Фаранг-1. Как я провёл лето. - Валерьев Валерьевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лактаматиммурам, повинуясь коротким командам своего капитана, забрал всё деревянное оружие, составлявшее большую часть добычи. Деревянные мечи из железного дерева, с добротными рукоятями, обмотанными кожаными ремнями, смотрелись очень грозно и солидно. Почти все мечи были дополнительно усилены острыми каменными пластинами, искусно вставленными в рубящую кромку. Следом за мечами, Лак забрал почти все копья дикарей, тоже сделанные из чёрного дерева и с каменными наконечниками.
Мужики переглянулись — возле ног землян оставалась лишь небольшая кучка трофеев.
Но какие это были трофеи!
Четыре громадные секиры из тёмного блестящего сплава невероятной твёрдости. Десяток таких же кинжалов и полностью металлическое копьё предводителя, покрытое изумительной чеканкой.
— Нет, Кхап, так не пойдёт! — Витька решил, что настолько нагло вести себя с боевыми соратниками будет чистым свинством и решил 'вспомнить' об 'Урагане'.
— Мы же ещё себе и корабль забираем. Бери железо!
Лак согласно закивал, но Кхап, неожиданно для всех заорал на своего помощника и предложение Вити по секирам и кинжалам отклонил, заявив, что, мол, у него нет ни малейшего желания объяснять королевским чиновникам, откуда у него изделия из…
На этом месте Лак, переводивший монолог капитана, споткнулся и почесал бритую макушку.
— Это очень, очень, очень редкий сплав. У нас, на севере его вообще нет. Это очень дорого…
Виктор понятливо кивнул. Опасения Кхапа ему были вполне понятны. Вернувшись с таким хабаром домой, он вместо родной деревеньки запросто мог отправиться на дыбу или ещё куда-нибудь, где его хорошенько и с пристрастием расспросят, откуда у него такие вещи и тогда прости-прощай железная птица и торговые дела.
— Ух! Ё!
Секира весила килограмм десять. Витька покачал грозное оружие в руках, искренне поразился невероятной силище неандертальцев и аккуратно поставил заострённый конец полутораметрового топорища на палубу.
— Олег, как думаешь, это сталь?
Мужики подошли поближе, пощёлкали ногтями по блестящей поверхности и неуверенно предположили.
— Бронза тёмная? По цвету похожа. Вроде бы…
В итоге, после двухчасовых уговоров, чтобы тайцы взяли себе ещё хоть что-нибудь, стороны остались 'при своих'. Вите достался корабль, всё бронзовое оружие и три тяжёлых деревянных лома, по недоразумению называемые копьями, а Кхап забрал себе всё остальное и, вдобавок, разрешение забрать с корабля дикарей десяток лавок.
Гребцы светились от счастья. Да, поход получился очень тяжёлым. Да, они потеряли товарищей. Но какая прибыль!
Никто из вчерашних крестьян и не надеялся на такое богатство. Вместо пары десятков веток железного дерева они привезут домой такое…
— Ээй!
Тощий, совершенно чёрный от загара гребец подскочил на месте и весело запел, через секунду дружно поддержанный своими товарищами.
Путешествие на маленьком кораблике очень сильно изменило Катю. Бывшая бизнес-леди спокойно относилась к скученности, к отсутствию уединения и к тому, что справлять нужду приходилось едва ли не на глазах у всей команды.
'Да ерунда всё это…'
Екатерина Андреевна лежала на пляже у самого посёлка, нежась под ласковыми утренними лучами солнца, загорала и не обращала ни малейшего внимания на готовящийся к отплытию экипаж 'Птицы'. Впрочем, сами моряки проявляли удивительную тактичность и воспитанность и на зеленоглазую госпожу старались лишний раз не смотреть.
Первая одинокая за последние месяцы ночь далась Кате очень тяжело. Сначала женщина долго плакала. Затем шёпотом ругалась. А потом снова плакала. Ссора, возникшая на ровном месте, буквально убивала её. Она уже не помнила из-за чего прилюдно, на собрании, при всех, закатила мужу истерику. Каменные мозоли от весла на ладонях? Волосы, превратившиеся чёрт знает во что? Или понимание того факта, что она и её ребёнок здесь навсегда. Представив, что Антошка будет выглядеть как этот… Уилл, женщина снова залилась слезами.
— Это если его не убьют дикари… о, господи, да за что ж нам это?!
