Тургенев, сын Ахматовой (сборник) - Вячеслав Букур

– Ма, помоги занять полмиллиона, – сказал Петр. – Одному старичку надо приватизировать комнату, а когда мы с экс-женой разменяем квартиру, это будет моя комната.

– Кошки, – закричала мама, – как вы не понимаете, что мы живем не для вас в первую очередь? Да что кошки – дети не понимают. Ты думаешь, отец получит, так мы голодать должны, деньги все тебе отдать? Такому – метр девяносто, посмотри на себя!

Отработав попытку, Петр поспешно обулся и убежал, сказав Таисии:

– Арпеджио, арпеджио и еще раз арпеджио!

Он вчера начал учить сестру играть на гитаре.

А мама села на пол, изнуренная разговором, и начала бесчувственно повторять: «Раньше бы я ого-го… да, раньше бы… я! Я бы его заставила впитать весь многоцветный поток того, что я думаю о нем! Но, видимо, остались только проторенные дорожки, бесцветные, по которым вращаются чахлые слова… Правильно ли мы сделали, что отдали ему и его жене с таким трудом выколоченную квартиру? Все-таки правильно. Если б мы ее объединили с нашей, жили бы – не приведи Бог!..»

– А посмотри на Гоголя, – сказала Таисия. – Материны деньги все истратил! Она ведь их как наскребала со своего поместья. – Таисия представляла поместье как нечто вроде продажи тарелочек. – Гоголь их в опекунский совет должен был сдать, а он на эти деньги уехал за границу. А мы читаем его «Рим» и думаем: как хорошо, что он пожил в Италии!

– Так это же Гоголь! Сравнить разве…

– Для русской литературы он Гоголь, а для своей матери он просто сын.

Маша пришла с походными спальниками и застала хвост разговора.

– Петр не украл, не убил, на гитаре нас учит и ничего за это не требует, – строго заметила она.

Таисия вразумляюще сказала:

– Ну что вот так сидеть, мама? Теперь волю надо Божью принять: нетерпение тоже ведь за грехи наши. Может, надо курить бросить тебе?

Мама поднялась с пола, достала из морозильника фарш и начала его резать кошкам. Но она не могла сразу бросить бормотать. И бормотала:

– Резать-то трудно, а зло-то делать легко, все разрушительное легче дается, а добро – всегда чудо… – Вдруг она почувствовала заигравшую по всем суставам бодрость. – Если добро непредсказуемо, то оно может вот сейчас в любую секунду выскочить!

Мечты, повисшие в воздухе

Когда все в России будут богатыми, мама снова разрешит дружить с ними – ведь они будут одеты очень красиво. Она повторила слова матери Изольды, что Россия расцветет, понимая под Россией что-то большое, доброе, которое сделает за всех… для всех… Да, с ними трудно было, тяжело. В походе Маша говорит: «Слушай, Вероника, не твою конфету сейчас унес из палатки зелененький человечек?» Посчитала – точно, одной «Ласточки» не хватает. Стало так интересно, но я спросила: «Почему не остановили?» «Так он током бьет – зеленым…» Это было два года назад… Может, папа без ранения из Чечни придет, он же гаишник – на посту стоит, не так опасно. И от радости, что здоровый, разрешит дружить – еще до богатой России… Мама тоже все из мечтаний брала. Сначала взяла из мечтаний мужа, а он оказался пьющим. Тогда она замечтала о деньгах. Деньги надежнее мужа. Они не пьют… А у Таисии на дне рождения, Наташка рассказала, измеряли давление. Вечно они такую глупость интересную придумают, какой ни у кого не бывает. Не могут ничего купить вкусного или нарядного, вот и приходится тужиться головой. Хорошо, что мама запретила с ними дружить, а то пришлось бы тратиться на подарок. Наташка сказала, что Загроженко подарил Таисии открытку с надписью «Не бойся». Там пацан с пацанкой, пятилетние, в песочнице. Наташка еще сказала: «Такое шоу было вчера!» Таисия такая упорная, бьет в одну точку, в конце концов может Алешу заграбастать. А зачем он ей нужен – нам больше, помогал бы в челночных поездках. На Ближний Восток. В сочинении Таисия проговорилась, будто бы в доказательство, что никакой ревизор не запретит чиновникам воровать в будущем. Она привела случай из прошлого похода: один мальчик рисовал свою фамилию на стенах турбазы. Мелом. Директор раскричался, что приезжает губернатор, надо все стереть. Мальчик стер, но сказал: «Я потом снова все обратно напишу, когда губернатор уедет…» Юто был Загроженко, а у нее нисколько стыда нет, рассказала, что нужно зарыть под окном у себя носки кандидата в любимые. Тогда не уйдет! От тебя не уйдет. Зимой-то нельзя было зарыть – снег растает, и носки уплывут вместе с хозяином. Сейчас бы можно, но как у Алексея его носки выманить? Может, подарить – в обмен? Одно место есть возле подвального окна, как раз без асфальта. Там и закопаю. Аварийный вариант: ящик с цветами, у нас на балконе. Но, наверное, не так будет действовать…

Таисия строила штабик на дереве. Такой был ясный день, что хотелось быть окруженным со всех сторон этим мелким золотым светом. На развилку трех толстых веток она положила доски, и папа прикрутил их многократно толстой проволокой. Получился удобный помост. Таисия решила добавить уюта, соорудив крышу из полиэтилена. Она себя уговорила, что не для себя строит, потому что для себя, такой большой, стыдно. Как будто бы она заботится о маленькой Лизке Загроженко.

