Судьба (книга четвёртая) - Хидыр Дерьяев

— Бекмурад-бай! — воскликнул вдруг Берды и удивился, как это сразу не пришло ему в голову. — Точно Бекмурад-бай!

— А что? — сказал начальник. — Это уже кое-что, это уже ниточка. — Он погладил свою плотную бритую голову — она у него была смешная, совершенно круглая, как арбуз. — Бекмурад и в городе якшается с разными лишенцами, и брат его Аманмурад через границу частенько ходит…

— Да нет же! — Берды даже вскочил от волнения. — У него Сапар брат, понимаете? Са-пар!

— Вот и я гово… — начальник осёкся, уставился на Берды вытаращенными, рыбьими глазами, медленно моргнул. — Сапар, говоришь? Но ведь он ещё молод, чтобы его «ага» величали!

— Нет! — Берды засмеялся, чувствуя в себе возбуждение охотника, на выстрел которого выходит осторожный барс. — Вы русский, товарищ начальник, тонкостей языка не понимаете. «Ага» — это не только признак возраста, это ещё и признак уважения к человеку! А вы разве знаете Сапара?

— По должности полагается знать. Всех крупных жуликов — как действующих, так и потенциальных. — Начальник побарабанил по столу отёкшими пальцами человека, у которого далеко не всё в порядке с почками или сердцем. — Вполне возможно, что ты, дорогой товарищ, не за ниточку ухватился, а за весь канат, за трос манильский, — знаешь, на флоте такие тросы делают из особой пеньки, в воде сто лет пролежит — не сгинет? Такие-то, брат, дела. Служил я когда-то на флоте, сперва по минной части, потом — баталёром. Да-а… Сапара этого надо взять на мушку, чтоб осечки не вышло.

— Не выйдет, товарищ начальник, не беспокойтесь! Я его немедленно арестую!

— Нельзя сразу, — возразил начальник, думая о чём-то своём и продолжая мягко выбивать пальцами на крышке стола маршевый ритм. — Сапар Сапаром, а золото золотом. Брать его надо с поличным. У границы брать! Только так и не иначе! Понял, почему?

— Не маленький! — сказал Берды. — Шум могут поднять.

— Точно, — кивнул начальник своим потным «арбузом». — Газетёнки за границей и так достаточно верещат о «незаконных» реквизициях большевиков, зачем лишний повод давать, если можно всё умненько сделать.

Начальник допил остатки воды, покачал пустым графином, со вздохом поставил его на место.

— Иди, Акиев, проверяй у своих амуницию, конский состав, — сказал он. — Стемнеет — поведёшь отряд в пески, к границе. Будем ловить Сапара-ага.

— В каком направлении пойдём? — спросил Берды.

— Маршрут уточним позже.

Не успела за Берды закрыться дверь, как в кабинет к начальнику снова заглянул давешний пегобородый посетитель. Он пробыл в кабинете значительно дольше, чем первый раз, и он-то, по существу, и уточнил маршрут отряда.

Оказалось, что Черкез-ишана он разыскивал как единственно знакомого при городской власти человека, чтобы сообщить ему важную новость. Она заключалась в том, что люди Вели-бая вели разговор о том, что на днях границу должен перейти большой караваи с запретным контрабандным товаром. Какой товар — не уточнили. Караван пойдёт тайно. И ещё говорили, называя имя Аманмурада, о переправке «на ту сторону» крупных драгоценностей и золота. Почему не таясь говорили о таких делах при нём? Ну, вероятно, баяр начальник не знает, что по званию он — ходжам и был долгое время учеником ишана Сеидахмеда. Его считают своим человеком и не скрывают ничего, даже предлагали при переброске драгоценностей пойти сторожевым проводником. Нет, он не знает дороги через границу, и им это известно, но они считают, что он живёт бедно, не так, как приличествует ходжаму, и потому хотели помочь заработать приличные деньги. А деньги ему зачем, если он достаточно кормится своим трудом, с хорошего земельного надела, который дала ему и его жене Советская власть! Что заставило его прийти сюда и рассказать о контрабанде? Ну, если баяр начальник не шутит, то он, ходжам, может сказать: пришёл потому, что не желает зла Советской власти и не считает себя вправе молчать, когда кто-то другой собирается сделать такое зло. Он не имел никогда и не хочет иметь ничего общего с теми, кто прячет лицо своё под покровом ночи и творит нечестное. Оставьте их, сказал пророк, пока они не встретили дня, когда поразит их гроза, и в тот день не поможет им их коварство и не найдут они помощи. Власть, продолжал ходжам, всегда от бога, и её нужно уважать и содействовать ей, особенно когда она справедлива и дороги её — прямы. Ибо пророком сказано… Баяр начальник хочет знать день, когда прячущие своё лицо собираются идти за границу? Нет, день они не называли, упоминали только эту неделю. Место перехода? Серахс называли и ещё — Змеиное урочище.

