я. — Эфиопский — это замечательно! Но можно — растворимый? А то я уже перебрал сегодня допустимую дозу кофеина. Так Вы говорите, что моего стар… отца почти не знали?

— К сожалению. Но он вдруг позвонил, извинился, а потом договорился о встрече. Ему нужно было выяснить ряд моментов, как он сказал — «консультация для очередной монографии». Причем о его работе мы практически не говорили. Только о моей. Вам сколько ложек сахару?

— Три, если можно. А когда он звонил?

— Не помню точно, но где-то после нового года… сейчас… — моя собеседница раскрыла небольшой ежедневник и перелистнула несколько страниц. — А, вот. Приходил он десятого января, в двенадцать часов. Следовательно, звонил — девятого.

— А о чем он вас расспрашивал? Может мне это поможет восстановить последний период его жизни.

— Он спрашивал о разных вещах. Например, ваш отец очень интересовался, возможно ли определить возраст человека, если сохранился только один зуб.

— А можно?

— Да, но — неточно: плюс-минус пять шесть лет. Чем старше человек — тем хуже точность. Потом он спросил, может ли человек, оставаться биологически живым, выглядя, как мертвый. И так много лет. Ну, знаете, всякие рассказы о покойниках, которые остаются нетленными десятилетиями и столетиями. Разные буддийские монахи и святые…

— Он об этом спрашивал? Интересно! И что вы ответили?

— Здесь я вынуждена была его разочаровать. Науке такие факты неизвестны. Мумификация — это да, бывает и довольно часто, а вот сохранение в неизменном виде… нет. Еще он интересовался, каким образом можно измерять интеллектуальные способности и как они могут наследоваться.

— Могут, вроде бы.

— Да, разумеется. Этот вопрос хорошо изучен. Я даже ему рассказала о модельных экспериментах в этой области.

— На людях?

— Нет, конечно, — засмеялась моя собеседница. — На крысах. Вы знаете, что такое линейные крысы?

— Это такие специально выведенные породы лабораторных крыс для разных условий и опытов, — блеснул я эрудицией. — У них вроде бы одинаковая генетика.

— Да, примерно так и есть. Линий разных много, и кроме всего прочего, существуют специальные линии «глупых» и «умных» крыс. Вот с ними мы и работали. Та еще была история. Ваш отец, кстати, очень заинтересовался.

— Может, расскажете? — попросил я, набравшись наглости.

— А вам будет это интересно?

— Да, может это поможет понять мысли отца в последнее время? И мне может пригодиться в работе.

— А вы кто по профессии?

— Вообще-то я литературовед, специализируюсь по модернизму, а мое любимое увлечение — творчество Франца Кафки. Кроме того, я увлекаюсь историей архитектуры и постмодернистами второй половины двадцатого века. Но мне будет очень интересно. Меня всегда интересовали подобные вещи.

— Ну, смотрите. Вся эта история произошла в эпоху позднего Брежнева, в семидесятые годы прошлого столетия. В стране продолжался период, как теперь говорят, крутого застоя, а в мире шла холодная война и гонка вооружений. Америка, Англия, да и вообще все НАТОвские страны числились в потенциальных врагах, и поехать туда, даже хоть бы и по работе, могли только единицы избранных. Каждого, кто хотел за границу, тщательно проверяли — госбезопасность, партийные органы, службы внутренних дел… поэтому оказаться в «капиталистической» стране, да еще и одному, без сопровождения, было также трудно, как полететь в космос. Хотя, пожалуй, в космос все-таки проще. На стенах домов во всех городах торчали лозунги — «Слава КПСС!», «Народ и партия — едины», «Миру-мир!», «Нет войне!» и «Ленин — наша сила, знамя и оружие!». Читая этот последний лозунг, я так и представляла себе Ленина приделанного к палке на манер знамени, которым размахивают на демонстрации, или Ленина, заряжаемого в пушку в качестве особо опасного оружия массового поражения. До ввода советских войск в Афганистан оставалось всего несколько лет. В магазинах продавались товары лишь отечественного производства, или — редко — производства «стран народной демократии». Товары, например, из Англии если где-то и бывали, то только в спецмагазинах «Березка», а вместо настоящей валюты там принимали только ее внутрисоветский аналог — денежные сертификаты. Чтобы получить такие сертификаты было необходимо или отработать за рубежом, или числиться каким-нибудь очень крутым номенклатурщиком, в обычных магазинах не бывающим. За хранение настоящей валюты — долларов, там, или фунтов полагалась тюрьма. Но и из обычных магазинов иногда исчезали самые заурядные и стандартные вещи, например, шерстяные мохеровые шарфы, или зимние сапоги, или сверла, или шурупы, или топоры. Однако научные контакты с западными коллегами все-таки существовали, ученые друг к другу иногда ездили, но очень редко, и подобная поездка всегда сопровождалась такими сложностями и настолько трудными бюрократическими препонами, что теперь вы даже не сможете себе вообразить. Многочисленные проверки советских властей отсеивали очень многих и, как правило, именно тех, кому действительно необходимо было поехать за рубеж по работе. Это была лотерея! Так, например, до последнего момента человек не знал, выпустят его из страны или нет. Причем наличие персонального приглашения «из-за бугра» ничего не решало, и с одним моим знакомым был случай, когда его без всякого объяснения причин сняли с самолета непосредственно перед вылетом… И вот в это интересное время к нашему тогдашнему шефу приехал для совместной работы один коллега. Профессор из Лондона. Увидев, какие исследования по поведению млекопитающих ведутся в нашей лаборатории, он вдруг очень оживился и сказал, что в Англии поддерживают линии «умных» и «глупых» лабораторных крыс, специально выведенные путем длительного отбора на решение задач в лабиринте… Вы хотите что-то спросить?