Казейник Анкенвоя - Олег Егоров

- Слава тебе Господи, - по столь незначительному поводу я, сознаюсь, перекрестился. - Кипяток имеем? У товарища, который не счел нужным себя назвать, гланды вздулись.

- Кипяток имеем.

- Щекотливый, - с опозданием прогнусавил спутник Виктора Сергеевича.

- Это вы обо мне? - я обернулся к простуженному типу.

- Это фамилия. Щекотливый.

В пробоину сунулась сразу группа заговорщиков.

- Здесь принимают на работу? - забубнили вразброд подошедшие активисты.

- Утром возьмем, - обогнал меня ко всему привычный шкипер. - В трюме сухая уборка, гальюн забился пробить. Ведро первача за всю канитель.

- А наша работы завершена, - поспешил я успокоить подполье.

- Да хрен там, - продолжил гнуть свое татарин вопреки распространенному отзыву. - Пробоину зашьете, еще три ведра.

- На каждого? - оживились вопреки моим опасениям бойкие активисты.

- Раскатали губу, - татарин Глухих сплюнул под ноги и, судя по звуку, не промахнулся. - Четыре ведра за всю канитель.

- Пять, - вылез вперед какой-то вихрастый подпольщик.

Торговля затягивалась, и я решительно вмешался.

- Товарищи зеленые, прошу на маевку. Продолжим здесь волам хвосты крутить, жандармы нагрянут. Герман, проводи нас, где у тебя сухо, и мебель пока расставлена.

- На камбуз? Там кипяток бесплатный.

- Заманчиво. Сколько еще решительных и смелых должно подойти, Виктор Сергеевич?

- Все активное сопротивления уже собралось.

Я насчитал девятерых.

- Не густо. А нет у вас в резерве пассивного сопротивления?

Пугачев смущенно покосился на Щекотливого спутника.

- Вы как будто иронически настроены, епископ, - просипел Щекотливый, судя по всему, лидер зеленой партии. - Между тем, это вы желали с нами соединиться.

- Желал, - подтвердил я серьезность моих намерений. - И, поверьте, соединюсь. Без вас или с вами. Но прежде всего я желал быть услышанным, сударь. Потом вы примете взвешенное решение. А пока оставьте кого-нибудь снаружи.

- Я не хочу рисковать своими людьми, - возразил Щекотливый.

- Тогда оставьте кого-нибудь снаружи.

Лидер, помедливши, кивнул сутулому заговорщику в желтом пуховике.

- Я могу его проинструктировать?

Лидер, помедлив, отвернулся.

- Вы спасли от казни товарища Пугачева, епископ. Мы вам доверяем.

Медлил показательно. О себе говорил во множественном числе. «Самооценка завышена» - без труда составил я его психологический фас.

- Откуда просочилось?

- У нас контрразведчик.

- Герман, сделай милость, проводи сопротивление на камбуз и завари ему кипятку.

- Ходи за мной, подполье, - Глухих поднял керосиновый факел и двинулся через лужу кают-компании к трапу. - Ступени скользкие. Хватай перила, кому шею лень свернуть.

Отряд вереницей поплелся вверх по трапу за шкипером. «У зеленых собственный контрразведчик, - подумал я, взявши за локоть сутулого активиста, и покидая с ним буксир. - У хлыстов николаевских собственный контрразведчик. Похоже, здесь у всех свой контрразведчик. У меня только сплошной разведчик, и тот больше племянницей Щукина озабочен, чем сбором информации».

- Ты, братишка, в оба смотри, - наставил я, закуривши под моросящим дождем ростовскую сигарету, зеленого пуховика. - Если хоккеистов заметишь или славянский патруль, ори как зарезанный. Вику-Смерть заметишь, ори еще громче. Умеешь орать как зарезанный?

- Можем, - отозвался, помедлив, сутулый романтик. - Меня супруга пырнула в боковину. Она у меня ревнивая супруга. Влюбилась крепко. Но ревнивая.

- Хорошо. Отстоишь минут пятнадцать. Если враг не нагрянет, возвращайся. Камбуз найдешь?

- Найдем.

Медлит, но слабо. Говорит о себе во множественном числе. Но сбивается. «Подражание и заниженная самооценка», - составил я его психологический фас.

- Хорошо. Действуйте по инструкции, товарищ.

Я бросил курить и пошел на соединение с горячим подпольем. Сердобольный кочевник заварил зеленым товарищам зеленого чаю, каждому выдал отдельную кружку, рассадил вокруг разделочного стола, и, словом, проявил гостеприимство. «Интересно, что бы он белым заварил», - подумал я как-то рассеянно. Романтики молча дули на кипяток и поглядывали на своего лидера, который устроился между Пугачевым и вихрастым. Скромность вождя. Моя послушница сидела на полу за плитой отдельно. Глухих покинул гостей, оставивши для видимости керосиновый светильник. Взвесив на глаз обстановку, я шагнул из тесного коридора в камбуз и занял во главе металлическую вакансию.