Под утро выплакавшаяся Катя вспомнила о том, что её муж — тоже человек. И у него тоже есть нервы, которые могут сдать в самый неподходящий момент. И что её Витенька сделал всё, чтобы она была жива и здорова. И что он много раз рисковал ради неё своей жизнью.
Мысленно обозвав себя дурой, Катя как смогла привела себя в порядок и надев свой сверхоткровенный купальник, с первыми лучами солнца пошла на пляж, где уже суетились моряки.
Мириться.
— Кхап говорит, завтра утром к устью дойдём, — Витюша сел рядом, прикрыв её своей широченной спиной, от чужих взглядов. Если тайская команда делала вид, что в упор не видит её полуобнажённого тела, то остальные земляне смотрели на чересчур, по их мнению, расслабленную подругу предводителя, слегка осуждающе.
Кате было наплевать. Её простили. Она была счастлива. Правда Витенька, который после десятка поцелуев с трудом удержал себя в руках, её предложение поехать с ним отверг, сказав, что это действительно будет очень трудная экспедиция.
— Это на самом деле будет тяжело. Тебе надо отдохнуть, любимая.
Катя от удовольствия замурлыкала. Её мужчина искоса посмотрел назад, приосанился и развернул плечи. Он явно гордился ею. Гордился её красотой. Катя зажмурилась и потянулась.
— Хорошо Егоров. Съезди — отдохни. И копи силы, потому что когда ты вернёшься, они тебе ооооочень пригодятся.
Переход через лагуну к устью солёной реки занял больше суток. Команде постоянно приходилось бороться с сильным встречным течением и встречным ветром. Чем ближе был берег, тем жарче и суше был ветер и тем прозрачней и беднее было море. Вода в этой части лагуны была настолько солёная, что на бортах 'Птицы' наросла корка из кристаллов соли, а сквозь абсолютно прозрачную воду хорошо было видно дно — песчаное и совершенно безжизненное.
Шевченко, работавший на весле рядом с Виктором, мрачнел с каждой минутой.
— Скоро уже. Совсем рядом. Видишь мысок?
Мысок Витя, конечно, видел. Белый от соли берег сиял на солнце так, что больно было глазам. Приходилось открывать глаза по очереди и при этом старательно щуриться. Не помогали даже солнцезащитные очки. О том, как себя чувствовали тайские гребцы, было страшно даже подумать.
'А ведь это вечер. А что ж тут днём творится?'
— Лександрыч, ты как здесь…
— А, — украинец выругался и помотал головой, — и не спрашивай. Днём тут ад. Сам увидишь. До Мишкиной могилы немного осталось, там, наверное, и заночуем.
Майор угадал. Кхап, как только впереди показался большой залив, в который впадала река, велел идти к низкому безжизненному берегу и становиться на якорь.
Егоров облегчённо бросил весло и, закрыв глаза ладонями, повалился на палубу. Переход от островов к устью реки дался ему очень тяжело. Сильнее всего устали глаза. Они болели так, что казалось, вот-вот лопнут. Становилось понятно, отчего у майора при их знакомстве были такие странные белки и зрачки — с узкой, ярко-красной горизонтальной чертой от края до края глаза.
'Как ни щурься — всё равно выжжет…'
Через полчаса солнце ушло за горы и над заливом воцарилась долгожданная прохлада, которая позволила Вите как следует оглядеться. Посмотреть, если честно, было на что. Горный хребет, который шёл вдоль берега, своим видом здорово напоминал виды Рио-де-Жанейро, которые Витька много раз видел по телевизору. Те же отвесные склоны, те же густые тёмно-зелёные заросли и куча мелких скал, торчащих из моря. Вот только вместо роскошных песков Ипонемы здесь была соль. Громадные пласты белоснежной блестящей соли, которые поднимались из воды и тянулись вплоть до самых гор. Скалы тоже были покрыты белым налётом метров на пятнадцать-двадцать в высоту и лишь за этой границей, на склонах гор появлялась чахлая растительность, которая постепенно превращалась в джунгли.
Река, по соленому берегу которой когда-то шёл майор, всех поразила. Больше всего прямая как стрела водная артерия походила на искусственный канал, за каким-то чёртом прорубленный прямо сквозь горный хребет. Во всяком случае, утёсы, зажимавшие устье, обрывались именно там, где нужно, чтобы не создавать бурной стремнины и, вдобавок, были абсолютно вертикальными.
— Фью! — Моряки ворочали вёсла и увлечённо вертели головами в разные стороны и, от удивления открыв рты, смотрели вверх. Утёсы возносились ввысь на такую головокружительную высоту, что, казалось, их вершины там соприкасаются.