Судьба (книга четвёртая) - Хидыр Дерьяев

А может, Черкез-ишан поступает просто по велению совести, подумала Узук, он ведь очень порядочный человек, Черкез-ишан. Знает, что мы с Берды любим друг друга, и я должна быть около него в его трудную минуту. Должна… А он, значит, не должен?

Узук долго колебалась, несколько раз перечитала записку, словно надеялась между строк найти какой-то определённый ответ. Развернула на кухне узелок и понюхала тарань — она пахла аппетитно. Узук даже слюнки проглотила, представив, с каким удовольствием

Берды будет грызть жёсткую солёную рыбу. Ладно, решила она, схожу, не убудет меня.

Берды сидел на скамье в больничном дворе. При виде Узук просиял, сразу же нахмурился, потом снова заулыбался и. опираясь на клюшку, поднялся навстречу гостье.

— Здравствуй, Берды, — сказала Узук.

— Здравствуй, — ответил он.

— Жив-здоров?

— Жив, как видишь.

— Подживают раны?

— Совсем зажили.

А вот мои раны не затягиваются, невольно подумала Узук, сама их растравляю, как дурочка неразумная. Вслух сказала:

— Да ты садись, Берды, тебе, вероятно, ещё трудно стоять.

Берды ответил, что вовсе не трудно, однако послушался и сел. Присела и Узук на краешек скамьи. Точно так же сидели они во дворе женских курсов в Ашхабаде. Недавно как будто сидели. И разговор сочился такой же неуловимо исчезающей струйкой. Необязательный, пустой разговор. Но сегодня за ним не стояло уже ничего — всё было сказано там, в Ашхабаде, в Полторацке. А может, не всё ещё?..

Берды поинтересовался работой Узук. Она отвечала бесстрастно, по-деловому, хотя на какое-то мгновение захотелось раскрыться, пожаловаться на трудности, спросить совета. Легче было спрашивать самой, чем отвечать, и она задала вопрос, который чаще других слышала и в укоме и в исполкоме, — с басмачами или с контрабандистами была перестрелка.

— Чёрт их поймёт, кто басмач, а кто контрабандист, — сказал Берды. — Из Хорезма скот за границу гонят, из-за границы опиум везут, оружие. Были случаи, грабят население и даже убивают членов аулсоветов. Одни люди замешаны в этих делах или разные — пока ещё не разобрались, по ловим и тех и других.

— Трудная у вас работа, — посочувствовала Узук.

— Нужная работа, — сказал Берды.

— Расскажи, как это всё произошло? — попросила она.

— Как произошло? — Берды задумался.

…Они сидели у начальника отдела по борьбе с контрабандой и бандитизмом. Начальник был немолод, грузен, поминутно пил из горлышка графина воду и обильно потел, любил, как говорится, чтобы к каждому делу своя бумажка была подшита, частенько брюзжал на нерасторопность своих подчинённых и нудно выговаривал им. Но слабости ему прощали за отличные деловые качества. И ещё потому, что знали его как человека исключительно честного, внимательного к нуждам товарищей и готового поделиться с ними последним куском.

Начальник положил перед Берды клочок бумаги и сказал:

— Читай!

Берды, незадолго перед этим закончивший краткосрочные курсы ликбеза, не вдруг одолел бегучую вязь полустёртых строк. Кто-то, обращаясь к неизвестному Сапару-ага, благодарил его за помощь в переходе границы. Писал, что и радуется и сокрушается одновременно, потому что жизнь за кордоном намного дороже и сложнее, чем казалась издали, а люди изворотливы и лживы, не в пример туркменам. Далее корреспондент просил побыстрее, на этой неделе, перебросить за границу то, о чём было условлено, поскольку для большой торговли нужны и большие оборотные средства. В заключение следовали благодарности и заверение, что Сапар-ага в накладе не останется.

Берды прочитал, вытер вспотевший от напряжения лоб и посмотрел на начальника. Начальник тоже вытер лоб большим куском кумача, отхлебнул из графина и посмотрел на Берды.

— Понял, в чём суть?

— Не понял, — сказал Берды. — Где бумажку взяли?

— Случайно взяли, — в голосе начальника прозвучал укор, словно могли получить эти сведения и не случайно, если бы люди порасторопнее были да посмекалистее. — На базаре взяли.

— У кого?

— То-то и оно, что ни у кого. Бумажка есть, а человека пет. Оголец один у растяпы кожу помыл. Постовой заме…

— Кожу? — изумился Берды.

Начальник чертыхнулся.

