Финансист - Б. Б. Истон

продать меня? Я только встретила парня, у которого ипотечных кредитов больше, чем тату, а они раз – и уже готовы выдать ему приданое. Что за пара козлов!»

«А Кен? Если он думает, что может вот так заставить меня переехать к нему, значит, он просто не знает, с кем, на фиг, имеет дело!»

«Не буду я!»

«Это на него не похоже».

«Господи, как я по нему соскучилась».

«Прошло всего-то четыре дня, а кажется, что уже месяцы».

«Нет, стой. К черту его!»

«Он не может вот так заставить меня вернуться. Это так не работает. Тут мои правила, черт возьми. А мои правила такие, что он должен, блин, сперва сказать, что любит меня, до того как сделать из меня свою конкубину».

Подъехав к своему самому любимому дому на свете, я заметила, что дверь гаража оставлена открытой. Маленький «Эклипс-кабриолет» Кена стоял слева, а справа было большое свободное место, где ставила машину Челси до того, как она переехала к Бобби. Я никогда раньше не парковалась у Кена в гараже – да и вообще в каком-то гараже, если уж так, – но я решила, что если уж этот козел увез мое барахло, то я могу занять место в его гараже.

Улыбнувшись, я заехала в гараж и ощутила легкий всплеск собственной крутости.

«Границы, шманицы, засранец. А это теперь мой гараж».

Пока я выходила из машины и направлялась к двери, ведущей в кухню, я решила, что правильнее будет ворваться с нецензурной руганью. Так что я распахнула дверь и влетела в кухню с высоко поднятым подбородком, готовая изо всех сил воткнуть палец в прикрытую галстуком грудь этого поганца и тыкать это холодное…

– Кен! – позвала я, вертя головой справа налево.

Телевизор в гостиной был выключен. И свет тоже не горел. Но жалюзи на окне были открыты, и все было залито розовато-оранжевыми лучами солнца, которое как раз начинало заходить за сосны на заднем дворе.

– Кен?

Косые лучи плясали и отблескивали на краях разных вещей, лежавших на столе для завтрака, который обычно был пустым и чистым. Сейчас же он был весь аккуратно выложен бумагами и какими-то мелкими предметами, которые занимали его от края до края, а прямо посередине стояла стеклянная ваза, полная бархатно-алых роз. Кен никогда не покупал цветы – «Пустая трата денег. Они же помрут», – но я узнала эти розы. Это были те самые, которыми я восхищалась всякий раз, когда ходила покурить на качели. Те самые, что отвечали по цвету входной двери дома Кена. Он не покупал эти цветы, он вырастил их.

Я наклонилась и понюхала один крупный цветок, прежде чем начать разглядывать разложенный по столу безупречно ровный ряд вещей.

Ключ, который я оставила тут в понедельник, лежал, нетронутый, точно на том же месте, куда я его положила. Я обвела его двумя пальцами, тоскуя по его весу на моем кольце для ключей. Рядом с ним Кен положил запасной пульт, открывающий дверь гаража. Перевязанный красной ленточкой.

«Черт возьми. – Я ухмыльнулась. – А я-то думала, что захватила его место».

Рядом с пультом лежал лист бумаги, аккуратно сложенный втрое. Оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что я тут одна, я глубоко вдохнула и заглянула в сверток. Я успела пробежать глазами три верхние фразы, и моя неуверенность трансформировалась в абсолютный, пузырящийся восторг.

«Поздравляем Вас, Мистер Истон. Вы приняты на Бухгалтерскую программу нашего Колледжа по управлению бизнесом. Рады приветствовать Вас в Техническом колледже Восточной Атланты».

Я снова и снова перечитывала эти строки, и мою грудь так распирало от гордости, что становилось больно. Даже если из наших отношений не выйдет ничего больше, даже если я развернусь, и уеду, и оставлю все как есть, время, которое я провела с Кеннетом Истоном, будет потрачено не зря. Он будет лучшим на свете чертовым бухгалтером. Его надо было только чуть-чуть подтолкнуть.

Прижав письмо к груди, я скосила глаза на стопку бумаг в конце ряда. Они были разложены безупречным веером, а поперек него лежала синяя ручка.

Я неохотно отложила письмо о поступлении и приподняла верхний лист в стопке.

«Форма смены адреса в Почтовой компании США».

Следующий лист.

«Форма смены адреса в Отделе регистрации автомобилей».

Следующий лист.

«Форма смены адреса в Банке Америки».

– Я бы заполнил их за тебя, но ты же знаешь, какой у меня дерьмовый почерк.

Я взвизгнула и обернулась, стиснув бланки в поднятом кулаке, и увидела, как Кен вошел в кухню и прислонился к стойке в нескольких метрах от меня. На нем были серые спортивные штаны и простая белая майка. Волосы были взъерошенные и еще мокрые после душа, и от него пахло мылом «Ирландская весна» и домом.

– Ты напугал меня до усрачки! – закричала я, размахивая зажатыми в руке бумагами.

– Ну прости, – улыбнулся Кен.

И от этой простой улыбки мое сердце простило его за все, за что он извинялся, и за что только должен был извиняться, и за что он когда-либо будет извиняться.

Но мой мозг за всем этим не поспевал.

– Кен, что за херня? Ты что, думаешь, ты утащил мое барахло, срезал у себя в саду пару цветочков, взял на почте несколько бланков – и я перееду к тебе, как будто ничего не случилось? Дело же не в этом! Ничего из этого, – я махнула рукой в сторону стола, – не имеет значения!

Улыбка Кена исчезла, и я сама себя за это возненавидела.

– Я знаю. – Он поглядел себе под ноги, на стену, потом на потолок – куда угодно, лишь бы не на мое возмущенное лицо. Засунув руку в карман, Кен вытащил оттуда листочек из блокнота, сложенный в безупречный прямоугольник. Развернув его, он сказал: – Ты велела мне записать то, что я хочу сказать. Ну… я так и сделал. – Аквамариновые глаза Кена на секунду встретились с моими и снова вернулись к листку у него в руках. – Я все это время точно знал, что хочу сказать. Я просто… – Кен помотал головой. – Когда я это записал, там оказалось так мало. Всего три предложения.

И Кен посмотрел на меня храбрыми напуганными глазами.

– Десять слов.

Его грудь поднялась, ноздри расширились.

– Я могу сказать десять слов.

Я смотрела, как Кен сражается в одной из тех битв, которые ему приходилось вести всю жизнь. Видела, как он борется, стараясь преобразить свои чувства в слова и заставить эти слова выйти из собственного рта, и это было практически невыносимо. Мне хотелось сказать, чтобы он перестал. Что мне все равно, даже если я никогда этого не услышу. Но я поняла, что он делает это для себя в той же мере, в какой и для меня, так что я стояла и ждала, пока он выйдет из этой битвы победителем.

Кен, глубоко вздохнув,