Вот так неожиданно и определился маршрут. И едва махнул вечер лисьим хвостом закатной зари, конские копыта уже коснулись вечных каракумских песков.

Отряд шёл без остановки, пока солнце не поднялось на высоту дерева. Тогда Берды объявил привал и объяснил бойцам, куда и с какой целью они идут. После короткого отдыха отряд разделился на две части. Над одной из них принял командование Дурды и повёл бойцов в засаду — к Змеиному урочищу. Оставшуюся часть отряда Берды решил расположить совершенно в ином районе. Бойцы недоумевали, почему он выбрал именно этот участок, очень неудобный для контрабандистов и потому почти никогда, за редким исключением, не использовавшийся ими. Не знал этого и сам Берды — он действовал не согласно какому-то тонкому расчёту, а скорее интуитивно, однако интуиция его опиралась на солидный опыт борьбы с нарушителями границы и на знание психологии умного, искушённого врага. Для серьёзного дела, требующего максимальной гарантии успеха и минимального количества участников, он сам, будучи на месте Аманмурада, выбрал бы именно такой, наименее подозрительный для пограничников участок.

Ночь прошла спокойно. Безрезультатным был и день, на редкость жаркий даже для летних Каракумов. Счастье, что поблизости оказался старый колодец, солоноватая вода которого отдавала затхлостью и серой, но это была всё же вода, и за неимением лучшей её пили и люди и лошади.

Наступила вторая ночь. До восхода луны она была настолько темпа, что создавалось впечатление, будто сидишь под огромным опрокинутым котлом. В этой темноте трудно было что-нибудь заметить, однако ночь была прекрасным резонатором, и, когда послышался мягкий звук конских копыт по песку, бойцы изготовились и легко обезоружили одинокого всадника — он даже не успел оказать сопротивления.

При жёлтом свете зажигалки, сработанной из винтовочного патрона и сохранившейся, как память ещё с Оренбургского фронта, Берды вгляделся в лицо задержанного, неуверенно спросил:

— Сары?! Ты что тут делаешь, Сары?

Бывшего чабана, кажется, нисколько не смущала ситуация, в которой он очутился, а встреча со знакомым человеком даже обрадовала.

— Салам, Берды-джан! — весело ответил он, — Для меня пески — родной дом, а вот ты когда распростишься с ними?

— Когда в них только овечьи отары да чабаны останутся, — не принял шутки Берды. — Куда направлялся?

— Тебе я, как родному брату, скажу, Берды-джан, Сары никого, кроме баев, не обманывал, да и тех неудачно. За счастьем своим направлялся я, Берды-джан.

— Разве оно спряталось от тебя в эту глухомань?

— Дальше, Берды-джан, на ту сторону границы убежало оно.

— Чужое там счастье, Сары, байское, не твоё.

— Э-э, как знать, под какой колючкой твоя ягода висит!

— Знаем! Где квакает от восторга лягушка, там захлёбывается и тонет тушканчик.

— Тушканчика — уважаю, но я на него не похож! — засмеялся Сары. — Ты только отпусти меня, Берды-джан, и сам убедишься, как я целый конский вьюк чаю оттуда приволоку.

— Значит, надоел тебе честный труд? Решил контрабандистом стать?

— Не был им и не буду никогда.

— Как прикажешь в таком случае понимать тебя?

— Хов, Берды-джан, наше дело не головой покачивать, а ногами шевелить. Вот тебе конь, чистокровный ахалтекинец, сказал мне Аманмурад-бай, вот тебе исправная пятизарядка. Садись на коня и поезжай спокойно, а я шагов на семьсот-восемьсот отстану. Переедем границу — нагружу твоего коня чаем, останешься и с конём и с деньгами, если выгодно чай продашь. Так сказал мне Аманмурад-бай — у меня и голова закружилась от такой удачи.

— Слабая у тебя оказалась голова на байский посул! — сердито сказал Берды, думая о том, что ошибся в выборе места для засады, и ещё не зная, какую удачу сулит ему встреча с Сары. — Советская власть тебе землю вернула, воду дала, а ты норовишь жить по пословице: «На твоих коленях сижу, твою же бороду выщипываю».

— Что мне делать с той землёй, если она сорняком вся заросла? — невесело возразил Сары. — Может, отвык я от кетменя за годы чабанства, а может, потому не везёт, что тягла нет, инвентаря дайханского. Вот и принял предложение Аманмурада — думал, разживусь, мол, деньгами и хозяйство поправлю,