— С этим жульём, понимаешь, возишься и сам, как блатяга, говорить начинаешь! Ну, бумажник вытащил пацан. Постовой засёк — и за ним. Мальчишку не поймали, но бумажник тот кинул, убегая. Деньги там, конечно, были. Между прочим, две купюры английских фунтов среди прочих. Сами по себе фунты — дело десятое, их не так сложно добыть. А вот в сочетании с этой цедулой смотрятся по-другому. Если меня чутьё не обманывает, тут, товарищ Акиев, большим кушем пахнет, и куш этот мы с тобой можем зевнуть, если не пошевелим как следует мозгами.

— Как шевелить? — сказал Берды. — Тут одни дырки и ни одной затычки. Что собираются переправлять? Где будут переходить границу? Кто такой Сапар-ага? У русских на сто человек двадцать Сергеев, у нас — столько же Сапаров.

Начальник с вожделением посмотрел на графин с водой, протянул было руку, но сдержался.

— Десять нам не надо, — шумно вздохнул он и утёрся своим кумачом, — нам один Сапар-ага нужен.

— Где же его взять, одного?

— Думай, хлопец, думай. Обязаны взять, иначе грош нам цена в базарный день.

Рослый средних лет человек с окладистой пегой бородой заглянул в дверь, поздоровался.

— Кого требуется, приятель? — спросил начальник.

— Ишан-ага нам требуется, — ответил пегобородый.

— Адресом ошибся, любезный, в мечеть тебе надо идти, у нас ишанов не имеется, — начальник всё же не выдержал, отхлебнул из графина.

Пегобородый подождал, пока он напьётся, степенно пояснил:

— Черкез-ишан нужен.

— Так бы сразу и говорил, — сказал начальник. — Черкез, мол, Сеидов нужен. А то — «ишан-ага»! В нар-образ иди, товарищ, там найдёшь своего Черкеза.

Пегобородый поблагодарил и ушёл.

— Товарищ начальник! — встрепенулся Берды. — А что если на базаре через глашатая объявить: нашёлся бумажник с деньгами, просим хозяина явиться, а?

— Глубже пахать надо, товарищ Акиев, глубже. Вершка на три с половиной, а то и на все четыре, — усмехнулся начальник мягким безвольным ртом. — Объявляли уже. Глашатай пупок надорвал от крика.

— Никто не явился?

— Они, брат, не глупее нас с тобой, на такую приманку их вряд ли возьмёшь.

— Бумажник когда подобрали — в начале базара или вечером?

— Не вижу разницы.

— А я вижу! Если вечером, то человек, у которого вытащили бумажник, может быть и посланием из-за границы и Сапаром-ага, скорее всего — последним, потому что дело — спешное, да и такие записки не очень приятно при себе носить. А если всё произошло утром, то наверняка Сапар-ага не получил весть. Значит, и беспокоиться нам нечего, никто не пойдёт за кордон.

— Однако думаешь ты, парень, — одобрил начальник, — котелок варит. Давай твою версию разрабатывать. Предположим, это я потерял письмо. Поскольку содержание его мне известно, я иду и на словах передаю тебе, так, мол, и так.

— А я не поверил! — живо возразил Берды. — Речь не о двух баранах идёт, тут на слово верить не приходится. Особенно если вспомнить, как написано в письме о тамошних людях: лживые и изворотливые, значит, обмануть норовят.

— Что ж, резонно.

— Как по-вашему, что именно должны за границу передать?

— Утверждать пока ничего не могу. Когда аульные баи уходят за рубеж, они всё своё с собой волокут и тысячные отары гонят. Городские поступают иначе — уходят через границу порожняком. Почему? Да потому, что боятся, что, польстившись на большой куш, собственный проводник ограбит, а то и прирежет по дороге. Имущество своё, обращённое в золото, драгоценные камни и валюту, они оставляют доверенному лицу. Наш случай похож именно на это, и, значит, следует ожидать, что переправлять будут груз не слишком объёмный, но весьма ценный. Мы не можем допустить, чтобы наше советское золото уплыло за границу. Да и валюта пригодится — хозяйство, порушенное войной, восстанавливать надо или не надо?

— Надо.

— Вот то-то и оно, что надо. И оросительную систему по всей Средней Азии надо копать. Чем копать?

— Лопатой.

— Лопата, она, конечно, штука добрая и верная, да только нужны и машины — экскаваторы всякие и другие. Сами мы их пока не делаем, у иностранных фирм покупаем. По-твоему, все эти чёртовы «Бьюсайрусы» и «Менки» даром капиталисты отдают? Как бы не так! Полновесное золото им подавай! А золото у нас из-под носа всякие прохиндеи тащат. Вот так-то, друг Берды, товарищ Акиев. Ты человек местный — давай соображай, кто из местных богатеев может быть замешан в эту петрушку. А соображения насчёт того, что письмо, мол, не передали по назначению, давай-ка снимем с повестки дня как вопрос несущественный и отвлекающий.