- А что значат эти «К» на погонах?

Вихрастый подпольщик, оказавшийся ко мне ближе прочих, тронул пальцем знак моего различия.

- Это значит «крутой». Дважды, - пояснила Вьюн, ухвативши резко его запястье и вывернув согласно технике болевых приемов. - Подойдешь к епископу ближе, чем на шаг, в носу ковырять будет нечем.

Она возникла за его спиною, быстрая как язык хамелеона.

- Руку же сломаешь, - застонал шибко любознательный активист.

- В общем, близко к тексту, - отпустила его послушница.

Баюкая запястье, он перебрался от меня шагов на восемь. Перебрался бы и на девять, но стена камбуза не дозволила.

- Так что же с Володей произошло, Виктор Сергеевич? Полагаете, срыв?

Владимир Свеча, наложивший на себя руки добровольно, так и не уместился в моем сознании. Директор-нудист как будто побледнел даже при слабом керосиновом свете. Горячий романтик Щекотливый с визгом отодвинул от себя жестяную кружку по цинковой разделочной поверхности.

- Владимир в прошлом. Мы же нарушили правила конспирации ради будущего.

Сменил тему. Резко. Опять в сторону смотрел. Но иначе. Прежде смотрел именно в сторону, а теперь именно, чтобы не на меня.

- Да, ведь я имею вопрос, и жду ответа.

Лидер зеленых снова помедлил. Но иначе. Прежде он медлил для придания себе значительности, а теперь именно, чтобы слова подобрать. «Признак скрытого замешательства, - отметил я, начавши уже злиться. - Этому больше известно, чем шефу жандармского корпуса Дмитрию Кондратьевичу».

- Мы все нелегалы. По краю ходим тройками, - издалека и пространно пустился объяснять Щекотливый лидер не столько мне, сколько притихшим активистам сопротивления. - Что Пугачеву доверено печатать листовки, согласно правилам конспирации, знала исключительно моя тройка: Свеча, товарищ Ястреб, и ваш покорный слуга. Товарищ ястреб вне критики. Она прямо сейчас рискует собой на пользу движению. Так мы выявили в наших рядах провокатора, товарищи.

Порой меня пленит бесконтрольный приступ ярости. С детства. С убитого котенка. И с этим уже ничего не поделать. Как-то в «Маяке», пионерском лагере строгого режима я ударил в лоб настольной ракеткой белобрысого отрока лишь за то, что промахнулся шариком по чужой территории. А отрок мимо пробегал и чуть не задел мою распущенную рубаху. Когда скорость поступков быстрее скорости света, то и в зрелых годах невозможно их контролировать, и вообще как-то осмыслить. Отрок вызвал меня на дуэль. Дуэль должна была состояться именно в час, отчего-то названный «тихим». Секунданты мои, обучавшие меню курению, анатомии женского тела и прочим дисциплинам взрослой жизни, были физически развитые и опытные уличные бретеры, старше меня на пару лет. У противной стороны секундантов не было вовсе. Поединок начался с того, что мы с отроком долго и бестолково лягались ногами, а закончился быстрым свирепым избиением отрока старшими бретерами. Дети очень жестоки. Это общеизвестно. И порой я спрашиваю себя: а чьи они дети, вообще? Мои приступы ярости после сорока прожитых лет переметнулись на мир предметов. Подвижная дверца одежного шкафа, прищемившая мне палец в собственной квартире, может подтвердить. Сахарница может подтвердить, которая плохо подала мне сахар. Многая утварь может из той, что покалечилась, но выжила. И вот я снова впал в детство. Удар, нанесенный мною кулаком в лицо лидеру подполья Щекотливому, сокрушил его нос и губы. Из носа его выбежали две красные дорожки, изо рта брызнула кровь. Идейный палач Владимира слетел с табурета на пол, и свернулся личинкой.

- Как это произошло? - все еще дергаясь, но в целом спокойно допросил я Пугачева. - Вы были в бараке на момент стихийного бедствия. Ложь порабощает, Виктор Сергеевич. А я не поверю, что Володя сам удавился. И не поверю, что этот козел с простуженными гландами мог физически Свечу погасить.

- Он меня заставил, - Пугачев ткнул пальцем в направлении сокрушенного лидера зеленых. - Сказал, что вернет обратно в острог. Дал снотворное. Грешен я перед Володей. Струсил. Век себе не прощу.

Щекотливый лидер привстал на четвереньки, сдавши задом к плите, и напрасно. Не знаю, когда Володя успел моей послушнице внушить столько симпатии, но, видать, успел. Последствия ударной серии, проведенной Вьюном, оказались не столь броскими, как те, что после меня остались, но более эффективными. Зеленый душитель уполз куда-то в кругосветное путешествие по камбузу. А мне опять захотелось дико надраться. Обувные шаги со стороны коридора перебили мое искушение. На пороге умолкнувшего камбуза возникла Вика-Смерть. Прямо за ней маячил сконфуженный пуховик.