– Какой штабик! – изумлялся бодрый старичок на лавочке. – Я в твоем возрасте уже в ремеслухе был. Ну… Лебедь придет к власти, всех этих толстожопых малолеток из штабиков и подвалов, где они известно чем занимаются… он их всех сгребет и в какие нужно ремеслухи… рассует.

Поскольку старичок не к ней обращался, а как бы к невидимому митингу, который шумит все время во дворе, то Таисия ничего не ответила.

– Таисия, ты боишься смерти? – спросила Лизка. – Я боюсь! Смерть – это большое и нигде… Бабушка когда умерла, я думала, что на время. И все ждала, что она придет из магазина.

Таисия начала объяснять Лизке про рай: что он как штабик, только там солнце никогда не заходит. Там все время такое сияние, и на райском дереве много всяких жилищ, и там ангелы и души ходят по стеклянному воздуху и беседуют. Лизка очень обрадовалась: точно, в раю все будет здоровое у нее, в животе не будет болеть.

С бодрящим аппетитом гусеница, вся в павлиньих глазках, пожирала древесные листы. Лизка с завистью смотрела на это: у гусеницы вокруг еда есть, поэтому она такая красивая и здоровая.

– Как хорошо у нас, – сказала Лизка, – как дома! Теперь давай собирать на стол.

Таисия быстро побежала в дом и принесла три бутерброда и компот в бутылке из-под колы. И Лизка начала соревноваться с гусеницей. Много жизни вдруг навалилось на штабик. Самец лимонницы шарахнулся прямо к носу Таисии, следуя по невидимой дорожке запаха. Шмель пролетел, похожий на самолет-невидимку «Стелс». Кошка Мурка наведалась узнать, нельзя ль отсюда достать этих привлекательных птичек. Комок комаров свалился сбоку на дегустацию. Таисия взяла Мурку и начала считать пульс.

– Сто двадцать ударов в минуту, – сказала она. – А у комаров, наверно, молотит вообще… Чем меньше животное, тем чаще сердцебиение.

Лизка радовалась: два дела сошлись под крышей штабика для нее удачно. Она и ест, и слушает уж чересчур для нее умную Таисию.

К старичку прибавилась Изольда, мать Вероники, дочь Генриетты. С Мартиком, сыном Бенджамина и Лейлы. На короткое время они со старичком образовали такое судящее-рядящее единство по отношению к миру.

– Выборы-то на носу, – сказал старичок. – Лебедь-то придет! Молодец! Он молодец наш… железным крылом!

– Точно, – откликнулась Изольда. – Муж звонил позавчера из Чечни и сказал: тут такое творится! И обложил все радио и телевидение, которые тысячную долю не показывают. Мартик, не царапай дерево. – На секунду пронзительное чувство зависти у нее мелькнуло, потому что она вспомнила, как строила в детстве штабики, и тут же утонуло под тяжестью Турции…

Изольда с презрением оглядела проем между домами и вместе с ним весь мир. В этом мире, как ни трудись, как ни старайся жить достойной жизнью, приходится страдать, как всем. Хотя все-то… столько сил не прилагают.

– Толстого сейчас читаю. – Она еще прочнее обжила скамейку. – Решила «Казаков» почитать, чтобы понять, что там творится, на Кавказе…

Пришлось прочесть Толстого, вот как жизнь поворачивается – вдруг пронзило ее изумление.

Но у нее, как у делового человека, это не пропадет! Глядишь, в самолете расскажет летящим в Стамбул. Или в гостинице после тяжелого дня езды по складам. Она утвердит среди челночниц свои позиции как умная.

Мартик отчаялся присоединиться к Лизке и Таисии и был уведен.

– Правда, что в походе все комары огромные, как лошади? – спросила Лиза.

– Да, прямо летающие лоси такие, причем ветер, а они, как лодки, против ветра выгребают могуче – и к тебе!

Маша вышла из подъезда усталая, с сумками: ей еще с Вандам Вандамычем на оптовый рынок за консервами.

– Таисия, надо рюкзаки собирать, а ты в штабик закопалась. Вон Мережковский тоже на дереве домики строил, так Достоевский ему сказал: «Страдать надо!», – рыночным голосом разнесла на все окружающие дома Маша.