Чепель. Славное сердце - Александр Быков

Несколько рыцарей протиснулись с конями. Кони еле держались на ногах и падали. Кто-то из рыцарей, может, и меньше участвовал в битве, но, перегревшись рядом с огнём, надышавшись копоти и дыма, все выглядели одинаково убито и ползли как морёные мухи.

Магистр Олаф тоже пробирался внутрь укреплений. Он мнил себе раньше, что захватит эту крепость, что она попадёт в его руки и станет его собственной. Что отсюда он двинет дальше свою власть под прикрытием веры христианской.

Крепость была — вот она. Но она и сейчас была не его. Грозный дух её защитников витал здесь по-прежнему. И крепость, правда, находилась в развалинах. Сгорели все частоколы на каменных стенах, помосты, козырьки, галереи, переходы, мостики, заслоны из брёвен на брешах в каменной стене. Внутри чернели остовы зданий и обломки камнемётов. «Как много у них было горючей смеси… Этого я, пожалуй, не ожидал… Какие огромные потери. Надо будет как-то оправдаться перед епископом…» Колоссальный зуб башни, обглоданный многочисленными сильнейшими ударами, всё-таки гордо стоял в грудах обломков посредине крепости. Конь магистра не хотел и не мог дальше идти — почти сплошь трупы.

Самый горделивый из оставшихся рыцарь в накидке цвета грязи поверх одной кольчуги с отброшенной брамицей, с обнажённым мечом, с мощными желваками на лице, горбоносый и с круглыми изумлённо-наглыми глазами приблизился к грудам обломков Вежи, поднял меч в направлении Бранибора:

— Сдавайся, рус богатырь! Ты проиграл! Твоего войска больше нет… Магистр окажет тебе честь, как храбрецу. Возьмёт тебя на службу. Даст тебе земли, коней, деревню под налоги… — новый поворот брани подходили оценить всё больше немцев, обступая могучего руса, одиноко стоявшего высоко на камнях.

— А у тебя всё это есть?! — спросил Бранибор.

— У меня всё есть! Даже больше!

— А у меня есть ещё такое, чего нет у тебя!

— Чего же это?!

— Много такого, чего нет у тебя!

— Приведи пример!

— Например, совесть!

— Какая ерунда… у меня есть совесть… не вижу в этом примере смысла.

— Я не шёл в твою землю, а тебя сюда никто не звал. Значит, у тебя нет совести.

— Не согласен… это вопрос доблести… Но, давай, скажи дальше, удиви меня!

— У меня есть эта Победа!

— Ха! Это не твоя победа, а наша!

— Нет, я перебил чуть не шесть тысяч ваших войск, а сам имел всего восемь сот! И только сотню настоящей дружины. Это НАША ПОБЕДА! Великая Перемо̀га!

— …! — рыцарь зло посмотрел на Бранибора красными от дыма глазами.

Бранибор продолжал:

— Ещё моя земля намного сильнее твоей!

— Это почему ещё?! — скрипел зубами красноглазый рыцарь.

— Потому что мой князь Любомир никогда не позвал бы ваших на службу, свои хороши! А твой меня готов позвать — сам сказал, а я не пойду!

— Ты, очевидно, глупец! Конечно, твой князь просто не может никого нанять, потому, что как пёс сидит в польской яме! Ха-ха-ха!

— И я умнее тебя! Потому, что ты сейчас сказал мне то, что я хотел узнать, а я тебя даже не спрашивал!

— …!! — до рыцаря медленно доходил смысл…

А Бранибор как-то даже нарочито громко заорал, смеясь:

— Князь жив!!!

«Чему радуется этот дикарь?» — подумал магистр.

— Убрать его, быстро!

Несколько стрелков выпустили стрелы. Ударило в грудь Бранибора. Позарапало. Он закрылся щитом:

— Любомир жив!!!

— Он смеётся над вами, убейте его!

Рыцари и кнехты полезли к Бранибору. Их вокруг стояло уже с сотню. Бранибор поднял горящую головню.

— Прощай твердыня! Это был наш с тобой главный бой…

Запал из руки Бранибора плавно, медленно и как бы нехотя полетел вниз, в ращелину, которая была хорошо видна одному Бранибору. Враги до Бранибора добраться не успели.

Взрыв поднял землю и глыбы камня, как порыв ветра поднимает пушинки тополя с травы. Очень мощный взрыв большого порохового запаса крепости. Камни разлетелись, сметая всё вокруг. Люди не в счёт, люди были врагами, свои все успели спрятаться и уйти… Магистр Олаф был оглушён. Ещё более полусотни наёмников нашли себе здесь могилу, ещё столько же валялись ни живы, ни мертвы вокруг огромной воронки. Великий каменный зуб крепости пал.

Часа два оставшиеся в живых немцы приходили в себя, сидя здесь же в дне без солнца, в чёрном дыму, в месиве крови и гари, в фантастическом аду, который они утворили вместе с русами. Не находя в себе ни сил, ни смысла. Прискакали разведчики и сообщили, что сюда движеться, заходя с востока через нетронутый лес, войско ятвяжского князя Гурта, около двух тысяч. Лесной пожар бушевал уже поодаль. Немцы подняли часть своих раненых и ушли. Часть безнадёжных закололи мизерикордиями* и прочими, по-ихнему, удивительно милосердными способами. Крепость, вроде, взяли, но она как-то не лежала в их руках. Выскользнула сразу. А вокруг уже и жилья подходящего нет. Сами же всё разорили. Пошли обходным путём на Ломжу. Вёл их назад всё тот же Берг, который снова сумел выжить.

В пятом часу пополудни ятвяжский князь Гурт со значительным отборным войском подъехал к месту битвы. Смотреть на это спокойно было нельзя. Мужество защитников впечатлило ятвягов. Воины без приказа становились на колени и прислоняли своё оружие к этой земле. Гурт объехал всё и восстановил в уме ход событий. Он видел, что его соседи бились достойнейшим образом, что их врага здесь нет, а значит, беловежцы победили, пусть и заплатив жизнями лучших воинов.

Начал дуть всё сильнее и сильнее ветер. Гурт смотрел в небо. Набежали тучи, свинцовой завесой понеслись над спалённой землёй, над чёрными зацепляющими небо когтями обгорелых деревьев. Грянул гром раскатисто с многими перестуками и тресками. Темень нависла над полем битвы. «Жестокая будет гроза… одобряет их подвиг… пришёл Перун Сам добить нечистую силу, что позарилась на Белую Вежу. — Подумал князь. — Слава доблести и твёрдости князя Любомира и его ближней дружины. Перун заберёт их души к себе… А нам можно уйти… Погибшим дорога на небо, а живым следует укрыться».

Молния, ветвистая, как плакучая ива, с дробным длинным треском оплела полнеба ослепительными лозами, высвечивая верхи руин и леса белым светом. И через миг, собрав, наверное, всю небесную мощь, вонзилась пламенным столбом в Северные ворота крепости, порвав мироздание сверху донизу, оглушив всё живое.

Ливень упал сплошной стеной.

Князь Гурт даже не вздрогнул. «Снова чья-то святая душа бъётся на Последнем Рубеже… Великий воин должно быть…»

Едва успев спрятать княгиню с детьми, Вершислав с друзьями поспешил вернуться к Белой Веже. Успел к рассвету.

Омытая ливнем земля и погибшие на ней, сейчас вселяли в душу уже меньше ненависти и жажды кровавой мести, как если бы видеть сразу, как было вчера, а больше одну только печаль. Кровь ушла вместе с дождём. В белую землю.

Селяне ходили по горелым развалинам, складывая трупы, собирая оружие, причитая. Они рассказали, что пока селяне в подземном ходе сидели, тоже задыхаясь дымом, несколько слабых задохнулось. Что селян с женщинами и детьми вывел по подземному ходу в безопасное место маленький хлопчик Твердятко из Древляны. Что Бранибор спрятал остатки дружины, в длинном подземном ходе из крепости. А сам-от батюшка наш хранилец подорвал и ворогов много и сам, плачьте люди, сгинул!.. Передай, Вершислав, ой ты еси Буривоевич вашему с братцем твоим честны̀м батюшке с матушкой земной поклон за такого сына-ратоборца. Все у них в долгу. Далее поведали, что за двумя тяжёлыми крепкими дверями, отделявшими их от крепости, во время сильного взрыва всех, кто был в подземном ходе, кто ещё не успел выйти наружу немного оглушило и присыпало, но ничего, обошлось. Что после дождя, который лил как из ведра почти всю ночь и чуть их всех не залил, все замёрзли, но Бог дал снова день и тепло. Что надо закопать черную силу побитую, чтобы не было болезней. Что надо с честью проводить, на огненную краду возложить погибших светлых наших богатырей-спасителей. Чтобы сразу им на небо… А живые — вот они там — спят сыночки. И хлопчик Твердятко коло их.

Вершко и его люди присоединились к работе селян. Бранибора не нашли. Нашли только его щит, даренный отцом. Щит был цел. На крепкой стальной листовине, на удивительном, как морские волны сером узоре закалки, под множеством вмятин и отметин был выгравирован с замечательным искусством старый дедовский знак — строгое усатое мужское Ярило-Солнце.

Живое Солнце-Сварожич поднималось над руинами Белой Вежи. Вороны, что слетались, грая, со всех краёв вершить свой пир над останками людей, были прогоняемы от павших защитников крепости. Дубы, сосны и ели, на удивление не все обгорелые, обступившие поле человеческой беды, хранили тысячелетнее своё молчание, только горестно качая ветвями. Тяжкий для живого человека дух смерти пронизывал травы и землю, воду и воздух. По мере того, как солнце начинало пригревать, душная дымка всё заметнее становилась над землёй, и пребывание в этом месте становилось всё тягостнее. Но Вершко и его друзья делали свою горестную работу.